Любопытное искусство. Самые странные, смешные и увлекательные истории, скрытые за великими художниками и их шедеврами — страница 23 из 27

Обрезанные ногти и счета за телефон: капсулы времени Энди Уорхола

Смысл не в том, чтобы жить вечно. Он в том, чтобы создать что‐нибудь, что будет жить вечно.

Энди Уорхол, художник

«Что вы можете сказать про свои капсулы времени?»

«Мне нравится запечатлять себя, – объяснил он. – Чтобы что‐то говорило “Вот какой я есть”, даже если по факту я уже совсем другой человек…»

Хариет Рейтер Хэпгуд

Я фанатела от подкастов задолго до того, как начала вести свой, заслушивая до дыр «Fresh Air» и «Wait! Wait! Don’t Tell Me», а еще «Pottercast» – первый подкаст, посвященный Гарри Поттеру (да, я странная). Но моим фаворитом была и остается «Эта американская жизнь» Иры Гласса. Я знаю, что это никого не удивит, так как данная программа уже давно известна и всеми любима, но был в ней один фрагмент, который запомнился мне особенно. В нем рассказывалось о колоссальной работе, проделанной группой людей из Питтсбурга: они создали каталоги огромного числа капсул времени – 610, если быть точной. Само по себе это число, а также тот факт, что есть люди, работой которых является изучение настоящих капсул времени, были достаточно занятными. Но еще больше меня поразила другая интересная деталь: все эти капсулы были созданы одним человеком, и это был не просто кто‐то с улицы. Одержимым создателем капсул оказался не кто иной, как Энди Уорхол (1928–1987).

Как искусствовед и добросовестный куратор, я была заинтригована (но ни капли не смущена) тем, что не знала о капсулах времени Энди Уорхола, и да, сам художник называл их именно так, хотя по факту они совсем не похожи на капсулы времени в обычном понимании – прочные контейнеры, закопанные у кого‐то на заднем дворе. Мое незнание оправдывается тем фактом, что об этих капсулах в принципе знали лишь немногие люди – в основном помощники художника.

Страсть Уорхола к собиранию и хранению вещей, по сути, была тайной при его жизни.

Может показаться, что эти капсулы не представляют особого интереса для поклонников поп‐арта Уорхола, но на самом деле все совсем наоборот: в совокупности эти 610 капсул можно считать странной и громоздкой, но все же работой одного из самых прославленных и неординарных людей в современном искусстве.

Трудно представить мир без Энди Уорхола. Он считается одним из двух самых влиятельных и популярных художников ХХ века наряду с Пабло Пикассо. Как и Пикассо, он крайне узнаваем: назовите любому прохожему имя Энди Уорхола, и он, вероятно, сразу же вспомнит одну из его культовых работ вроде ярких шелкографических полотен с Мэрилин Монро или Джеки Кеннеди или не менее популярных картин с банками супа Campbell`s; может, он даже вспомнит самого художника – светловолосого хипстера в черной одежде и солнцезащитных очках. Этот человек оказал значительное влияние не только на мир изобразительного искусства, но и на многое за его пределами, вдохновив музыкантов, режиссеров, модных и графических дизайнеров. От Уорхола никуда не деться, но мы и не хотим этого. Фиби Хобан, биограф Жан‐Мишеля Баския (протеже Уорхола), писала: «Для большинства студентов факультета искусств Уорхол был седовласым Волшебником страны Оз, а его знаменитая карьера – священным Граалем».

Многие поклонники Уорхола сходят с ума по его белому парику, а также по загадочности, эксцентричности и гламуру «Фабрики» – его ультракрутой студии художников и эстетов, которая постоянно была до краев заполнена серебристой фольгой, моделями героинового шика[34] и наркотиками. Но начинал Энди Уорхол достаточно скромно по сравнению с тем образом жизни, который он вел после своего стремительного взлета. Эндрю Уорхола – такое имя получил будущий художник при рождении – появился на свет 6 августа 1928 года в Питтсбурге, и, хотя сам Энди родился в Америке, низкое положение родителей‐иммигрантов значительно повлияло на него. Они переехали из Словакии еще до рождения Энди и сохранили очень прочные связи со своими корнями – по сути, семья Уорхола специально выбрала поселиться в Питтсбурге, известном центральном анклаве иммигрантов из Восточной Европы. У юного Энди это, вероятно, вызывало противоречивое чувство принадлежности – да, он был американцем, но не то чтобы полностью, в силу своих семейных связей.

Это ощущение отчужденности не покидало Уорхола на протяжении большей части его детства и усиливалось приступами тяжелой болезни. В 1936 году – в возрасте восьми лет – мальчик заразился хореей Сиденгама, также известной как «пляска Святого Вита», – редкой и иногда смертельной болезнью нервной системы, вызывающей непроизвольные движения конечностей. Во время первого обострения он был прикован к постели в течение нескольких месяцев, и подобные периоды вынужденной изоляции продолжались на протяжении всей юности будущего художника. Естественно, это создавало дистанцию между Энди и остальными детьми в школе, поскольку он пропускал значительную часть школьного обучения (также, вероятно, это способствовало развитию у Уорхола страха перед врачами и больницами, который в более позднем возрасте перерос в тяжелую ипохондрию).

Однако не все было так плохо. Превозмогая свою болезнь и чувство одиночества, Энди глубоко привязался к матери, которая передала мальчику любовь к искусству и научила его рисовать, чтобы ему было чем заняться, лежа в постели.

А еще мать подарила молодому Энди его первую камеру, в результате чего рисование и фотография стали двумя самыми большими увлечениями юного Уорхола и в конечном счете оказали огромное влияние как на его жизнь, так и на историю искусств.

Энди Уорхол занимался искусством всю свою молодость, что привело его в Технологический институт Карнеги (ныне Университет Карнеги – Меллона), который он окончил в 1949 году по направлению «Дизайн». Вскоре после окончания учебы Энди переехал в Нью‐Йорк (сердце послевоенного мира искусства), чтобы начать карьеру и построить свой личный образ – элемент, важность которого со временем будет только расти. Одной из первых вещей, которые он сделал по прибытии, было изменение фамилии с «Уорхола» на «Уорхол». Это и стало началом работы над тем самым культовым образом Энди Уорхола.

Лучшие друзья навсегда: Уорхол и Баския

Энди Уорхол и Жан‐Мишель Баския – это самая крутая и необычная пара в истории искусства: их странная дружба до сих пор вызывает интерес и является предметом обсуждений. Легенда гласит, что два художника впервые встретились, когда молодой и нищий Баския в 1979 году сорвал деловой обед Уорхола и искусствоведа Генри Гельдзахлера. Баския случайно заметил Уорхола и, будучи его давним поклонником, ворвался в ресторан, чтобы попытаться продать Уорхолу открытку с одной из своих работ. Гельдзахлер был возмущен, а вот Уорхол поддался на уговоры, став одним из первых коллекционеров работ Баския. После того как Баския был представлен на «Фабрике» Уорхола в 1982 году, они стали почти неразлучны, и каждый из них извлекал пользу из энергии и идей другого. Благодаря наставлениям и связям Уорхола Баския вырос из подающего надежды граффити‐художника до создателя некоторых из самых дорогих произведений искусства, доступных сегодня на аукционах (работы Баския суммарно принесли почти столько же, сколько работы его звездного приятеля). Что же касается Уорхола, то он к 1980‐м годам давно перестал рисовать вручную, но энергичная манера работы Баския вдохновила его вновь вернуться к живописи, что вылилось в плодотворный и значительный этап его поздней карьеры.

Первоначально Уорхол работал над рекламой – причем весьма успешно, создавая отмеченные наградами работы для таких журналов, как Glamour, ставший, кстати, его первым местом работы.

Но по мере того как 1950‐е годы подходили к концу, Энди начал уделять больше внимания живописи, и в начале 1960‐х годов он дебютировал со своей новой концепцией: поп‐артом, направленным на создание высокого искусства через изображение обычной продукции массового производства. В 1962 году в лос‐анджелесской галерее Ferus он выставил серию из тридцати двух картин, детально изображавших банки супа Campbell`s. В довершение все холсты Уорхола были выстроены в ряд на полке, тянувшейся вдоль всей галереи, что придавало помещению вид и атмосферу продуктового магазина. Нам, живущим пятьдесят лет спустя – а тем более тем, кто родился уже после рассвета Уорхола, – сложно понять ощущения, которые эти работы вызвали у всего мира искусства, и как они стали частью культурного опыта того времени. Но в 1962 году это было нечто. Зачем живописцу посвящать свое время изображению чего‐то столь обыденного, массового и обычного? Энди Уорхол буквально жил и дышал этой чудесной, сбивающей с толку концепцией, намеренно создавая мешанину из популярной культуры, средств массовой информации и традиционных методов изобразительного искусства, и все это – не без доли иронии. Например, в 1964 году он с помощью плотников и нескольких помощников, работающих на сборочной линии, воспроизвел коробки для мыла Brillo и сделал это настолько точно, что его фанерные копии полностью сбили с толку публику, которая думала, что перед ней просто большая партия мыла. Когда зрители поняли, что эти репродукции Brillo следует считать Искусством с большой буквы, некоторые из них пришли в ярость.

Ладно, я не первая и, конечно, не последняя, кто это признает, но вы, должно быть, в курсе, что мир искусства иногда может быть немного элитарным. На протяжении долгого времени, особенно до середины XX века, целью искусства было прославление или украшение человеческого существования. Искусство должно было быть трансцендентным, ведь это одна из тех вещей, которые отличают нас, людей, от других земных созданий, не так ли? Так почему же Энди Уорхол стремился разрушить искусство таким образом?