Его рука крепко сжимала мою. Я тоже сжимала его руку. Она была большая, теплая и уже не дрожала. Я чувствовала, как его грудь приподымает и натягивает одеяло. Дышал он глубоко и часто. Время от времени по всему его крупному телу проходила дрожь, он задерживал дыхание, чтобы ее унять, а потом глубоко вздыхал. Я убрала руку с его лба, но он тут же положил ее обратно. Под одеялом я согрелась, постепенно меня охватило волнение. Я словно теряла ясное представление о том, кто лежит со мной рядом, и меня это словно бы и не интересовало, просто меня волновало исходящее от него тепло и то, что я держала его руку, гладила его лоб, что я была рядом. Я изо всех сил сжала его большую твердую руку. Мои пальцы скользнули по его лбу, глазам, носу, губам... Я заметила, что рука у меня дрожит. Внезапно мне стало грустно, не знаю, кого я жалела — его, себя или что-то, чего у нас не было. Слезы потекли из глаз, я лежала и беззвучно плакала. Жалость все больше разбирала меня, я просто оплакивала себя и пришла в такое смятение, что меня по-настоящему затрясло. Я обняла его, уткнулась лицом ему в грудь и отчаянно разрыдалась. Почувствовала, как рука его крепко меня обняла. Он приподнял мою голову и стал целовать мое мокрое лицо. И шептать, что любит меня. Я начала успокаиваться, и к этому спокойствию примешивалось неясное ощущение счастья. Грудь моя освобождалась от слез, мной овладевала странная беззаботность. Я прижималась к нему и целовала его.
Всю ночь мы не смыкали глаз. Только к утру, когда сознание мое стало мутиться от волнения и усталости, я уснула.
Он ни о чем со мной не говорил. Только повторил тысячу раз, что любит меня.
Здесь я прерву первый рассказ Ирины, потому что самое важное уже сказано. Необходимо только добавить, что на другой день Стефан ушел и увиделись они снова дней через двадцать. Он приехал в то село, куда эвакуировалась ее семья, и так как выдумка Стефана об их тесной дружбе успела к этому времени превратиться в чистую правду, они чувствовали себя перед Ирининой мамой немного неловко. День они чудесно провели в рощице над селом. Был уже март, снег растаял, солнце пригревало, и они радовались солнцу и своей молодости. И о многом друг другу рассказали. Видимо, уже было решено привлечь Ирину к работе в подполье, потому что Стефан разговаривал с ней значительно откровеннее, чем раньше. Только тогда она узнала, что произошло в тот день, который предшествовал первой самой важной в ее жизни ночи. Если говорить коротко, в тот день Стефан убил двух человек.
Одного — провокатора — выполняя задание. А так как его стали преследовать, при перестрелке он убил еще и агента в штатском. Перепрыгивая через какой-то забор, он выронил свой пистолет. Убивать ему пришлось в первый раз, хотя в своей боевой группе он долго готовился к подобным действиям. Потому Стефан и появился у Ирины в таком необычном состоянии. Но, как уже было рассказано, для них все кончилось хорошо или, по сути дела, все лишь тогда и началось...
ГЛАВА XII
Теперь, когда вы знаете о письме Ирины и прочли про этот первый серьезный эпизод в ее биографии, вы поймете, что все, окружавшее меня в доме отдыха, я воспринимала совершенно по-особому. В сущности, я словно жила в каком-то ином мире, в котором дом отдыха точно переместился в мир Ирины или Ирина перенеслась в дом отдыха. От этого образовалась довольно интересная смесь, которую я с удовольствием время от времени потягивала, чтобы поддерживать свое настроение на нужном уровне. Получилось такое у меня впервые в жизни — просто благодаря стечению обстоятельств.
Правда, мне было немножко неудобно показываться на глаза человеку с усами, так называемому Стефану. Не только из-за глупого разговора, после которого я сбежала, а еще и потому, что, когда он постучал в мою дверь, он мог услышать, как я плачу.
После слез всегда становится легче. И у меня отлегло от сердца, я уснула, а когда проснулась, перечитала письмо Ирины и многое обдумала. От вечернего настроения не осталось и следа, мне казалось теперь, что его и быть не могло. Я уже другими глазами смотрела на торжество в честь архитектора, ничто меня не раздражало, а наоборот, мне было смешно. Должно быть, поэтому я стала испытывать чувство некоторого превосходства над этими «мужчинами среднего возраста». Они все до одного хотели мне понравиться, мне, ничтожной девчонке, только потому, что я была очень молода и, вероятно, до известной степени привлекательна. Короче говоря, еще немного — и я готова была бы на какое-нибудь озорство. Мне хотелось посмеяться над всеми этими дяденьками. Но я не знала как, да и игра не стоила свеч. Думаю, что меня не следует судить особенно строго за подобные мысли, вы ведь и сами должны признать, что сопоставление было явно не в пользу здешнего общества: с одной стороны, Ирина с ее таинственным Стефаном и, с другой — Стефан № 2 и компания.
Я нарочно опоздала на завтрак. Когда я спустилась в столовую, было уже десять часов. Там было пусто, и завтрака мне не оставили. Очевидно, директор решил со всей строгостью применять правила внутреннего распорядка и по отношению ко мне. Но я мнительна и подумала, что он, наверное, не слишком доволен моим вчерашним поведением. Хотя, как вы знаете, я изо всех сил старалась держаться со всеми вежливо и приветливо.
Мне совершенно не хотелось есть, собственно, потому я и опоздала, но тут я почувствовала себя забытой и обиженной. Вот что значит не иметь характера!
Я решила пойти в горы. Кроме шумов на кухне, в доме отдыха не было слышно никаких признаков жизни. Может быть, господа отдыхали после вчерашних торжеств или у них были какие-то неизвестные мне занятия.
В организации моего побега из дома было только одно упущение: я не взяла с собой подходящей обуви. Но если пожертвовать на развитие туризма в Болгарии те туфли, в которых я была, на худой конец они тоже годились.
Я вышла на освещенную солнцем поляну перед домом. Из леса тянуло холодом, а горы, хоть и сверкали на солнце, выглядели снизу пустынными и надменными. Мне надо было самой составлять себе компанию. А в то утро я занималась этим уже более чем достаточно.
Если бы поляна не была покрыта травой, я начертила бы себе классики и поиграла бы в одиночку. Но так... Я огляделась вокруг в полном отчаянии. И тут у меня мелькнула странная мысль. Я решила позвать на прогулку Стефана № 2. Это желание трудно объяснить, но, видно, если разговор остается неоконченным, испытываешь чувство, будто не сведены какие-то счеты.
Я постучала в его дверь, он тут же откликнулся. Я заглянула в комнату и вежливо улыбнулась. Стефан сидел с отсутствующим видом перед пишущей машинкой.
— Приглашаю вас на прогулку, — сказала я. — Если хотите.
Такое приглашение не может не взволновать, но Стефан воспринял его как нечто вполне заурядное и тотчас согласился.
Вскоре он уже вел меня по крутой тропинке прямо к хребту, делая вид, что не замечает, как я запыхалась. Сердце у меня готово было выскочить, и самое удивительное, что удары его превращались в цветные круги, всплывавшие один за одним у меня перед глазами.
Остановились мы у каких-то скал и спрятались за ними, потому что поднялся ветер.
— Здесь наверху всегда ветер, вам надо беречься, вы ведь слабенькая, — сказал Стефан.
Это было сказано покровительственно, и совсем уж по-отцовски прозвучало, что я слабенькая. Я ничего не ответила. Меня снова стало разбирать любопытство, и я решила: пусть говорит все, что хочет, а я буду помалкивать. Все-таки, взглянув на него, я не утерпела:
— Усы нынче носят в комплекте с бородой.
Он задумчиво посмотрел на меня и ответил очень серьезно:
— Вероятно, вы правы... Или отпущу бороду, или сбрею усы. Сегодня решу.
Конечно, он валял дурака и издевался надо мной. Но я не стала обижаться.
Мы полезли дальше.
— Дайте мне руку, а то вам будет трудно, — предложил он. — Дальше еще круче.
Я согласилась — почему бы нет?
Действительно, мы двигались теперь вверх легко и быстро, я прямо возносилась, затрачивая минимум усилий. Видно, он был очень сильный или я была очень легкая — какие-то сорок восемь килограммов. Так или иначе, мы скоро дошли почти до самого хребта.
— Еще чуть, и увидим Софию, — сказал Стефан.
— Вот уж не жажду, — выпалила я.
Он посмотрел на меня удивленно. Потом сказал:
— Все равно ее почти не будет видно. Туман.
Так и оказалось. Любимая столица была укутана грязно-серым одеялом, и было занятно смотреть, как кое-где, точно белые призраки, выплывают отдельные здания.
Мы сидели рядом, и так как укрыться от ветра было негде, нас здорово продуло. Он набросил мне на плечи свою куртку, и я прижалась к нему. С этим человеком можно было не разводить церемоний.
— У вас, наверное, есть какие-то особые причины не любить Софию? — спросил он.
— Нет... Просто надоедает жить на одном месте... И потом важно, что́ тебя привлекает, что́ — отталкивает. Я не раскладывала всего по полочкам, но, видимо, вернее всего будет сказать, что мне здесь надоело. Разумеется, если со мной в этом городе случится что-нибудь необыкновенно приятное, я его, может быть, и полюблю...
— Значит, у вас все продумано?
— Нет... Я сейчас только выдумала.
Помолчали. Потом он взглянул на меня, а я на него, и мы улыбнулись.
— А что же это за третья причина? — спросил он.
Я не поняла, что он имеет в виду.
— Какая причина?
— Третья... Помните конец нашего вчерашнего разговора? Перед тем, как вы ушли с... юбилея.
— А... вспомнила. Только вы тогда были не слишком любезны.
— Верно... Но ведь я потом сразу подошел к вашей комнате и извинился... Так какая же третья причина?
— Моего нахальства? — спросила я мстительно.
Он схватился за голову в знак глубокого раскаяния.
— Ладно, — сказала я. — Бог с вами. Никакой третьей причины нет. Просто компания меня разозлила.
Конечно, я наврала, дело было не в этом, но попробуй объяснить!