Понимаешь, девочка, есть две неприятельские армии, противостоящие одна другой. Ты солдат одной из них. Другие для тебя враги... И все вопросы отпадают!
Как я уже сказала, мое пребывание в доме отдыха проходило для меня под знаком Ирины. Я убеждена, что каждый человек в какой-то момент своей жизни должен отойти в сторонку и хорошенько оглядеться, всмотреться в себя самого. Хотя можно испытывать самые серьезные опасения и даже страх перед тем, что ты увидишь, я думаю, что каждому необходимо время от времени всмотреться в себя. И не в том смысле, русый ты или темноволосый, толстый или тощий, а в настоящем — что у тебя внутри, у тебя в голове, что в тебе происходит. И уже в зависимости от этого решать, как жить дальше. Конечно, это нелегко, и, наверное, надо быть очень умным и толковым, чтобы проделывать это с пользой. Потому что можно всматриваться в себя сколько угодно, но, если у тебя не хватает ума увидеть себя такой, какая ты есть, будет ли прок от этого занятия? Я говорю так, чтоб показать, что я не страдаю излишней самоуверенностью и совсем не убеждена, что все оцениваю правильно. Откровенно говоря, по-настоящему светлое пятно во всем, что я до сих пор рассказала о себе, было, по-моему, только одно — это эпизод с мальчиком Стефаном и девочкой Ириной. Дело в том, что этот эпизод имеет продолжение, в котором я принимаю самое непосредственное участие, и даже, выражаясь современным языком, во всей этой истории я взяла на себя определенную ответственность... Но лучше рассказывать по порядку.
На следующий день, под вечер, выполняя свою угрозу, заявились мои приятели. Разумеется, они разыграли целую комедию: как они обошли всю Витошу, как искали меня во всех домах отдыха и турбазах подряд. Я сделала вид, будто им верю, потому что, в конце-то концов, мне было безразлично, как они добрались сюда, раз уж они здесь. К тому ж я не могла выразить вслух недоверие к собственному отцу. Ясно было, что он выдал меня, руководствуясь лучшими чувствами, желая внести разнообразие в мое печальное существование — именно так ему представляется, вероятно, моя жизнь в доме отдыха.
Ему, конечно, и в голову не приходит, что я живу здесь, исполненная самых светлых мыслей об Ирине, несмотря на то, что произошло недавно. Он вообще убежден, что я змееныш со злым языком, он и знать не знает, что на самом деле я не злая и не вздорная, что я, может быть, нежная и любвеобильная, только до сих пор у меня не было случая показаться ему в этом качестве. Да и, честно говоря, до сих пор никто не видел моей нежности и дружелюбия, кроме Ирины в последние два года перед ее отъездом и, быть может, мальчика Стефана, но там у моей нежности был чисто профессиональный характер, и вообще лучше не слишком углубляться в эту историю...
Мой приятель Миладин, мягко выражаясь, тощ, как саха́рный верблюд, из одногорбых, если не считать вторым горбом его нос, поскольку он находится впереди. При этом рост моего друга намного выше нормы, и потому ему трудно держать в выпрямленном состоянии свой хребет. А так он почти столь же добродушен, как вышеназванное животное, очень терпелив, и единственный его недостаток — он слишком много говорит.
Вместе с Миладином явились два других моих приятеля — Петрун и Никола. Петрун — красивейший парень, и не будь он так молчалив, начисто лишен фантазии и потрясающе ленив, он мог бы мне понравиться и я б зачислила его в нечто большее, чем просто приятель. Совсем неплохо иметь при себе красивого мальчика, привлекающего взгляды других девиц, а ты знай водишь его с собой в виде украшения и для рекламы собственной персоны. Так-то оно так, но у этого невероятного лентяя лень подкрепляется даже особой теорией, и все его очарование пропадает. Но в компанию он годится. Во всякой компании обычно бывают исполнители и зрители. Каждая из этих пород должна быть представлена по крайней мере одним экземпляром. Вообразите себе компанию, состоящую только из исполнителей, у каждого из которых есть излюбленные номера. Если у них не будет публики, они попросту съедят друг друга, между ними возникнут серьезные свары на почве чисто творческой зависти. Если же находится хоть один зритель, который работает одновременно за публику, общественное мнение и клаку, тогда все в компании идет как по маслу, настроение превосходное, и спектакли проходят на высоком уровне. В нашей компании неизменный зритель — это Петрун, лентяй, который тем не менее может без устали смеяться и выносить любые спектакли и капризы.
Никола — натура поэтическая, он что-то пописывает, кажется, даже печатался, хотя он это скрывает. Между тем он выбрал себе самую что ни на есть прозаическую профессию — поступил на факультет экономики транспорта. Внешне наш Никола — мальчик плотненький и кругленький, можно подумать, что он сын мясника, так он здорово откормлен, но душа у него, наверное, очень нежная, раз он пишет стихи. Даст бог, обрадует нас когда-нибудь книжицей, и я смогу при случае небрежно сообщать, что у меня есть знакомый поэт, смогу гордиться своим товарищем, как принято говорить.
Я повела их гулять в лес.
— Мы подумали, что ты получила наследство и ринулась за ним, — сказал Миладин. — Мы запланировали две оргии в счет этого наследства. А ты, оказывается, сбежала в горы. Что ж ты не свистнула? Кто-нибудь из нас тоже мог бы...
— На что вы мне? — спросила я.
— Не порывай связей со своей средой и с жизнью, девочка, — подал голос толстый поэт Никола. — Это признак высокомерия. А у нас уже осуществлено социальное равенство и задирать нос никому не позволено.
Я остановилась, повернулась к ним и оглядела их всех по очереди.
— Так вы для этого явились? Чтобы читать мне мораль?
— Нет, — сказал Миладин. — Мы пришли, потому что мы тебя любим.
— Мне это без надобности.
— Я тебе уже объяснил: тебе это, может, и не нужно, а нам нужно кого-нибудь любить.
— Ну-ну, — ответила я. — Тебе есть кого любить.
— Уже нету. Никого, кроме мамы и папы. Меня бросили. Сказали, что я слишком длинный и чтоб я поискал себе баскетболистку... А они подобрали себе нечто по росту... Ты знаешь, она теперь встречается с одним стариком лет за тридцать. Почему вы все стремитесь к пожилым, можешь ты мне объяснить? Это какой-то комплекс. Вы боретесь со своим комплексом неполноценности, заводя шашни с пожилыми. Серебро в бакенбардах им понадобилось!
— Ко мне это не относится. Как видишь, я провожу время с такими, как вы, у которых молочные зубы не выпали.
— Почему же, есть и один с крылышками. Тот, который все летает, — вставил Никола.
Петрун засмеялся.
Я возмутилась:
— Во-первых, ему ровно двадцать шесть. И во-вторых, я, по-моему, уже сказала: эта тема не подлежит обсуждению. Ясно?
И посмотрела на них с сожалением.
— Посыпаем головы пеплом, — сказал Никола, присел и высыпал себе на голову горсть сосновых иголок.
В лесу начало смеркаться. Послышался колокол дома отдыха. Директор проявлял обо мне трогательную заботу.
— Мы проводим тебя, — сказал Миладин.
— Не хочу, — ответила я. — Как же я оставлю вас в лесу — вдруг вас серый волк съест?
— Мы подождем тебя около дома.
— Ни к чему.
Мы нашли приятную полянку и уселись в круг. Только Петрун остался стоять.
— Садись, — сказала я.
— Нет.
— Почему?
— Потом будет трудно вставать... Лень.
— Слушай, почему ты такой ленивый? Ты знаешь, я все эти дни об этом думаю: почему ты такой ленивый? Ты добром не кончишь, попомни мои слова.
Петрун почесал себе лоб. Сделал вид, что думает. И именно тут я в первый раз услышала его теорию.
— Видишь ли, в чем дело, уважаемая Мария. Ты — работяга. Насколько мне известно, своим шприцем ты уже кое-что зарабатываешь. Неважно, что ты зарабатываешь на чужих несчастьях. Это меня не волнует, да и должен же кто-то помогать людям. Тем более что на твои скромные средства я уже выпил по крайней мере три бутылки «Плиски»... Но не все могут быть работягами. Да в этом и нет необходимости. Дело просто в генетическом коде. Лень во мне закодирована, и никто не имеет права меня упрекать, а я не имею права протестовать против своей судьбы. С другой стороны, общество закодировано таким образом, что для лентяев вроде меня всегда найдется теплое и тихое местечко, которое не будет оскорблять их чувство собственного достоинства. А у меня это чувство, опять-таки в соответствии с моим генетическим кодом, сильно развито... Такие-то дела!
— Чудеса! — воскликнул Миладин. — Сколько умственной энергии было сейчас израсходовано! Послушай, Перун, ты за всю свою жизнь не высказывал столько мыслей. Не меньше шести!
Миладин называл нашего красавца друга Перун — как того бога предков. Оттуда, мол, и происходит — «красив как бог». Перун, красивый как Петрун.
— Красивый и ленивый, — сказала я. — Хуже комбинации не придумаешь.
—Красивые имеют право и на это, — сказал поэт. — Лень — это привилегия.
Петрун с очень довольным видом покачивал головой.
— Да, но из-за лени, — сказала я, — он не пользуется успехом у девушек...
— Он тоже любит тебя, — заявил Миладин.
— Спасибо, — поклонилась я. — Только мне непонятно, почему это вы все меня любите... Может, объясните? Очень любопытно было бы услышать.
Наступило молчание. Они серьезно задумались над моим вопросом.
— Как отвечать? — спросил Миладин. — По очереди?
— Можно и в виде общей беседы.
— Видишь ли... — сказал Миладин, — каждый всю жизнь ждет, что он встретит кого-то... единственную женщину. Понимаешь, единственную! Но она не появляется. Ты можешь целыми днями обходить софийские заведения, и все равно ее не найти. Где ее искать? Ты можешь нам это сказать? Все они одинаковы. У всех единый национальный способ мышления: если я с кем-то буду встречаться, что я от этого буду иметь?
— Ты собирался говорить обо мне.
— Я это и делаю. С тобой все по-другому. Вопрос не ставится: я — тебе, ты — мне. Ты, так сказать, табу, ты далеко от нас, хоть мы и видимся каждый день. И ты хороший друг, и ты мне симпатична, почем я знаю отчего, ты ведь не можешь мне это запретить! Одним словом, люблю тебя, и дело с концом. Если тебе нравится такое объяснение.