— Я всё отдам тебе, — Лера так сжала губы, что они стали такими же белыми, как её лицо, — а ты спасёшь мою мать.
Вот так вот! Всё правильно, эта девочка интуитивно понимала, какие слова, когда произносить, чтобы вернее добиться своего. Спасёшь — ни больше, ни меньше.
Некоторое время Максим спокойно смотрел на Леру и, не дождавшись продолжения, невозмутимо спросил:
— И как, по-твоему, я должен буду это сделать?
Он кивнул подошедшему к ним официанту — всё, уходим. Поднявшись из-за стола, посмотрел на Леру. Та тоже встала, хмыкнула и снова сделала неуловимое движение плечами:
— Не знаю. Но Костик сказал, что ты придумаешь. Такие, как ты, всегда что-то придумывают.
И, не оглядываясь, пошла к выходу.
Дмитрий Сергеевич вдруг широко открыл глаза и начал хватать ртом воздух. Дотянулся рукой до выключателя, и спальня осветилась неярким светом прикроватного бра. Когда приступ удушья прошёл, подумал, что такое случилось впервые — за здоровьем он тщательно следил и в свои сорок четыре избежал большинства проблем, от которых страдали многие друзья и знакомые. Если бы не нервы. Нервничал Дмитрий Сергеевич мучительно и долго, уходя в себя и стараясь, чтобы никто ничего не замечал.
Накануне вечером позвонил Геннадий Борисович и каким-то отстранённым тоном сообщил, что Корнеева выпустили из СИЗО, он забрал свою машину со штрафстоянки и поехал дальше. С ним ли Лера, неизвестно, но охранник стоянки видел, что тот в машине был не один.
Они договорились встретиться с Широковым сегодня в обед. Надо что-то решать.
Встав с постели, Самойлов накинул халат, ополоснул в ванной лицо и прошёл в кабинет. Половина третьего утра. Как бы это в привычку не вошло, не спать через ночь. Но уснуть сейчас вряд ли получится, мысли уже потекли полноводной рекой, не остановишь.
С Широковым он познакомился около года назад на выставке в Экспоцентре. Тот сам подошёл к Дмитрию Сергеевичу после конференции, в демо-зоне, куда все переместились протестировать новое приложение банка «ФинКапиталГруп», где Самойлов когда-то начинал работать простым юристом. Попросил визитку. Через несколько дней пригласил пообедать. Потом они встретились уже с жёнами на каком-то мероприятии. А дальше как-то само собой так получилось, Геннадий Борисович предложил использовать банк их финансовой группы для проведения оплат по госконтрактам. С одним маленьким нюансом.
Дмитрий Сергеевич отрывисто вздохнул и почувствовал, как сдавило левую половину груди. Помассировал. Вспомнил вдруг, что так же сердце зашлось у него, когда, ещё счастливый муж и отец, он услышал не предназначавшийся для его ушей разговор.
Вернувшись в тот день чуть раньше обычного и переодевшись, Дмитрий Сергеевич пошёл в столовую, откуда доносился весёлый смех играющей четырёхлетней Леры. Но в комнату зайти не успел, услышал вопрос Ангелины, заставивший его остановиться.
— Ну и зачем ты тогда вышла за него замуж?
И равнодушный ответ Кристины:
— Отца не хотела расстраивать… он так мечтал о внучке… ты же знаешь. А папа считал Диму подходящей кандидатурой.
Они замолчали. Дмитрий не шелохнулся, понимая, что разговор идёт о нём и ещё не окончен. Но то, что он услышал дальше… вот тогда у него впервые и сдавило грудь. Кристина всегда была немного холодной, погружённой в себя, он считал это особенностью её характера, ну вот такая она, его жена, вечно о чём-то думает, будто в облаках витает. А оказалось… просто считает его подходящей кандидатурой, перед которой незачем проявлять излишнюю эмоциональность. Точно так же, как когда-то тесть.
— И потом, кому-то же надо заниматься делами, папа понимал, что я не справлюсь, а Дима всё-таки профессионал, — Кристина помолчала и продолжила каким-то незнакомым голосом, уверенным и даже немного жёстким, — кому бы другому я могла доверять, а? А так он любящий муж и отец…
— Ага, не знающий, что всего лишь наёмный работник, — Ангелина встала из-за стола и через внутреннюю дверь прошла из столовой на кухню, заставив Дмитрия Сергеевича прижаться к стене. Что-то подсказывало ему, что лучше бы войти, поцеловать жену, дочь, поздороваться с Ангелиной, и жизнь продолжилась бы своим чередом. Но последние услышанные слова пригвоздили его к месту. Он должен услышать всё, что они ещё скажут.
Ангелина вернулась, видимо, с какой-то едой, потому что продолжила, что-то жуя:
— И претендовать может лишь на выборную должность и статус твоего мужа.
Она снова села за стол:
— Кстати, а как так получилось, что он этого не знает?
Кристина рассмеялась:
— А вот так! Папа посчитал, Диме совсем необязательно сообщать, что тот семейный фонд, который перешёл от него по наследству, зарегистрирован в Диминой любимой Швейцарии, и я единственный бенефициар! Как всегда, был прав, папа всю жизнь обо мне заботился.
Этот смех жены Дмитрий Сергеевич запомнил навсегда. Конечно, он знал, кто такой бенефициар, а вот то, что Кристина тоже это знает, стало для него сюрпризом. Как и то, что фонд, который Дмитрий Сергеевич уже практически считал своим, находится под иностранной юрисдикцией — там у Самойлова нет никаких юридических возможностей претендовать на активы.
Он неслышно оттолкнулся от стены, развернулся и пошёл в кабинет. В свой кабинет. Хотя уже не был в этом уверен. Значит, за все годы честной изнуряющей работы на эту семью Дмитрий Сергеевич удостоился только этого — быть наёмным профессионалом? Тесть позаботился о том, чтобы ему не досталось ни копейки, только вознаграждение как исполнительному директору финансовой группы. Да, вознаграждение немаленькое, но, во-первых, значительная часть шла на содержание Кристины и Леры, а во-вторых, должность действительно была выборная, и как ему стало понятно из услышанного, рассчитывать на неё он может, только будучи мужем Кристины. Чуть что, наверняка вылетит и с должности, и из Совета директоров, можно в этом не сомневаться. И даже любовь Кристины оказалась фикцией, а ведь он в неё верил. Пусть и не мог вспомнить, говорила ли она когда-нибудь, что любит.
Дмитрий Сергеевич снова вышел из дома. Сел в машину и поехал в город. Хотел было напиться, но передумал. Часа два просто ездил по пригородам и, скорее всего, именно тогда и принял решение, хотя не сразу, далеко не сразу признался себе в этом. Ему понадобилось на это почти десять лет.
И когда Широков в приватной обстановке собственной дачи подробно расписал все нюансы прокачки бюджетных денег через банк «ФинКапиталГруп», Самойлов понял, что пазлы сошлись. Это его шанс. Шанс на то, чтобы поквитаться за своё унижение и выйти из игры не с пустыми руками.
Дмитрий Сергеевич планировал, как только всё это закончится, уехать из страны куда-нибудь туда, где будет недоступен российскому правосудию. И даже разводиться не станет. Пусть Кристина сама решает эти вопросы.
Но кое в чём он просчитался. Кто ж знал, что женщины, даже не любящие, такие собственницы? Большого опыта в познании женской психологии Дмитрий Сергеевич не имел, постигать ещё и эту науку ему было попросту некогда.
Перед новым, две тысячи двадцать пятым годом, уловив в поведении жены что-то непривычное, Самойлов прилетел в отель, где проводили каникулы Кристина и Лера. И понял, что не ошибся, когда Кристина попросила его поселиться отдельно.
О решении развестись с ним она сообщила ему в самолёте, когда летели обратно. Сообщила спокойно и уверенно. И Дмитрий Сергеевич испугался. Слишком рано, ему требовалось ещё примерно полгода. Если бы Кристина ругалась и предъявляла какие-то претензии, он бы наверняка уговорил её не спешить и не делать опрометчивых шагов. Но она не ругалась. Согласилась только подождать пару месяцев, пока он всё обдумает, и никому не сообщать о своих планах, чтобы это не отразилось на его репутации.
Примерно месяц он перебирал варианты, как поступить. Помог случай. После выявления у тестя порока сердца в бюджет их финансовой группы заложили отдельную статью расходов на благотворительные взносы в профильные медучреждения. Конечно, с запросами о финансовой помощи обращались многие, но Дмитрий Сергеевич старался сам просматривать заявки. Чёрт его знает, почему на одной из них, от частной клиники по лечению душевнобольных, расположенной не так уж далеко, под Новгородом, на озере Ильмень, Самойлов задержал своё внимание. И пригласил собственника на приём.
Как только Храмов Михаил Валентинович, юркий невысокий лысеющий мужчина средних лет, переступил порог его кабинета и жадно осмотрелся глубоко посаженными глазами, Дмитрий Сергеевич сразу понял — они договорятся.
Но начал всё же осторожно:
— Михаил Валентинович, прежде чем принять окончательное решение об оказании вашей клинике материальной помощи и о размере этой помощи, я хотел бы уточнить кое-что. Скажите, насколько конфиденциальной остаётся информация о ваших пациентах?
Храмов сразу же понял, что вопрос задан не из праздного интереса. Внимательно посмотрев в глаза своему собеседнику, он растянул губы в улыбке и радушно заверил:
— Абсолютно конфиденциальной. Дмитрий Сергеевич, я вам больше скажу — информацию о нашей клинике вы не найдёте ни в одном рекламном проспекте, она буквально известна только небольшому числу, я бы даже так сказал, посвящённых.
Храмов чуть понизил голос, а его улыбка стала какой-то таинственной, будто бы Самойлов уже вошёл в этот привилегированный круг.
— Все наши пациенты достаточно состоятельные люди, и никто, ни они сами, ни их родственники, ни администрация клиники, поверьте, совершенно не заинтересованы в огласке.
И уже более деловито добавил:
— Видите ли, в настоящее время в этой области сложилась такая практика, что решения о госпитализации зачастую приходится вынужденно принимать родственникам, и мы очень часто идём навстречу и не требуем каких-то подтверждающих диагнозы документов.
Михаил Валентинович сделал многозначительную паузу.
Попросив оставить визитку, Дмитрий Сергеевич попрощался и обещал перезвонить через день-другой. Они прекрасно поняли друг друга. Да, наверное, это было не совсем законно, но… Дмитрий Сергеевич уже занимался кое-чем не совсем законным и отдавал себе в этом отчёт. Кроме того, речь ведь не шла ни о чём действительно криминальном, ему просто надо было получить отсрочку, только и всего.