На прогулке Кристине понравилось. У них на участке тоже есть деревья, и она редко, но ходила по аккуратно расчищенным дорожкам. Конечно же, чувствовалось, что это не лес, и рядом большой город. А может, она просто это знала. Здесь же от пробивающегося сквозь оживающие ветки солнца Кристина невольно улыбалась — воздух был настолько свеж и напоён ароматами начинающей таять земли, почерневших от влаги ветвей деревьев, этих проснувшихся великанов, тоже тянущихся к солнцу, что ей казалось, всё вокруг тихо перешёптывается с ней…
С прогулки её привезли, почти спящую. Ужин, потом завтрак, и вроде бы снова ужин. Дни потянулись незаметно, похожие один на другой, Кристина в основном находилась в каком-то полусонном состоянии, таком, что через некоторое время не смогла бы точно ответить на вопрос, какой сегодня день недели или дата. Но таких вопросов ей никто не задавал. Только на прогулках замечала, что природа меняется, после ранней весны наступило, скорее всего, апрельское тепло, но дальше Кристина перестала обращать на это внимание.
Однажды в какой-то момент, тоже утром, действие таблеток ослабло настолько, что Кристина побрела в ванную, взяла тюбик с зубной пастой, какой-то ментоловой, зелёной, и прямо пальцем, подолгу вспоминая каждую цифру, вывела в углу, на светло-бежевом ламинате, номер телефона Ангелины. Когда пришла Мария Петровна, Кристина дёрнула её за руку, посмотрела в глаза и перевела взгляд в угол. Когда они вернулись с прогулки, пол был вымыт. На следующее утро в палату вошла другая женщина, и зубную пасту больше в ванной не оставляли.
Часто снилась Лера. Во сне Кристина старалась запомнить черты лица дочери, которые днём, не во сне, никак не получалось чётко представить, почему-то перед глазами постоянно появлялась маленькая девочка, та, какой Лера была лет в пять-шесть. Или это Кристина видела саму себя? Просыпаясь, она чувствовала, что из глаз текут слёзы, но в такие моменты ей казалось, будто всё это происходит не с ней, и это не её слёзы. Что она могла сделать?
Кто-то здесь говорил ей про два-три месяца, тогда это дало Кристине надежду — когда-нибудь всё это закончится. Но пытаясь посчитать, сколько времени прошло с тех пор, как она находится в этом месте, Кристина постоянно сбивалась со счёта. Иногда в ванной смотрела на себя в зеркало. Там отражалось бледное лицо какой-то незнакомки, глубокие морщины прочертили щёки, свели брови, а вокруг глаз залегли тёмные круги. Кормили Кристину по-прежнему очень хорошо, но последнее время у неё совсем не было аппетита, и чаще всего она уже даже не спала, а просто лежала с открытыми глазами, всё глубже и глубже погружаясь в чёрную безнадёжную апатию.
Глава 10
Они вышли из ресторанчика и на крыльце, не глядя друг на друга, разошлись в разные стороны. Водитель Самойлова, пока хозяина не было, развернулся и подъехал задом почти к самому крыльцу. Вранглер Максима стоял чуть дальше.
Дмитрий Сергеевич, усевшись на заднее сиденье, сделал водителю знак выйти из машины, а сам достал телефон и начал набирать номер Широкова.
Как только тот ответил, почти прокричал в трубку, даже не поздоровавшись:
— Этот мудак хочет забрать Кристину из клиники, ты представляешь?! Ведёт себя так, будто между ними что-то есть…
— Так, Сергеич, не ори, вряд ли они даже знакомы, — не обращая внимания на истеричные нотки в голосе Самойлова, Широков перебил его и продолжил выяснять, — что он предлагает, конкретно?
Самойлов замолчал, на секунду опустил руку с телефоном и глубоко вдохнул, успокаиваясь. Резко выдохнув, снова поднёс телефон к уху и произнёс уже более спокойно, по-деловому:
— Корнеев предлагает фактически обмен: я разрешаю выпустить Кристину из клиники, а он прекращает своё расследование, вообще забывает об этой теме и возвращает мне флешку, на которой всё, что Лера…, — здесь Дмитрий Сергеевич на мгновение замешкался, в каком-то отдалённом уголке сознания отыскав ощущение, что ему неприятно называть то, что сделала Лера, воровством. А как ещё это можно назвать? Вдруг вспомнил: он ведь даже не поинтересовался у Корнеева, где Лера, и всё ли с ней нормально. И стараясь загнать подальше эту мысль, торопливо закончил, — всё, что Лера скопировала в моей почте.
Геннадий Борисович замолчал, обдумывая услышанное. Самойлов тоже молчал. Потом Широков задумчиво спросил:
— И что это за финт такой, как думаешь? На хрен ему вообще надо было начинать, чтобы так легко отказаться от темы?
Дмитрий Сергеевич пожал плечами. Потом сообразил, что Широков этого не видит:
— Не знаю, поэтому и сказал тебе, что между ними что-то есть! Зачем ему бросать всё ради незнакомого человека, а Кристина — красивая женщина, состоятельная, может быть, у неё куча любовников была, и только я не в курсе!
Широков хмыкнул:
— Сергеич, не в ту сторону думаешь! Какая тебе разница, сколько их у неё было, о деле беспокойся! Больше никаких условий не выдвигал?
— Нет, — Дмитрий Сергеевич произнёс это почти на автомате, думая совершенно о другом. Его почему-то сильно зацепила картинка, услужливо дорисованная мозгом: Корнеев, красивый той самой «непричёсанной», мужской красотой, не модельной, а будто выросшей из земли, ветра и тяжёлой работы, своими серо-голубыми, иногда с каким-то свинцовым оттенком глазами пристально смотрит на хрупкую Кристину, заслоняет её от него, Самойлова, пока что, между прочим, законного мужа, своими широкими плечами и легко подхватывает на руки. И картинка эта Дмитрию Сергеевичу была крайне неприятна! Сам он хоть и не раздобрел к своему возрасту, но спортивными статями похвастаться не мог, а пивной животик, откуда-то появившийся с годами, несмотря на то, что пиво не занимало в жизни Дмитрия Сергеевича особо много места, доставлял ему некоторое эстетическое неудобство.
— … так что давай там, соглашайся, только флешку проверь обязательно!
Слова Геннадия Борисовича ворвались в его слух так неожиданно, что он воскликнул:
— Погоди, погоди, то есть ты считаешь, надо соглашаться?!
В трубке на секунду воцарилось молчание, потом Широков прокашлялся:
— Сергеич, а есть другие варианты? Отношения с Кристиной действительно ваше семейное дело, хоть, на мой взгляд, ты зря всё это затеял. Надо было как-то по-другому… но раз уж так всё удачно складывается, этим грех не воспользоваться.
— Думаешь, удачно? У нас ведь ещё не все сделки завершены…
Геннадий Борисович его перебил:
— Давай обсудим это при личной встрече, думаю, надо слегка подкорректировать наш план. Да и Кристина, уверен, после трёх месяцев в клинике не бросится сразу в суд, а? На чём там её держали?
И он хохотнул в своей манере. Дмитрия Сергеевича передёрнуло. Всё это время он старательно отгонял от себя мысли о здоровье жены, и во что оно может превратиться после транквилизаторов. Но, договариваясь обо всём с Храмовым, Самойлов подчеркнул — для него главное, чтобы жена отсутствовала некоторое время, а делать её овощем в его планы не входило. И он надеялся, немалые деньги, которые перечислялись за нахождение там Кристины, давали ему основание быть уверенным, что его пожелания будут выполнены в полном объёме. Платил Дмитрий Сергеевич, кстати, из денег, поступающих на счета Кристины, вполне, возможно, как бенефициара, узнать источники поступления у него не получилось. Ещё не хватало свои деньги на это тратить!
Когда Максим вернулся в свою машину, ему показалось, что Лера даже не шелохнулась, пока его не было. Она всё так же напряжённо смотрела вперёд, на автомобиль отца. Дверцу разблокировала только при приближении Максима.
Сев за руль, Максим ободряюще посмотрел на Леру.
— Ждём.
— Чего?
Немного подумав, Максим спокойно улыбнулся и тоже посмотрел на машину Самойлова.
— Как говорится, я сделал твоему отцу предложение, от которого он не сможет отказаться.
Максим перевёл взгляд на Леру.
— Я практически уверен в этом.
Видя, что Лера вот-вот взорвётся, Максим невозмутимо продолжил:
— Я предложил ему обмен: он распоряжается, чтобы твою маму выпустили из клиники, а я отказываюсь от своего расследования. Отдаю ему флешку и забываю об этом деле.
Лера помотала головой и ошеломлённо произнесла:
— Как это?
Максим молча смотрел на неё. Лера тоже молчала. Потом усмехнулась.
— Он обманет!
— В чём?
Она отвернулась.
— Во всём! Не знаю, в чём, но обманет.
И снова посмотрев на Максима, с сомнением спросила:
— А ты откажешься? Для тебя это неважно?
Максим глубоко вздохнул, положил руки на руль и откинулся на спинку. Помолчал. Негромко начал говорить, будто самому себе:
— Понимаешь… что значит важно, неважно? Я занимаюсь этим много лет, многие статьи достигали своей цели, те, которые не срабатывали на максимум, всё равно давали эффект.
Не отрывая головы от спинки кресла, он повернул её, и посмотрел на Леру.
— В самом начале я очень хотел изменить мир. А сейчас понял, мир никогда не изменится, и главное, чтобы он не начал менять тебя. А я что-то последнее время… начал уставать… ещё до того, как узнал, что твой отец провернул с твоей мамой, и мне пришлось принимать такое решение. Видишь ли, всегда наступает момент, когда надо что-то решать, и обычно это происходит именно тогда, когда тебе хуже всего, когда у тебя меньше всего сил.
И Максим негромко рассмеялся:
— Вообще-то, я в отпуск ехал, пока ты мне дверцу не разрисовала!
Лера улыбнулась. Хмыкнув, отвернулась, помолчала. И снова посмотрела на машину отца.
— А папа ругался? Ну, на меня, что я так сделала?
Максим стал серьёзным. Как сказать ей, что отец даже не поинтересовался, здесь ли она? Конечно, он мог увидеть Леру в машине, но не спросить, что с дочерью, как она себя чувствует, этого Максиму было не понять. Ясно, что Самойлов сердится на неё, только ведь…
Но Лере Максим всего этого не сказал:
— Нет, мы с ним о другом разговаривали.
Лера пристально посмотрела на него. И неожиданно сменила тему: