Ну вот ему-то он сейчас и врежет!
И стремительно приблизившись к своей машине, со всей силы схватил оборзевшего зумера за плечи так, что вылетевший у того из рук баллончик описал широкую дугу в воздухе и с металлическим звоном покатился по асфальту. Слегка приподняв, Максим резко развернул говнюка и вдавил в борт машины, одной рукой зажав ему грудь, а вторую занеся для удара… но вырвавшийся при этом из хрупкого тела нежный девичий вскрик заставил его замереть с широко раскрытым ртом. Б**ть, девчонка!
Быстро отойдя от шока, Максим слегка ослабил хватку и занесённой для удара рукой стянул с её головы какую-то чёрную пидорку. Белокурые волосы рассыпались непослушными патлами по смазливому личику, на котором не было ни капли раскаяния или страха. Совсем обалдев, Максим изумлённо воскликнул:
— Ты кто такая?! Это что за хрень?
Он кивнул в сторону дверцы, на которой белым металликом переливались сплетённые между собой широкие линии каких-то непонятных букв.
Белобрысая дрянь хмыкнула и абсолютно спокойным голосом произнесла:
— Это не хрень. Граффити, искусство такое, слышал?
И пока Максим ошарашенно переваривал её слова, добавила:
— Круто же выглядит, чё ты, расслабься.
Этого он уже не вынес. Всё так же крепко прижимая её одной рукой к тёмно-синему боку поруганного автомобиля, достал из кармана ключ, нажал на сигнализацию, открыл дверцу Вранглера, ту самую, разрисованную, и толкнул девчонку на сиденье:
— Сейчас ты у меня сама расслабишься, в полиции, галерея такая, где постоянно выставки граффитчиков проходят, слышала?
Нажав на кнопку блокировки, захлопнул дверь. Быстро обойдя машину, сел за руль, и тут же был невозмутимо проинформирован:
— Похищение человека и удержание против его воли, статьи сто двадцать шесть, сто двадцать семь УК РФ.
Молча скосив глаза на эту говорливую жертву современного подхода к воспитанию, Максим повернул ключ зажигания и резко стартанул так, что эту паршивку откинуло на спинку сиденья.
Возле первого же отделения полиции, адрес которого уточнил в поиске, Максим припарковался и за руку вытащил девчонку из машины. Он, конечно, не рассчитывал, что она будет умолять о пощаде, но вот ведь детки пошли, ничего не боятся! Он представил, если б его лет в тринадцать-четырнадцать незнакомый мужик потащил в полицию, да, во-первых, такого не могло бы случиться в принципе, а во-вторых… не успев додумать, что во-вторых, он подтолкнул юную художницу к зарешечённой дежурке, а сам наклонился к окошечку:
— Добрый вечер, заявление о порче имущества примите, пожалуйста.
На секунду оторвавшийся от телефонной трубки дежурный тоскливо взглянул на него и жестом попросил подождать.
Выпрямившись и обведя взглядом стены, чем только не увешанные, Максим наконец-то смог внимательно рассмотреть эту наглую тинэйджерку, у кафе и потом в машине ему было не до того. Худенькая, довольно-таки высокая, она как ни в чём не бывало облокотилась на узкую столешницу чуть ниже окошка. Разумеется, накрашена так, что и не поймёшь, как выглядит на самом деле. Её чёрную шапочку Максим в психе отшвырнул куда-то там же, на стоянке, и непослушные светлые волосы так и торчали в разные стороны, делая девчонку похожей на только что проснувшегося ребёнка. Если б не косметика. Хотя тут как посмотреть. У него в груди шевельнулось какое-то непонятное чувство — Максим уже начал успокаиваться. Почему она совсем не нервничает и даже не пытается защищаться? Ему бы так было проще.
— Что у вас? — голос дежурного вернул его в действительность.
Снова наклонившись к окошку и открыв было рот, Максим не успел произнести ни слова. Девчонка вдруг подёргала его за закатанный до локтя рукав рубашки и обиженно-просящим тоном провинившейся дочери негромко, но достаточно чётко, чтобы дежурный её хорошо расслышал, пробормотала:
— Пап, ну извини меня, ну я больше не буду!
Максим обомлел. И увидел полный спектр невыраженных, но понятных без слов эмоций, отразившихся на лице дежурного. В памяти вдруг всплыл случай, произошедший с одним из коллег-журналистов, когда тот в продуктовом магазине поймал за руку примерно такого же возраста и такого же вида девицу. И вызвал полицию. И около полугода потом таскался по разным комиссиям и судам, доказывая, что он её не лапал и не спал с ней. Может, это у них флешмоб какой?
Так ничего и не сказав, Максим кивнул дежурному, выпрямился, успев заметить мелькнувшее в глазах полицейского облегчение, крепко взял за плечо это прогрессивное дитя и повёл обратно к машине.
Усадив её на переднее сиденье, снова заблокировал дверцу, сел за руль и, проехав несколько улиц, остановился у «Пятёрочки». Девчонка всё это время равнодушно молчала.
— Значит так, дочь, не знаю, что это у вас за развлечение такое, я вообще в отпуск еду, — оставив руки на руле, Максим повернул голову и посмотрел на неё. В неярком свете уже включённых фонарей её ответный взгляд показался ему каким-то не таким, взрослым, что ли, серьёзным. И поразительно спокойным. — Покраска двери стоит плюс-минус пятнадцать штук. Что-то мне подсказывает, у тебя таких денег нет.
Максим отвернулся, осмотрел улицу перед магазином, помолчал и продолжил:
— Сейчас ты позвонишь маме, папе, брату, дяде, подружке, мне всё равно, кому, скажешь, что должна и попросишь перегнать тебе на карту пятнадцать тысяч рублей.
Он снова посмотрел на эту ходячую проблему:
— Потом пойдём с тобой к банкомату, ты снимешь деньги, отдашь мне, после чего мы мирно расходимся и дружно делаем вид, что никогда не встречались друг с другом.
Она отвернулась к окну, усмехнулась и опять посмотрела на Максима:
— У меня нет карты.
Максим на пару секунд прикрыл глаза и вздохнул. Понятно, что-то такое он и предполагал. Почему-то вдруг подумал, что уже мог бы быть в Твери, где собирался переночевать в знакомой гостинице. А вместо этого…
— Но есть вариант.
Максим медленно повернул в её сторону голову — это прозвучало так по-деловому, что его интуиция опять где-то там закопошилась. Но вводных было маловато, и он коротко бросил:
— Какой?
— Ты довезёшь меня до Новгорода, у меня там мать, она даст тебе деньги.
С минуту Максим разглядывал эту недоделанную Бэнкси почти с восхищением, начиная понимать, что его тупо развели. Потом спросил:
— Слушай, а тебе никто не говорил, что к незнакомым взрослым надо обращаться на «вы»?
Глава 2
— Дмитрий Сергеевич, — охранник Витя деликатно постучал в кабинет и, услышав голос хозяина, приоткрыл дверь, — Дмитрий Сергеевич, Леры всё ещё нет дома, мы территорию обошли, нам что, ждать или можно сигнализацию подключать?
У Дмитрия Сергеевича от удивления брови взметнулись вверх:
— Как это, нет? Она не предупреждала?
Витя отрицательно помотал головой.
Свернув на экране ноутбука открытые документы и закрыв его, Дмитрий Сергеевич привычно крутанулся в кресле и встал из-за стола. Мельком глянул в окно, отметил, что уже заметно стемнело — ну, и где носит его такую самостоятельную дочь?
Выйдя из кабинета, на ходу достал из кармана домашних брюк телефон и стал набирать номер дочери.
Только этого ему не хватало! Честно говоря, сам виноват, не надо было поддаваться на её уговоры и провокации, надо было оставить в Европе, ну и что, что СВО, в конце концов, не такая уж он заметная фигура в отечественном бизнесе, чтобы через дочь на него давить, в случае чего. Хотя, конечно, был ещё один момент…
Приятный женский голос в трубке известил о том, что аппарат абонента вне доступа.
Поднявшись на второй этаж, Дмитрий Сергеевич быстро прошёл по коридору до Лериной комнаты и заглянул туда. Темно. Явно никого.
Он усмехнулся — неужели предполагал, что она станет прятаться от него в доме?! Даже когда дочь была ребёнком, они не играли в такие игры. Они с ней вообще ни в какие игры не играли, Лерой всегда занималась Кристина, а ему надо было работать.
Работать, да. Сколько себя помнил, он всегда работал, как бы кому это не нравилось. Работал, когда был нищим студентом, потом, когда получилось устроиться юристом в банк «ФинКапиталГруп», входящий в одну из самых престижных в стране финансовых групп с аналогичным названием. И даже потом работал, когда женился на дочери владельца этой самой финансовой группы. После женитьбы тем более не стал расслабляться, несмотря на то, что мог бы себе позволить вообще не работать. Но он любил деньги, а деньги любят чтобы их везде водили за руку. Совсем как детей. Тут уж приходилось выбирать. И свой выбор Дмитрий Сергеевич сделал давным-давно.
Торопливо спустившись обратно на первый этаж, он повернул в сторону кухни, где Зоя Петровна готовила что-то на завтра. Дмитрий Сергеевич уже поужинал. Один. С момента возвращения домой Лера почти никогда не ужинала, какие-то там сантиметры всё высчитывала. Поэтому он и не понял, что дочери нет дома.
— Зоя Петровна, — Дмитрий Сергеевич отметил, что та вздрогнула от неожиданности. Или от чего-то другого? Ему показалось, она была какая-то напряжённая. — А что, Лера не говорила, во сколько собирается домой вернуться?
Только сейчас он догадался посмотреть на часы — половина одиннадцатого! Поздновато для пятнадцатилетнего подростка, всего как несколько недель вернувшегося пусть и домой, но в совершенно позабытую среду — новые друзья остались там, со здешними надо налаживать связи. Если решила остаться в городской квартире, наверняка позвонила бы. Но Дмитрий Сергеевич даже не знал, есть ли у Леры ключ от неё.
— Не-е-т, а что, её всё ещё нет дома? — Зоя Петровна уставилась на него таким искренне-встревоженным взглядом, что он тут же отбросил все сомнения, — я и не заметила, собиралась перед сном отнести ей яблоко с кефиром, она ж опять не поужинала, совсем желудок себе испортит!
Не слушая дальше её болтовню, Дмитрий Сергеевич кивнул ей и вышел из кухни. Пятидесятичетырёхлетнюю хлопотливую Зою Петровну он нанял пару месяцев назад, когда пришлось уволить их прежнюю домработницу, Ангелину, бессменную помощницу Кристины на протяжении более чем двадцати лет, практически заменившую его жене мать. Но уволить надо было, лучше уволить, чем…