— Нет.
— Я немного подвинула кресло.
— Ничего страшного, проблем не было?
Она покачала головой. Максим заметил, что Лера внимательно смотрит на них.
— Пошли, покажете, что нести.
В обед пришла баба Нюра, принесла целую кастрюльку наваристых щей и корзинку домашних пирогов. По разговору Максим понял — она считает Кристину его женой. Разубеждать не стал. И ещё ему показалось, Кристина тоже это поняла. И тоже промолчала.
Эту ночь ночевали в доме. Кристина с Лерой в маленькой комнатушке за печкой. Все спали как убитые.
Утром в субботу первые лучи солнца только золотили верхушки сосен, когда во двор ворвался рёв мотоцикла. Проснувшаяся от этого Лера вскрикнула:
— Ма-а-м! Скажи ему…
— Скажу, умывайся.
Максим вышел на крыльцо вслед за Кристиной. Она обняла Костика:
— Какой ты взрослый!
С Максимом они пожали друг другу руки. Умный взгляд, крепкое рукопожатие. Похоже, весь его мир умещался между рёвом мотора и запахом бензина. Но когда вышла Лера, Максим понял — она в его мире главная.
— Ты приехал!
— Ага, всю ночь гнал, ночью трасса свободная.
Кристина тут же вмешалась:
— Так, тогда завтракать и отдыхать, вы сегодня хотите ехать на озеро?
Лера и Костик синхронно кивнули.
За завтраком Костик рассказывал о фестивале — о том, как в прошлом году дождь лил стеной, но никто не уехал, о кострах, вокруг которых пели до рассвета, о старом маяке, где местные продают копчёную рыбу прямо с лодок.
— А ещё там есть место, — он вдруг понизил голос, — где вода по ночам светится.
— Правда?! — Лера широко открыла глаза.
— Правда, говорят, это планктон какой-то, но выглядит фантастично.
После завтрака Костик начал клевать носом. Его отправили спать в Лерин спальный мешок.
Когда после обеда шум мотора растворился вдали, он оставил после себя неловкую тишину. Максим и Кристина стояли на крыльце — слишком близко, чтобы делать вид, что не замечают друг друга. И слишком далеко, чтобы коснуться.
Вдруг Кристина воскликнула:
— Чёрт, забыла отдать ей средство от комаров, Ангелина положила!
Максим спокойно посмотрел на неё:
— Не переживай, думаю, комары их будут там беспокоить меньше всего!
Кивнула, рассмеялась чуть встревоженно.
— Кофе? — Максим сразу же пожалел о банальности фразы.
— Да… давай, — она потянулась поправить идеальную прядь за ухом.
На кухне чашки звенели громче обычного, ложка упала на пол, а кипяток слишком медленно наполнял чашки.
— Только бы они…
Кристина начала говорить одновременно с Максимом:
— Может, нам…
Оба замолчали. Улыбнулись друг другу.
— Сначала ты, — Максим ожидающе замолчал.
— Я хотела сказать… что они, наверное, доберутся благополучно.
— Конечно, не переживай, Костик — ответственный парень, это видно.
— Да, ответственный.
Тишина.
Он поставил пустую чашку на стол и неожиданно для себя самого сказал:
— А давай тоже куда-нибудь съездим? Можем даже на Онежское озеро, представляешь, будем там в то же самое время, что и Лера с Костиком.
Она удивлённо подняла глаза — в них отразился свет из окна. Улыбнулась, уже спокойнее:
— А оно далеко отсюда?
Максим пожал плечами:
— Километров тридцать.
Кристина кивнула:
— Поехали.
Их день только начинался.
Глава 17
В лицо бил горячий и густой, как расплавленный мёд, ветер, а рёв байка сливался с пением цикад в придорожных зарослях. В этот раз Костик не стал брать привычные интегралы — тяжёлые, герметичные, превращающие мир в узкую щель забрала. Сегодня дорога обещала им другое: лесные просёлки, скошенные луга, лица, обдуваемые ветром. Сам Костик был в открытом кроссовом шлеме с широким козырьком и агрессивным дизайном, Лере взял такой же, но полегче и более женственный.
Она прижалась к спине Костика, обняла за талию, и сквозь тонкую ткань его футболки чувствовала, как напрягались мышцы, когда он входил в поворот. Дорога бежала им навстречу, то тёмная от теней, то ослепительно-жёлтая под солнцем. Колёса шуршали и, казалось, оставляли за собой не просто след, а само время — оно отставало и не успевало за ними.
— Нравится? — крикнул Костик, опять сворачивая на грунтовку, где колёса взметнули облако пыли.
В ответ она раскинула руки, поймав поток ветра. Козырёк шлема вздрогнул, и Лера зажмурилась — от восторга!
Перед Петрозаводском остановились в маленьком кафе. Пахло шашлыком, растворимым кофе и чем-то сладким, возможно, пирожками, которые плавились под стеклянным колпаком витрины. Заказали себе два «американо», оказавшегося горьким до оскомины, и бутерброды с сыром, который пах холодильником. Но им было всё равно.
— Когда-нибудь была на Онеге?
Лера покачала головой, и ветер заиграл её волосами, золотистыми на солнце.
Потом они долго смотрели фотографии в его телефоне. Потом заказали ещё кофе. Потом молчали.
— Поехали? — Лера посмотрела на Костика и прикрыла глаза от попавшего солнечного света.
Костик кивнул, но не встал. Вместо этого наклонился и коснулся её губ — осторожно, почти несмело. Она не отстранилась. Поцелуй был тёплым как этот день, как её руки на его плечах, как дорога, которая вела их к чему-то, чему ещё не было названия.
— Поехали, — прошептал он, и Лера улыбнулась.
И они помчались дальше. Потому что лето — оно для скорости! Для ветра. Для того чтобы держаться за того, кто ведёт тебя сквозь него.
В волшебной сумке Ангелины нашлась маленькая корзиночка, в которую Кристина положила термос с чаем и небольшой бокс с бутербродами. Максим тем временем закинул в багажник лёгкий плед и, увидев подошедшую к машине Кристину, спросил:
— Ты не замёрзнешь? У воды может быть холодно.
Она была в узких синих джинсах и футболке. Хмыкнула, пожала плечами, но вернулась в дом за кардиганом.
В лесу лето дышало теплом, а дорога вилась между соснами, то взбегая на песчаные холмы, то ныряя в тень, где пахло смолой и мхом. Максим не гнал — спешить им было некуда. В открытых окнах гулял ветер, трепал волосы Кристины, и она смеялась, придерживая их рукой. Максим улыбался, глядя на неё.
Когда между деревьями замелькала вода, огромная, холодная, мерцающая, Максим остановил машину на краю поляны, где трава, высокая и чуть пожухлая, сливалась с песчаным берегом.
— Ну что, приехали.
Они вышли. Максим нёс плед и корзинку с едой, Кристина шла чуть позади, срывая по пути травинки, сжимая их в пальцах. Воздух звенел от зноя, но у воды действительно веяло прохладой.
Онега встретила тишиной. Не той, что давит, а той, что обволакивает, как шёпот.
— Красиво, — сказал она просто, увидев озеро.
— Не была здесь?
Посмотрела на него, снова пожала плечами — нет, не была.
Они сидели на валуне, пили чай — аромат брусники и мяты смешивался с запахом мха и влажных камней. Кристина обхватила колени, ветер снова играл её распущенными волосами. Максим глубоко вздохнул:
— Кажется, это первый раз за год, когда я сижу и ничего не делаю. Даже телефон не хочется в руки брать.
Она улыбнулась:
— Значит, всё правильно. Устал в Москве?
Он помолчал.
— Не знаю… знаю, что должен был сюда раньше приехать… слишком давно здесь не был.
— Сколько?
— Почти восемь лет, — он запнулся: надо сказать, — приезжал сюда после госпиталя…
Она выпрямилась:
— Какого госпиталя?
— До того, как журналистскими расследованиями занялся, я работал военкором…
— Там?
Он кивнул:
— Там…
— Ты был ранен? — Кристина внимательно смотрела ему в глаза. Максим опять кивнул:
— Да, долго восстанавливался, почти год, не смог вернуться.
Она сжала побелевшие губы. Закинула голову, посмотрела в небо, будто хотела остановить слёзы. Они молчали. Где-то вдали плеснула рыба, и рябь побежала к их берегу. В этот момент солнце вышло из-за туч, осветив их лица, воду, камни — всё вокруг на мгновение стало ярче, чётче, реальнее.
— Хочешь, покажу что-то?
Максим встал, протянул руку, чтобы помочь Кристине спуститься с валуна.
Они молча прошли по берегу метров пятьсот.
— Смотри, — он помог ей переступить через скользкий валун, присел на корточки, всмотрелся в серо-зелёный лишайник. Кристина опустилась рядом. Солнце, пробиваясь сквозь облака и сосны, золотистыми бликами скользило по выбитому на камне силуэту оленя — древнему, почти стёршемуся от времени.
— Видишь?
Она восхищённо посмотрела на него, кивнула.
— Что это?!
— Петроглифы, наскальное искусство. Им лет восемьсот, не меньше. Местные говорят, если дотронешься и загадаешь желание — сбудется.
Кристина осторожно провела пальцами по шершавым линиям.
— Ты веришь?
— Верю. Что люди, которые это выбивали, верили. Иногда этого достаточно.
Она закрыла глаза, ладонь всё ещё прижата к шершавому камню.
— А ты загадывал?
— Один раз.
— И что?
— Не сбылось.
— А что загадывал? — Кристина открыла глаза и повернула к нему голову.
Максим поднялся и прислонился к соседнему валуну.
— Чтоб мама вернулась.
Тишина. Только ветер шевелил верхушки сосен.
Кристина плотнее вжала пальцы в камень, будто пытаясь впитать в себя немую уверенность этих линий.
Максим замер. Его глаза стали темнее и глубже.
— Загадала?
Она кивнула:
— Хочешь, скажу?
Он усмехнулся:
— Не сбудется.
Он помолчал. Потом вдруг тоже протянул руку к камню.
Она улыбнулась:
— Теперь сбудется.
Когда они вернулись к машине, день уже почти погас. Солнце, раскалённое и тяжёлое, медленно сползало к кромке воды, превращая Онегу в расплавленное золото. Вода казалась живой и впитывала в себя каждый оттенок заката, дробила его на тысячи бликов, переливалась, как шёлк под рукой. Небо, ещё минуту назад голубое и безмятежное, вспыхнуло яростным пожаром — алыми полосами, лиловыми разливами, персиковыми мазками. Было очень тихо. Только редкие всплески рыбы вдалеке, да шёпот волн, лениво лижущих камни. Воздух напоён запахом нагретой за день хвои и чего-то неуловимого — может, далёких костров, может, просто свободы. Последний луч солнца, тонкий, как лезвие, на мгновение пронзил воду, зажигая в неё алмазную искру — и скрылся. Длинные тени валунов тянулись по берегу, словно пытаясь удержать ускользающий свет.