Максим обернулся и посмотрел на озеро. Хотелось запомнить это мгновение: казалось, в нём есть что-то важное, что-то вечное, ради чего стоило проехать сотни километров. Что-то, что останется в памяти, даже когда этот закат погаснет.
Кристина стояла у капота, скрестив руки, запахнув полы кардигана, слегка подрагивая от вечерней прохлады. Ждала, пока Максим уберёт в багажник плед и корзинку. Максим подошёл и остановился напротив, всего в полуметре, но этого расстояния хватило, чтобы между ними возникло напряжение — тёплое, тягучее, почти осязаемое.
— Знаешь, — сказала она тихо, — мне никогда не было так спокойно, как здесь, с тобой.
Он посмотрел на неё, кивнул. Подошёл ближе. Взгляд скользнул по её лицу, задержался на губах, потом — на ключицах, выступающих из разреза.
— Знаю… здесь время вообще останавливается, и будто ничего другого нет.
Кристина не ответила сразу. Лишь посмотрела на него — взгляд ясный, прямой, но в нём было что-то почти испуганное, как будто она стояла на краю и решала: сделать шаг вперёд или повернуть назад.
— Я не об этом…
Максим коснулся её руки — едва заметное прикосновение, почти воздушное.
— Знаю…
Его пальцы были тёплыми, и кожа под ними откликнулась дрожью. Она не отстранилась. Медленно повернулась, оказалась к нему ближе — совсем рядом. Их дыхание смешалось. Максим отодвинул прядь волос с её щеки. Кристина закрыла глаза, позволив себе этот миг, в котором было слишком много всего, словно накопленного за слишком длительное молчание.
Когда их губы встретились, поцелуй был не порывистым — он был выстраданным, осторожным, как первое слово после долгой разлуки. Она отозвалась мягко, но с силой, будто в этом поцелуе хотела сказать всё, что не говорила, может, за всю жизнь.
Максим притянул Кристину ближе, и её тело словно слилось с его — естественно, без усилия. Пальцы скользнули по спине, по изгибам, по тканям, слишком тонким, чтобы скрывать тепло. Наступающий вечер вокруг будто затаил дыхание, а где-то вдали кричала птица, но они не слышали — весь мир сжался до одного прикосновения, до шёпота кожи о кожу.
И в этом мгновении не было спешки — только тихая, глубокая жажда близости. И нежность, которой так долго обоим не хватало.
Кристина прислонилась к нему лбом, всё ещё с закрытыми глазами, и тихо выдохнула. В этом дыхании было столько сдержанной дрожи, что он почувствовал: любое неловкое движение — и всё исчезнет, рассыплется, как дым. Обнял её — крепко, но осторожно. Она медленно обвила его руками, прижавшись ближе, и в этой тишине оба поняли: всё давно решено. Не в словах, не в поцелуях — а в том, как легко им стало в объятиях друг друга.
— Дрожишь? — прошептал он ей в волосы.
— Мне не холодно, — ответила она, не поднимая головы.
Максим чуть отстранился, чтобы посмотреть на неё.
— Похоже, сегодня дождь будет.
Она открыла глаза, ясные, не испуганные, чуть уязвимые, как взгляд человека, впервые доверившего самое хрупкое. Он взял её лицо в ладони — бережно, как держат воду в пригоршне, боясь расплескать. Снова поцеловал. На этот раз глубже. Не сдерживаясь. Она ответила, не отступая, позволив страсти проснуться — не резкой, а медленной, раскаляющей, как тлеющие угли. Их движения стали чуть более уверенными, но в каждом по-прежнему звучала нежность.
По капоту застучали первые тяжёлые капли. Его губы медленно оторвались от её губ, но дыхание всё ещё смешивалось — тёплое, чуть прерывистое. В уголках её рта дрогнула улыбка.
— Поехали, — сказала она наконец, и голос её был низким, немного дрожащим. — Сейчас промокнем. Я не хочу, чтобы этот вечер закончился здесь.
Он молча кивнул:
— Поехали.
Открыл ей дверцу, на секунду задержал её руку в своей.
И в тот момент они оба уже знали — всё, что будет дальше, случится не из случайности, не из желания убежать от одиночества. А из того, что между ними созрело что-то настоящее. Что-то, к чему приходят не сразу.
Дом встретил их тишиной и мягким полумраком. Дождь они обогнали — в Ладве он только начинался. Щёлкнул замок, и дверь за ними тихо закрылась. Внутри было тепло. Дом уже пах её духами, травяным чаем и немного книгами.
Максим не стал зажигать верхний свет — только старую настольную лампу в углу, чей жёлтый абажур отбрасывал мягкие тени на стены и пол. Всё казалось замершим, как будто пространство само затаило дыхание, чтобы не спугнуть ту хрупкую магию, что пришла с ними.
Тёплый янтарь касался стен, одежды, их лиц. За окном уже вовсю шумел летний дождь, но здесь, внутри, царила тишина, нарушаемая лишь их дыханием.
Кристина подошла к книжной полке, слегка склонив голову, и пальцы заскользили по корешкам старых томов. Максим тоже подошёл, ближе, не прикасаясь, но его присутствие было ощутимо — как электричество в воздухе перед грозой.
— Ты надолго собираешься здесь остаться? — спросила она, не оборачиваясь.
— Пока не знал тебя, думал, что надолго, — ответил он.
Её губы дрогнули в улыбке. Максим сделал шаг, стал ещё ближе и, наконец, коснулся — легко, словно боялся разрушить хрупкий момент. Его пальцы нашли её запястье, нежно обвили его, и она обернулась. Их взгляды встретились.
Мир вокруг будто исчез — осталась только тишина между ними и тепло, растущее в груди. Он коснулся пальцами её щеки, медленно, внимательно, как будто читал. Она закрыла глаза, впитывая каждое движение. Их губы встретились — не спеша, исследуя, пробуя, как в первый раз.
Максим провёл ладонями по её спине, оставляя за собой огненные дорожки прикосновений. Она откинулась к нему навстречу, обняла. Всё было наполнено ощущением — дыханием, кожей, близостью, доверием.
И он вдруг подхватил её на руки, не спрашивая, а просто чувствуя: она хочет этого. И она позволила — легла к нему на плечо, прижавшись, уткнувшись носом в шею. От неё пахло жасмином и чем-то неуловимо домашним.
Комната за печкой, в которую он вошёл, была безумно маленькой. Максим опустил Кристину на старый диван, на только перед этим брошенный на него плед, не отрываясь от неё, раздел, не торопясь — как будто каждое движение было частью разговора. Она отвечала жестами, дыханием, пальцами, чуть дрожащими, но уверенными, когда расстёгивала пуговицы его рубашки. Взглядом, в котором больше не осталось страха.
И когда всё случилось, это было не вспышкой, а долгим, глубоким, почти молитвенным прикосновением. Их тела говорили друг с другом — спокойно, но неистово, как говорят те, кто долго ждал и, наконец, позволил себе быть настоящими.
Их любовь этим вечером была негромкой, она была как дождь за окном — ровная, постоянная, внутренняя. Ни один поцелуй не был пустым. Ни одно движение не было случайным. Всё происходило, как должно было. Без стыда. Без спешки.
В темноте шептали не слова, а дыхание, взгляды, прикосновения. Там, где слова были бы слишком грубыми, они говорили кожей, телом, тишиной. И каждое движение было не просто близостью — это было узнаванием. Как будто они не встретились, а вернулись друг к другу.
И после — не было пустоты. Кристина лежала, прижавшись к нему, положив ладонь на его грудь, а он гладил её плечо, снова и снова, пока она не уснула.
В тишине было слышно только её ровное дыхание. Голова на его плече, волосы растрепались, пахнут дождём и их общей близостью. Максим осторожно коснулся пряди, провёл по ней пальцами — шелковисто, нежно, как воспоминание. Откинулся на подушку. Увидел на потолке еле различимую трещину, тянущуюся от угла к светильнику.
И мысли. У неё — Лера, предавший муж. У него — шрамы, видимые и нет. Но сейчас, в этой маленькой комнатушке, Максим чувствовал такую лёгкость, будто впервые за долгие годы снял броню.
Кристина вздохнула во сне, прижалась крепче. Её рука на его груди, ладонь доверчиво раскрыта. Вспомнил, как шептал ей недавно «не бойся», когда она дрожала под его прикосновениями. А сейчас боялся сам.
Не того, что она уйдёт.
А того, что останется.
Что он снова привыкнет к другому человеку, что однажды утром проснётся — а её губы будут солёными от слёз, потому что мир снова напомнит, счастье не для таких, как они.
Он закрыл глаза. Где-то на улице крикнула сова.
Завтра будет трудно. Послезавтра ещё труднее. Но сейчас… сейчас он просто дышит вместе с ней. И пока этого достаточно.
И когда Максим уснул, тишина снова наполнила дом. Но теперь она была другой, живой — будто стены впервые за долгое время дышали вместе с ними.
Глава 18
Кристина проснулась от щебетания ласточек под крышей. Лёгкий ветерок шевелил занавеску, впуская в комнату золотистые лучи июльского солнца. Она с улыбкой потянулась. В доме было тихо. Подушка пахла чем-то непривычным, мужским — Максимом. Но место рядом было пустое. Ещё тёплое.
Босиком ступила на ещё прохладный пол. Накинула его рубашку — рубашка пахла Максимом так сильно, что Кристина на секунду закрыла глаза, вдыхая этот запах. Подол скользнул по бедру, оставляя на коже мурашки.
Тропинка за домом была усыпана сосновыми иголками, колючими и ароматными. Роса обжигала ступни, но Кристина шла, придерживая рубашку, чтобы не зацепиться за раскидистые кусты малины.
Услышала шум воды и негромкое фырканье Максима. Он стоял под самодельным душем, старая бочка с дырочками, приделанная с торца сарая. Вода стекала по его спине, очерчивая мышцы, исчезая в ямочках над поясницей. Он наклонил голову, встряхнул мокрыми волосами, и капли разлетелись, сверкая на мягком утреннем солнце.
Она замерла.
— Подглядываешь? — его голос прозвучал строго, чуть хрипло, но глаза, когда он повернулся, смеялись.
— Я…, — Кристина не успела договорить.
Он шагнул вперёд, и вода с его тела намочила ей ноги. Она засмеялась. Его руки обхватили за талию, мокрые, холодные, но от прикосновения всё равно внутри всё вспыхнуло. Максим прижал её к себе. Рубашка сразу промокла, прилипла к груди.
— Хочешь в душ? — прошептал ей прямо в губы. Она кивнула, прежде чем он поцеловал.