Любовь гика — страница 12 из 81

– Щас я вам задницы-то надеру!

– Нам надо помочь братику, мистер, мы сейчас!

Арти вытянул шею и сомкнул челюсти на последней веточке с вишнями, которую я для него держала. Я потихоньку полезла вниз.

– Элли, – крикнула я погромче, чтобы фермер услышал. – Ифи, помогите мне снять Арти.

Из ветвей показалась длинная нога в белой кроссовке и розовом спущенном носке. Я украдкой взглянула на фермера. Он снова щелкнул ремнем о свой высокий резиновый сапог. Он наблюдал, но теперь немного расслабился. Девчоночьи имена размягчили стариковское сердце. Тоненькое «Не надо нас бить, мистер» его обезоружило.

– Осторожнее!

Ифи встревоженно смотрела на меня сверху, пока Элли готовилась начать спуск. Арти тихонько шепнул им обеим:

– Оли спускается первой. Потом вы меня передаете ей и спускаетесь сами.

– Мы спускаемся, мистер! – крикнула я и скользнула вниз по стволу, цепляясь пальцами рук и ног за глубокие трещины в коре.

Я спустилась со стороны, противоположной той, где стоял грозный старик с ремнем. Встав ногами на землю, я отступила на шаг и наклонилась вперед. Моя шапочка зацепилась за дерево и слетела. Я подняла руки, готовясь подхватить Арти, и услышала, как старый хрыч закряхтел. Он увидел мой горб и лысую голову. Близняшки спускали Арти вниз тремя руками, а четвертой рукой обнимали ствол. Арти скользнул вниз, шурша одеждой по коре. Я обхватила его за бедра, прижала к груди, и он съехал по моему животу на землю. Близняшки полезли вниз, поглядывая на фермера с обеих сторон ствола. Я обернулась к старику. Он прищурился, глядя на нас с подозрением и удивлением. Арти двинулся в его сторону. Я поскакала вприпрыжку следом. Близняшки догнали нас, и Элли взяла меня за руку. Старик попятился и грохнулся задницей на траву. Ремень выпал из его ослабевшей руки. Мы быстро прошли мимо фермера, прочь из его вишневого сада.

Вечером, лежа в постели, я поняла, что Арти все рассчитал очень умно. Именно порядок нашего появления и сразил старика. Он стоял, грозно щелкал ремнем и посмеивался насчет очередной компании ребятишек, забравшихся в его сад. Он уже мысленно репетировал, как будет рассказывать жене о сегодняшнем случае, когда они сядут ужинать в кухне и он за столом снимет шляпу, обнаружив полоску бледной незагорелой кожи под самыми волосами.

«Поймал сегодня в вишневом саду внучат Джетро, – сказал бы фермер. – Все на одном дереве, как их отец с его сестрицей двадцать лет назад». – Они с женой улыбнулись бы друг другу, и она подлила бы ему кофе со льдом и произнесла: «Что ж, будем надеяться, ты не слишком сильно их напугал». Но все получилось не так, как ему представлялось. Мы спустились с дерева и сразили его наповал. Сначала я, скрюченная и горбатая, в вязаной шапочке, кое-как нахлобученной на лысую голову, а после у старика было всего две секунды, чтобы осознать, как выглядит Арти, как передвигается и, самое главное, в каком направлении он движется. Будь мы только вдвоем, фермер, возможно, задал бы нам жару. Но с нами находились две девочки с черными, как ночь, волосами, молочной кожей и фиалковыми глазами – две девочки с одной на двоих парой ног в спущенных розовых носочках. Старик тридцать лет гонял из своего сада соседских детишек, но такого не видел еще никогда. Я сомневаюсь, что он станет рассказывать об этом случае кому бы то ни было.


Арти дернул головой и сердито уставился на меня. Высокие скулы проступили еще острее под туго натянутой кожей, под скулами пролегли темные тени. Ярость.

– Подними меня. Сейчас же.

Он был тяжелым, но я поднатужилась, подняла его вертикально, прижимая к себе двумя руками, потом согнулась в три погибели и взвалила Арти на плечо. Его голова и грудь смотрели назад, его круглые ягодицы выгибались у меня в руках.

– Ненавижу высокую траву. Ненавижу. – Его голос вонзался мне в левое ухо, пока мы медленно продвигались по полю. – Сама попробуй ползти по траве, где змеи прямо под носом. И коровье дерьмо.


Арти всегда разговаривал с публикой. Это придавало его выступлениям особое очарование, когда он – существо неземного вида, полузверь, полумиф – выныривал на поверхность, клал подбородок на край своего стеклянного бака и разговаривал «как все люди». Только он был не такой, как все люди.

Поначалу, когда Арти был совсем маленьким, Ал представлял его зрителям и говорил за него. Но Арти сделался старше и стал справляться самостоятельно. Уже очень скоро Ал отошел на второй план. Теперь он стоял у входа в шатер и зазывал публику.

Арти начинал с истолкований своих физических данных, но вскоре открыл для себя силу туманных речений и сентиментального вздора. Слащавые стишки с дешевых поздравительных открыток, звучащие вычурным речитативом из уст столь курьезного маленького уродца в освещенном прожекторами огромном аквариуме, неизменно имели успех у публики.

Арти с папой экспериментировали. Представление Арти менялось по мелочам: розовый свет вместо красного, – а иногда и по-крупному. Оно всегда проходило в шатре с рядами сидений для зрителей. Все внимание было направлено на Арти и его огромный аквариум. Какое-то время Арти исполнял «сухопутный выход». Он выползал на платформу над баком с водой и оттуда нырял. Потом решил, что зрителям нравится думать, будто он живет в воде постоянно, может, даже дышит в воде, как рыба. После этого он всегда представал перед публикой сразу в воде. Арти прятался за непрозрачным экраном и по папиному сигналу выплывал в освещенную часть аквариума. Когда ему надоело мокнуть в ожидании, он попросил, чтобы в донце бака с водой соорудили трубу-тоннель, и после этого ждал за сценой, на воздухе, а в нужный момент эффектно выплывал перед изумленной публикой. Арти «выстреливал» вверх в окружении подсвеченных пузырьков воздуха под записанные на пленку фанфары. Это мгновенно заводило публику.

Со временем Арти наскучила жаберная иллюзия мальчика-водяного, и в артурианский период он представал перед паствой (в отдалении, сидя в гольф-каре) на суше. Но это было позднее, а сначала он достаточно долго держался за свой водяной образ.

Как он однажды заметил с горечью, его облик был не настолько экстравагантным, чтобы удерживать внимание публики двадцать минут (именно столько длились его представления на начальном этапе), просто лежа на помосте и позволяя себя разглядывать. Надо было что-то делать. Тюленьи трюки с мячом, с которыми он выступал в раннем детстве, очень скоро ему надоели. Арти сосредоточился на плавании. Ярко освещенный гигантский аквариум в полутемном шатре был центром внимания. Движения Арти в колышущейся воде завораживали, гипнотизировали. Люди смотрели на воду и на плывущего странного мальчика, как смотрят на пламя. Стеклянная преграда между Арти и зрителями подчеркивала его необычность и снимала опасения почтеннейшей публики.

– Так я для них безопасен, – рассуждал Арти вслух. – Они могут расслабиться. Знают, что я не прыгну к ним на колени. (Арти часто ехидничал насчет коленей, поскольку у него самого их не было.)

– Это преступное расточительство: поражать воображение простаков и ничего с ними не делать, – сокрушался он.

Арти стал учиться красиво говорить. Декламировал стихи и цитировал слащавых философов, рассуждавших о человеческой природе. Папа хотел, чтобы Арти стал комиком и смешил публику. Ему казалось, что в исполнении Водяного мальчика это будет уникальный номер. Но Арти подобное не увлекало.

– Не хочу, чтобы эти придурки смеялись надо мной, – огрызался он. – Я хочу, чтобы они поражались, может быть, даже боялись меня, но смеяться они не будут. Ну, разве что иногда, потому что я остроумный, да. Но я им не клоун.

Редкие шутки Арти, коротенькие передышки в напряженно-мистических выступлениях, всегда были сдержанными, язвительными и направленными вовне. Он никогда не смеялся над собой.

Его туманные речи были густо замешены на эзотерике.

– Они хотят, чтобы их пугали и поражали. Для того они сюда и идут, – объяснял он.

Постепенно – и неизбежно – Арти открыл в себе оракула. «Оракула создает тот, кто задает вопрос и думает, будто слышит ответ». Арти прочитал много книг по восточной философии, и однажды, когда он с серьезным видом пересказывал их содержание, изливая восточную мудрость через край своего аквариума, какая-то бледная женщина, сидевшая в зале, поднялась и спросила, жив ли ее пятнадцатилетний сын, который полгода назад сбежал из дома.

Не задумавшись ни на секунду, без единой заминки Арти ответил:

– По ночам он рыдает в подушку и тоскует по дому, а днем работает, как настоящий мужчина, и молчит о своих переживаниях.

Женщина заголосила:

– Спасибо, спасибо, благослови тебя Бог! – И бросилась к выходу, рыдая и громко сморкаясь в носовой платок.

Наверное, она рассказала своим подругам, потому что на следующих двух представлениях вопросы от зрителей сыпались градом, и Арти отвечал на них. Все так же спонтанно и так же туманно.

Он подрядил рыжеволосую девчонку, продававшую билеты, раздавать зрителем картонные карточки, чтобы записывать на них вопросы. Его выступления теперь явственно отдавали хиромантией и гаданием «любит – не любит». Папа заказал несколько тысяч афиш «Спросите у Водяного мальчика».


Я не особенно хорошо знала близняшек. Наверное, Арти был прав, утверждая, что я им завидую. Они были такими прелестными и обаятельными. Их любила вся труппа. Их любила нормальная публика. В городах, где мы давали представления, молодые девчонки приходили на выступления близняшек, одетые в одну на двоих длинную юбку, подражая Элли и Ифи. Разумеется, Арти был отнюдь не в восторге от их бешеной популярности. Но он знал, как их расколоть. Для меня они были недосягаемы. Они все делали сами и не нуждались в моей помощи. Ифи всегда относилась ко мне по-доброму. Она ко всем относилась по-доброму. Но Элли держалась со мной отстраненно, мол, знай свое место, малявка. Они были полностью самодостаточны. И не нуждались ни в ком, кроме друг друга. Элли с ее твердым, «зубастым» характером управляла их телом.