Суд длился один день, и в итоге всем обвиняемым вынесли смертный приговор, который был приведен в исполнение незамедлительно – в ночь на 12 июня.
И уже на следующий день о казни «главарей военно-фашисткого заговора» было объявлено в газетах. «Как тогда было принято, он получил единодушное одобрение рабочего класса, колхозного крестьянства и трудовой интеллигенции, – пишет Борис Соколов. – Среди одобрявших были артисты Художественного театра Леонид Леонидов и Николай Хмелев, братья-академики Сергей и Николай Вавиловы (одному из них через несколько лет суждена была смерть в тюрьме, а другому – президентство в Академии), „инженеры человеческих душ” Александр Фадеев и Всеволод Вишневский, Алексей Толстой и Николай Тихонов, Михаил Шолохов и Леонид Леонов, Александр Серафимович и Антон Макаренко…»
Впрочем, одобрение все же не было полностью единодушным…
Командарм Тухачевский очень любил музыку, хорошо играл на скрипке и даже с большим увлечением и знанием дела занимался изготовлением этих музыкальных инструментов. Он был дружен со многими людьми искусства, которые оказались мужественнее большинства военачальников и отказались заклеймить «Тухачевского и его банду».
Композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович не подписал ни одного письма или телеграммы с осуждением заговорщиков. Николай Николаевич Кулябко, работавший в то время директором Московской государственной филармонии, отказался заклеймить на партсобрании того, кого когда-то рекомендовал в партию, за что отправился в лагерь. Когда пришли арестовывать профессора Московской консерватории Н. С. Жиляева, то увидели на стене его квартиры портрет Тухачевского. Один из чекистов удивленно спросил: «Так вы его еще не сняли?» Николай Сергеевич ответил: «Знайте, что ему со временем поставят памятник». Жиляев был отправлен в лагерь и через полгода расстрелян.
Из-за того, что арест Тухачевского пришелся на предвоенное время, много лет спустя начались предположения, что существовал хитроумный заговор немецких спецслужб, направленный на уничтожение высшего комсостава Красной Армии. Об этом пишет в своих мемуарах Вальтер Шелленберг, начальник политической разведки Германии; есть об этом упоминания и в воспоминаниях других немецких разведчиков. Однако военные историки доказали, что никакого заговора не было и быть не могло и немецкие разведчики выдумали его, вероятно, для привлечения внимания читателей к своим книгам или же просто из тщеславия – проигравшей стороне хотелось продемонстрировать хоть какие-то свои успехи, пусть даже и не существующие. На самом же деле Сталин успешно справился с уничтожением виднейших полководцев Советской армии собственными силами…
Михаил Тухачевский мечтал о воинской славе. Он мечтал о том, что будет командовать армиями. В царской России он наверняка стал бы генералом – у него были для этого все задатки. Наверняка он был бы хорошим военачальником, порой жестким и бескомпромиссным, но неизменно справедливым и честным. Он не был гением и вряд ли когда-либо снискал бы славу Суворова или Скобелева, не говоря уж о Наполеоне Бонапарте, сходство с которым ему всегда приписывали. Может быть, он даже не выиграл бы ни одного крупного сражения, но он был умен и талантлив и главное – целиком и полностью предан своему делу. Предан Российской армии. Все свои знания, все свои силы он отдал бы ей… Но история не знает сослагательного наклонения. Тухачевский не служил в царской армии: он служил в советской. И он отдал ей столько, сколько смог. Столько, сколько ему позволили.
Дмитрий Шостакович и Нина Варзар: восьмое чудо
Дмитрий Шостакович и Нина Варзар
– Шостакович Дмитрий Дмитриевич (25 сентября 1906 года, Петербург, Российская империя – 9 августа 1975 года, Москва, СССР) – великий композитор.
– Нина Васильевна Варзар (1909 год, Санкт-Петербург, Российская империя – 5 декабря 1954 года, Ереван, СССР) – астроном.
– Он – истинный гений и истинный интеллигент, тонко чувствующий, порывистый, погруженный в себя, интеллигентный, мягкий, но верный своим принципам, совершенно не приспособленный к быту.
– Она – мудрая, спокойная, уравновешенная, решительная женщина, надежная опора для супруга, при этом весьма самостоятельная, волевая личность.
– Двое общих детей. Поженились 28 апреля 1932 года. Пережили развод, но снова вернулись друг к другу. Жить порознь не могли.
– Шостакович тяжело пережил ее смерть, но потом женился еще дважды.
Дмитрий Дмитриевич Шостакович был композитором от Бога… Собственно, как и все великие композиторы. Но он даже не знал мук творчества – только проблемы с окружающим миром из-за неприятия его творений. А музыка – музыка приходила к нему сама. Шостакович не сочинял, он просто принимал ее и переносил на нотную бумагу. Он пытался объяснить, как это происходит: «Есть разные способы писать музыку. У некоторых рождается мелодия, какие-то ходы, а потом они оркеструют. У меня же вся музыка рождается оркестрованной. Я слышу ее так. И какой состав оркестра, и какие играют инструменты. Все это складывается в голове. А потом я сажусь и пишу. Мне трудно понять, как можно иначе писать музыку…»
Он был гением. Но очень скромным. И все время пытался доказать, что он – обыкновенный человек. Это у него не очень хорошо получалось. Но скромным, деликатным и патологически порядочным его запомнили все. Иногда у Шостаковича даже возникали проблемы из-за его скромности и порядочности. Но какие бы уроки ни преподносила ему жизнь, Дмитрий Дмитриевич отказывался меняться: отказывался изменять себе и своей музыке.
Музыка была его единственной страстью.
И казалось, все его любови к земным женщинам не могли сравниться со страстью к музыке… Однако была одна, которая была для него – главной. Его первая жена. Нина Варзар. Его подруга и опора. Ровный и теплый свет, возле которого композитор имел прибежище от тьмы и холода внешнего мира.
1
Он родился 25 сентября 1906 года в Петербурге. Отец, Дмитрий Болеславович Шостакович, – поверитель Главной палаты мер и весов, поляк по происхождению, предки которого участвовали в Польском восстании и отбывали наказание на каторге. Мать, Софья Васильевна Кокоулина, – дочь начальника золотых приисков, получила прекрасное образование: сначала – в Иркутске, потом – в Петербургской консерватории. Родители Дмитрия Дмитриевича не были профессиональными музыкантами, но были одаренными и увлеченными музыкой людьми.
Софья Васильевна сама учила музыке своих троих детей. У нее была своя собственная метода: она считала, что за инструмент ребенка нужно сажать не раньше, чем ему исполнится девять лет, потому что до этого он еще неусидчив и не способен к серьезным занятиям. Но если к двенадцати годам юный ученик не полюбит музыку – не следует далее его или ее мучить… Старшая дочь, Мария, интерес к музыке проявила и стала пианисткой, младшая в семье, Зоя, от дальнейшего обучения отказалась и стала ветеринаром.
Средний же ребенок, Митенька, вырос великим композитором, хотя сам признавал: «В детстве я не обнаруживал особой любви к музыке. У меня не было того, что у других композиторов. Я не подкрадывался в трехлетнем возрасте к дверям, чтобы послушать музыку, а если и слушал ее, то после этого спал так же безмятежно, как и предыдущую ночь. В детстве слушал много музыки: отец пел, мать играла на фортепиано. У знакомых за стеной часто собирался любительский струнный квартет. Любил слушать (лет в 7–8), но сам учиться желания не проявлял, относился к учению скорее даже отрицательно. Когда исполнилось 9 лет, по настоянию матери начал учиться игре на фортепиано: до этого возраста вообще не подходил к роялю. Моя мать, Софья Васильевна Шостакович, очень настаивала, чтобы я начал учиться игре на рояле. Но я всячески уклонялся. „Слишком корень учения горек, чтобы стоило учиться играть”, – думал я. Но мать все же настояла и летом 1915 года стала давать мне уроки игры на рояле. Так завела у нас мать порядок: как девять лет исполнится – садись за рояль. Так было с моими двумя сестрами, так было и со мной. Занятия пошли успешно. Я полюбил музыку, полюбил рояль. Первые уроки сразу же обнаружили во мне большие способности, и дело пошло очень быстро. У меня оказались абсолютный слух и большая память. Я быстро выучивал ноты, быстро запоминал, выучивал наизусть совершенно без всякого труда: само запоминалось, легко читал ноты».
В семье Дмитрий был любимцем. Мать и сестры обожали его. Софья Васильевна с умилением вспоминала: «Митя тихостью походил на девочку». Милый послушный мальчик, он не любил шумных игр, ему нравилось «слушать тишину», и, даже перелистывая книгу, он спрашивал мать: «Ты слышишь, как звучат страницы?»
Для него все в мире – звучало, все могло превращаться в музыку: шелест страниц в тиши домашней библиотеки и жужжание прялки, услышанное в деревне, рев тигров в цирке и треск горящего дерева. И стрельба на улицах революционного Петрограда… А крик смертельно раненного превращался в симфонию.
Шостакович вспоминал: «Пытаться сочинять я начал тогда же, как начал учиться игре на рояле. Первое сочинение, какое я сейчас припоминаю, была какая-то длинная пьеса, под названием „Солдат”. Толчком к этому сочинению явилась война 1914 года. Тогда я сочинял, получая позывы к творчеству исключительно от внешних событий и явлений, как то: война, марширующие солдаты, шум улицы, лес, вода, огонь. Будучи совсем маленьким, видел, как горел лес. Это послужило впоследствии толчком к сочинению какой-то „огненной сонаты” для рояля. Названия тогдашних сочинений (поскольку я их припоминаю) были: „В лесу”, „Шум поезда”, „Буря”, „Гроза” и тому подобное.
Тогда же я очень много читал Гоголя и даже пытался сочинить оперу „Тарас Бульба”. Но из этого ничего не вышло».
2
Осенью 1915 года Митю отдали учиться в музыкальную школу выдающегося пианиста Игнатия Альбертовича Гляссера. Уже в декабре на зачете Митя сыграл половину вещей из «Детского альбома» Чайковского. К концу года он играл сонаты Гайдна, Моцарта, Бетховена. На следующий год перешел к фугам Баха. Все отмечали уникальный талант ребенка, но к попыткам сочинительства юного Шостаковича Гляссер «относился весьма скептически и не поощрял таковыми заниматься».