Стук нового сердца сбивал меня с толку во время работы, антенны дергались из-за участившегося пульса, изменившийся гормональный фон будил разные чувства. Индивидуальность Рейчел, так впечатлившая мое пробуждающееся сознание, постепенно разрушалась. Не раздваивалась, а распадалась. С появлением сына Рейчел начала постепенно избавляться от защитного слоя, отделявшего ее сначала от Элизы, а потом от ребенка, и чем сильнее она расслаблялась, тем крепче становилась наша связь. Теперь, когда мои челюсти смыкались в ее плоти, мне удавалось проникать и в ее сны. Мне снилась колония, а она видела во сне меня.
Просыпаясь, мы возвращались в свои раздельные тела и радовались, что живы. Там, в колонии, моя жизнь давно бы уже подошла к концу, мой труп сохранили бы, а мое место заняли представители следующих поколений. Пережить несколько сезонов дано лишь королеве. Наверное, можно было сказать, что здесь, вдали от дома, в процессе создания того, что в некотором роде являлось моим собственным муравейником, мой статус изменился. Ко мне постепенно приходило осознание, а вместе с ним — мысли о Ки и том расстоянии, что теперь разделяло нас. Никого из известных мне членов колонии уже не должно было остаться в живых.
Мои чувства к Ки теперь имели название, но разобраться, возникли они из слов или существовали раньше, только безымянные, было трудно. Конечно, понимание, что Ки потеряна для меня навсегда, принесло мне новую боль, и познание стало казаться скорее проклятьем, чем благословением.
Топ-топ-топ. Вперед к личности Рейчел. Услышь зов неведомого, ощути вкус новой жизни. Неустанно пульсирующий ритм, песнь человеческая, гимн. Сдвиг в ощущениях, обострение чувств. Новые, незнакомые клетки, в ней растет мужской код. Откусить кусочек, сохранить. Топ-топ-топ.
День, когда рождается ребенок, сравнить можно лишь со штормом или пожаром. Бушующий ад обрушивается на наши тела, а потом выбрасывает их на берег умирать. Мы отчаянно стараемся дышать, мальчик теперь без кокона, Рейчел похожа на королеву после того, как та отложит яйца. Мы выложились.
begin
Через три месяца после родов опухоль снова начинает расти. От меня, занятой ежедневными заботами о младенце Артуре, укрывается появление новых побегов, и впервые мы с Рейчел чувствуем их, когда она однажды замирает посреди кухни. Зверь снова выпустил когти. Несколько минут она просто смотрит на болтающуюся на краю окна паутинку, и в голове у нее пусто, как у меня в зобу. Пора вернуться к работе.
Копать, углублять, кусать, маркировать. Вгрызаться в насыщенную кровью плоть. Что-то отложить, что-то сдвинуть, позвать на помощь. Но никто не приходит. Да и кто мог бы откликнуться? Точно не мои павшие сестры. Точно не правнучатые племянницы. Мой запах рассеялся, а голос сорван. Взрывать, кусать, утаптывать. Одной. Без товарищей. Никем не услышанной.
Но он видел меня, не в глазах матери, нет. Чувствовал каждой клеточкой. Он заглядывает матери в лицо и слышит мою песню в вечернем ветерке. Муравительно. Муравительно.
Так проходят годы. Мы справляемся. Ребенок расцветает, как папоротник, а мы даем ему тень и солнце. Но опухоль тоже уверенно растет.
begin end.
В последний день холодно. Она наполняет водой ванну и берет книгу. Почитаем вместе. На ее ступни льется горячая вода. Разобрать слова трудно. Мы ждем. Нет больше агонии и боли. Ледяного холода, просачивающегося из костей в вены. Только это. Теплая вода и слова на странице, рассказывающие нам об окружающем мире, о том, что было, есть и будет.
Она думает об Артуре и об Элизе, о том, как они вместе лягут в ее кровать. Откидывает голову на край ванны. Очень, очень тяжелую голову. Вспоминает, что, когда они с сыном идут по улице, он сует руку ей в рукав, чувствуя кожей ее кожу, как ее жена каждый день оглядывается в дверях, прежде чем уйти на работу. Вдыхает в последний раз и отрешается.
end
Теперь вы знаете, как все произошло. Пути назад не было, требовалось идти вперед. Вторая часть моей жизни только началась. Мне было известно все, что знала Рейчел, мир представлял собой колонию после того, как закончилось царствие королевы. Пришло время искать, строить, находить новые источники энергии. Королева умерла, да здравствует королева.
begin
Топ-топ-топ. Иду по черепу. Капает вода, сердце Рейчел молчит. У крови ее теперь необычный горьковатый привкус. Топ-топ-топ. Отыскать полость и прикрывающую ее желеобразную плоть глаза. Туда, в соленое, на воздух, прочь из-под ее кожи. Выйти в мир из новой утробы.
Теперь подождать, пока вернется ребенок. Найти его. Меня ждет новая сущность, новая инкарнация. Это свобода, это сознание. Мои собственные мысли, мои собственные чувства. Мое «Я». Я родилась, и впереди у меня много дел.
5Клементинум
В мысленном эксперименте Фрэнка Джексона описывается Мария, блестящий ученый, чья жизнь прошла в черно-белой комнате. Внешний мир она видит лишь на установленных в комнате черно-белых мониторах. При этом Мария специализируется на нейрофизиологии цвета и изучила всю информацию, имеющуюся по этой теме. Узнает ли она что-то новое о красном цвете, когда впервые выйдет из комнаты и увидит его собственными глазами? И если да, означает ли это, что существует определенный вид опыта, не поддающийся измерению в физических величинах?
Неизбежно окажется, что ее прежние знания были неполными. И в то же время все физические параметры были ей известны. Следовательно, опыт представляет собой нечто большее, чем их совокупность.
Из всех нарядов валяться в постели Рейчел удобно было только в трех, и сегодня она натянула их все, несмотря на то, что лежать не собиралась.
— Я буду рано, и Артура заберу, — сказала Элиза, уходя на работу. И, покосившись на закутанную в три слоя одежды Рейчел, добавила: — Хочешь, включу отопление?
Рейчел, проходя мимо, провела по ее руке кончиками пальцев.
— Одежда лучше.
Элиза замерла в дверях.
— Можешь хоть сейчас не заботиться о планете? — спросила она, не оборачиваясь. — Подумай для разнообразия о себе.
Рейчел не стала ей возражать. Не стоило ссориться с Элизой перед тем, как та уйдет на работу. Кто знает, что принесет им грядущий день? Вот сегодняшний, например. Она приготовила Артуру завтрак, наклеила засушенные листья в альбом, который они вместе сделали, собрала сына в школу. А потом постояла у окна гостиной, глядя, как Элиза уходит. Сегодня будет хороший день.
У нее никогда не хватало времени объяснить толком, что она пытается сказать, думала Рейчел, возвращаясь в кухню. Вот Элиза все делала быстро, могла на полуслове переключиться на новую тему или новое настроение. А Рейчел любила поразмыслить. Остановившись у раковины, она принялась мыть посуду. Рейчел нравилось сначала хорошенько взвесить свои слова. Означало ли это, что она деликатная, слишком деликатная, как утверждала Элиза? Нет, вовсе нет, ей просто не хотелось никого обижать. А медлительность ее к этому никакого отношения не имела, просто она была устроена иначе, чем жена. Что там Грег говорил о разнице между искусственным интеллектом и человеческим разумом? Ах да, эмоции. У компьютера нет эмоций, поэтому он не может принимать решения так же быстро, как человек. А Рейчел эмоции, наоборот, только тормозили.
Она до самых локтей погрузила руки в теплую пену. И вовсе не ради блага планеты она предпочитала шерсть радиатору. Просто она мерзла изнутри. Даже теперь, кода за окнами расцвела весна, а у нее снова отросли волосы, каждая частичка ее тела страдала от холода. И спасало от этого только одно — надо было лечь в горячую ванну, а потом постараться удержать тепло под кожей подольше, пока холод не выбрался из костей и снова ее не заморозил.
Кажется, только Грег понимал, каково ей. Грег, который с сентября по июль не вылезал из лыжной куртки, а первую свою зиму в Англии вообще носил под шапкой бутылку с горячей водой. Он-то знал, что это такое — гадать, будет ли тебе еще хоть когда-нибудь тепло. Рейчел поначалу смеялась над его вязаными гольфами и теплыми свитерами. В те далекие вечера, когда они всей компанией хохотали, сидя на полу в гостиной, а сама она, беременная, икала над кружкой имбирного эля, заставить Грега снять хоть что-то из одежды могла только серьезная доза алкоголя. Теперь, когда смеяться они перестали, Рейчел скучала по тому, прежнему Грегу. Последние месяцы они виделись редко, и, встречаясь с ней, он каждый раз сжимал ее бедра и невольно вздрагивал, приходя в ужас от того, насколько беспомощной она оказалась перед стихией.
Отныне Грег обходил их дом стороной. Встретив Хэла, он вовсе не подписывался стать отцом, а в итоге вот как все обернулось. Порой случившееся начинало казаться Рейчел частью хитроумной аферы, которую они втроем провернули, чтобы заставить Грега остаться, потому что так им было удобнее. Подобный взгляд на положение, в которое угодил Грег, тоже имел право на жизнь, а Рейчел старалась быть объективной, ведь ребенка-то больше всех хотела именно она. Но Грег так невозмутимо реагировал на все их разговоры о беременности, как будто познакомиться с англичанином, переехать в Англию, сменить работу и узнать, что станешь отчимом, с самого начала входило в его план. Тра-ля-ля, счастливая семейка. И план этот рухнул, только когда Рейчел поставили диагноз.
Рейчел не хватало Грега. По музеям и галереям ее водил Хэл, Артура из детского сада забирал тоже он. Она же завела альбом, чтобы Артур вклеивал туда свои рисунки и рассказывал ей, как у него прошел день. У нее хватало сил провести с сыном только час или два, и Хэл часто засиживался у них допоздна и забирал Артура на кухню, когда она засыпала. Просыпалась она от запаха выпечки: пирога с кардамоном, шоколадного кекса, орехового печенья или лимонных тартов с рикоттой; такая еда пробуждала у нее аппетит. Хэл с Артуром приносили ей в кровать тарелочки с десертами и пристраивали их среди книг и подушек.