Мама Бочкина распахнула дверь, и мы увидели, как мгновенно погасла радость на ее лице. Она отступила внутрь, давая нам пройти, и сказала:
– Витя, где же Митька?
– Меня зовут Лена, – сказала вместо меня Долгорукая, – вы не переживайте раньше времени, пожалуйста. Мы обязательно найдем Митю. Мы просто хотели узнать, не оставил ли он записку или не взял, наоборот, что-то такое, что могло бы…
Но мама Бочкина так испугалась слов о записке, что громко охнула, зажала рот обеими руками и замотала головой.
– Нет-нет! Я не в том смысле! – громко и уверенно сказала Долгорукая. – Записку с адресом, где его искать. Ничего такого!
Если честно, я ничего не понял. Но уверенность Долгорукой хорошо подействовала на маму Бочкина. Она помогла Ленке снять пальто, дала нам тапочки и проводила нас в комнату Бочкина. И тут я должен признаться…
– Та-а-ак… – угрожающе произнесла женщина с собакой, – что еще?!
– Ничего такого, – ответил я, – просто должен сказать честно, что в комнате Бочкина я оказался впервые.
Слушатели ахнули. Это потрясло всех. Да что там! Мысль о том, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ни разу не был в личной комнате лучшего друга, вдруг пронзила и меня самого. Как это могло выйти? Как это вообще возможно?!
– Отлично, – покачал головой мужчина с портфелем, – отлично, ничего не скажешь. Ты просто самый лучший друг в мире.
– Даже я бывала у Лёли Вышеградской, – заметила старушка, – а ведь я никогда, ни разу не считала нас даже подругами!
– А он у тебя бывал? – спросил парень.
О, да. У меня он бывал так часто, что мама завела для него любимую чашку, а за нашим столом для него узаконилось чисто его, Бочкина, место.
– Не понимаю, – сказала старушка, – тебя не звали к нему?
Звали. Конечно, звали. И не раз. Сам Бочкин и звал. Но как-то не дошли руки. Или ноги. В общем, так вышло.
– Спорить готов, что Долгорукая пришла бы, – сказал парень с телефоном, – у нее все дошло бы, и руки, и ноги.
– Наверняка, – отозвался мужчина с коляской, – девочки – это совсем другие люди, я заметил. Вот она родилась (он качнул коляску), и я сразу понял, что девочки – совсем не то, что мальчики.
– Все они хорошие, когда спят зубами к стенке, – сказала учительница. – И порознь, поодиночке все хорошие, а стоит им сбиться в кучу, как начинаются сюрпризы. Уж я навидалась.
Мой незнакомый друг
А комната у Бочкина была хорошая. Она мне сразу понравилась. Во-первых, это была самая большая комната в квартире, и это меня удивило. То есть родители Бочкина отдали ему большую комнату, а не взяли себе, как это обычно бывает.
Во-вторых, вся комната была увешана картинами. Не шучу! До самого потолка! Это были корабли, кораблики, яхты, катера, лодки – все, что только может плавать и ходить по воде. И все это нарисовала одна рука.
– Бочкина?.. – встряла старушка.
Бочкина. Оказывается, он здорово рисовал, этот мой лучший друг Бочкин. Я, конечно, знал, что он любит рисовать, но не думал, что настолько. И предположить не мог, что он не только любит, но и умеет это делать! Да как здорово!
– Ого!.. – протянула Долгорукая с уважением. – Митя говорил, что учится рисовать, но я не предполагала…
– Да, – откликнулась мама Бочкина, – в этом году он собрался поступать в художественную школу, и мы даже ходили туда, чтобы выяснить условия и начать подготовку к экзамену. Да ты, Витя, наверняка, в курсе.
Я кивнул. А что мне оставалось делать? Признаться, что я впервые слышу про все это? Я же лучший друг…
– Да, парень… Ты предстаешь перед нами в новом свете, – сказал мужчина с портфелем. – Интересно, как вы вообще умудрились стать друзьями – с таким отношением.
– Может, он скрывал свой талант, – миролюбиво произнесла старушка, – такое бывает у застенчивых людей. Моя подруга как-то взяла первый приз в конкурсе чтецов, а я и не знала, что она увлекается… Это было просто ее личное, она не говорила.
– Может и так, но все-таки хочется верить, что человек, с которым дружишь, хоть немного интересуется тобой, – откликнулся мужчина с коляской. – Я, например, знаю, чем увлекаются мои друзья. Это нормально.
– Это не нормально, это правильно! – возмутился молчавший до этого человек. Оказывается, все это время он стоял позади меня и внимательно слушал рассказ. – Кто такой лучший друг? Почему он вообще – лучший, если он уже друг? Друг или друг, или он не друг. Знакомый, приятель, посторонний человек, сосед по парте – что угодно, но не друг. А друг – он друг и есть, зачем эта прибавка – «лучший»?
Я не нашел, что ответить. Я никогда об этом не думал.
– Ты думаешь, ты друг, потому что можешь посочувствовать в трудный момент? – продолжил он. – Поддержать, так сказать? А попробуй порадоваться за другого человека! Это куда как сложнее, чем сочувствовать или жалеть. Прописная истина. А ты ведь не смог порадоваться.
Он был прав. Не смог.
– Когда твой Бочкин влюбился, тебя всего вывернуло наизнанку! Я поначалу решил, что ты и сам… ну, в эту Долгорукую, наградил же бог фамилией, честное слово… А ты нет! Если бы да, о!.. Тебя бы это хоть немного извинило, но нет! Ты приревновал! Или хуже! Может быть, ты посчитал, что девочка, вот такая девочка, как она, с этим носиком, с этими длинными волосами, с этим ободком, красивая девочка не могла выбрать такого, как он? Ну, что же ты молчишь?
– Она не выбирала, – угрюмо сказал я, и мне самому ужасно не понравился собственный голос.
– Не выбирала, но выбрала! – сказал человек и поднял указательный палец. Все посмотрели наверх, и я тоже, но там ничего не было, кроме низкого зимнего неба.
– Что было дальше? – спросила учительница. Она положила ладонь на голову собаки и ласково теребила пальцами пушистое рыжее ухо.
Ботик Петра I
Записки не было. Но тут же выяснилось, что нет и гораздо более важных вещей, например, свидетельства о рождении! Это все Долгорукая. Быстро и внимательно осмотрев комнату, она обратилась к матери Бочкина.
– Свидетельство?.. – удивилась та. – Сейчас посмотрю.
И бросилась в соседнюю комнату. Ну, конечно, его не было. Долгорукая довольно смотрела на нас, а мы на нее.
– Будьте внимательны, – приказала она, – какой-нибудь его любимый блокнот, в котором удобно рисовать. Пенал или коробка карандашей. Рюкзак. Такой, с которым можно в поход. Продукты. Тушенка в банках, хлеб, печенье в пачках, карта, компас, свитер потеплее и побольше, может быть, обувь. Смотрите, чего не хватает!
Мама Бочкина кивала, загибая пальцы, словно стараясь запомнить – блокнот, пенал, свитер, тушенка. Долгорукая деловито осмотрела стены. Взгляд ее задержался на пустом куске обоев меж двух парусников.
– Что здесь висело? – строго спросила она.
Мама Бочкина кинулась к стене, дотронулась до выцветшей розочки и сказала:
– Ботик Петра… Да, ботик! Именно!
– Значит, ботик, – протянула, раздумывая Долгорукая. – Почему именно он?
– Почему ботик? – не поняла мама Бочкина.
– Почему именно этот рисунок, – уточнила Долгорукая, – сейчас важно именно это.
– Мы ездили в Питер, и Митька целый час рисовал у памятника, там еще была подпись, кажется, – сказал мужской голос. Это был отец Бочкина. Высокий полноватый мужчина с добрым, совершенно Бочкинским лицом. Я знал, что он режет по дереву и любит водить Бочкина по музеям.
– Удивительно, что ты знал, – не удержался мужчина с портфелем, – может, ты все-таки не так плох, как могло показаться.
– Отлично! – провозгласила Долгорукая. Она сияла.
– Памятный рисунок! Это замечательно! Все очень хорошо, если вы не поняли.
Родители Бочкина слабо улыбнулись.
– Тушенка, свитер, обувь! – напомнила Долгорукая, и они бросились врассыпную. Я тоже бросился. В ванную. Потому что знал, как чистоплотен мой друг. Что он чистит зубы по пять раз в день. Это всегда смешило меня, но зубная щетка Бочкина стояла и в нашем доме – в гостевом стаканчике.
В ванной было красиво. И все в ней было. Кроме одной щетки. Две стояли, а третьей… третьей не было!
Он взял ее с собой на Урал!
Теперь я знал, что с ним все в порядке. Оставалось найти этого дурака. Долгорукая взяла меня за руку и сказала:
– Мы его найдем. Он взял блокнот и карандаши. Он где-то рисует.
Родители Бочкина заметно повеселели. Уверенность Долгорукой оказалась очень заразной. Теперь никто не лил слез, не пил валерьянку и не причитал. Мама Бочкина тут же позвонила в полицию – да-да! Его искала полиция, представьте себе! – и сообщила, что ее сын, шестиклассник Митя Бочкин, захватил с собой:
– свидетельство о рождении,
– банку тушенки,
– пачку овсяного печенья,
– теплую одежду,
– зубную щетку и тюбик клубничной пасты для малышей до шести лет (о, этот Бочкин!),
– блокнот для рисования,
– коробку цветных карандашей,
– рисунок со стены.
В полиции видимо сказали что-то хорошее, потому что мама Бочкина посветлела лицом, и даже голос у нее стал звонче.
Но самое главное открытие сделала Долгорукая. Внимательная вредная Долгорукая, ставшая причиной всему, зачем-то вышла на балкон и там, среди занесенного снегом хлама, увидела два сухих длинных пятна. Она издала победный клич и запрыгнула обратно в теплую комнату.
– Он взял лыжи!!! – закричала она, приплясывая. – Он взял лыжи и палки!
– И тысячу рублей из копилки, – добавил отец Бочкина, – копилка пуста.
– Куда может уйти человек с тысячей рублей? – спросила нас Долгорукая. Мы задумались. Тысяча рублей – серьезная сумма, но далеко не улетишь, значит самолеты, поезда и теплоходы отменяются.
– Хорошо, – сказала Долгорукая, – оставим тысячу, куда может пойти человек двенадцати лет на лыжах посреди города?
– В парк, – сказал я, – в парке есть лыжня здоровья…
– Человек на лыжах, с рюкзаком, тушенкой и зубной щеткой? – грозно уточнила Долгорукая и посмотрела на меня большими прекрасными глазами.