О чем это она должна была знать? Было только одно, что могло прийти ей в голову.
— Я знаю, ты чувствуешь свою вину перед Бет, что бы ты ни говорил.
Он замер, его взгляд был прикован к ее белому лицу. Через мгновение он сказал:
— Да, это так. Я тот, кто сказал ей, что ей необходимо избавиться от этого отродья. Я даже сказал ей, что читал в какой-то книжке, как это сделать. И я убил ее и ее ребенка.
— Не было никакой необходимости убегать и приезжать сюда, никто не собирается сажать тебя за это в тюрьму, хотя следовало бы.
Его глаза снова сузились.
— Никто меня не обвинит. Точка. И не посмеет урезать таким образом остаток денег на мое содержание. Ты единственная, кто об этом знает, но никто не поверит ни единому твоему слову.
— Потому что я сбежала с тобой и вышла замуж?
Звук, вышедший из его горла, был грубым, а рот скривился в усмешке.
— Это так, малышка. Но ты не замужем.
В голове у нее тупо и больно застучало. Промелькнуло осознание чудовищной катастрофы, настолько сильной, что она содрогнулась. Тонким, почти беззвучным голосом она сказала:
— Что?
— Мы не женаты. Как это тебе?
— Но церемония, документ, который мы подписали…
— Они не имеют значения. Я не был свободным человеком. Я женился на младшей дочери лучшей подруги моей матери в прошлом мае. Мы не слишком с ней ладили. Она вернулась к маме, а я отправился в гости к дяде, на время. Это означает, что церемония, через которую мы прошли, недействительна. Договор не имеет законной силы. Он не в счет.
— Ты все это знал?
Он равнодушно пожал плечами:
— Конечно. Я ведь будущий юрист.
— Почему? — закричала она. — Зачем ты так поступил со мной?
— Я не мог позволить тебе расхаживать повсюду и рассказывать то, что знаешь.
— Я бы никогда не стала. Ради Бет.
— На это я не мог надеяться. Потом, у меня была сильная потребность в тебе, один или два раза меня бы не устроили. Ты должна гордиться. Не часто я и по второму разу встречаюсь, еще реже по третьему и больше.
Он слишком много говорил. Он что-то скрывал за этими громкими и хвастливыми словами, она это чувствовала. Но вникнуть в суть ей мешали вопросы, обрушившиеся на нее.
— Все это время, — сказала она, — мы совсем не были женаты?
— Жили во грехе. Разве не весело было?
Тошнота подступила к ее горлу.
— Вот почему ты не хотел брать меня домой с собой.
— Какая ты догадливая!
— Я думала, потому, что тебе было стыдно.
— Моей провинциальной невесты? Впрочем, да, могло быть немного неловко.
Это был именно тот тон его голоса, полный превосходства и снисходительности, что так потряс ее. Она скрыла это чувство вспышкой злости.
— Это было бы слишком плохо.
— Я никогда не позволяю себе расстраиваться из-за этого. — Он развернулся на пятках и вернулся в спальню.
Он не беспокоился, потому что в этом не было нужды. Он никогда не собирался увозить ее к себе домой. Она слышала, как он двигался, одеваясь. Она позволила ногам медленно расслабиться и соскользнула по стене, чтобы сесть на пол, приложила руку к поврежденной щеке. Щека горела и щипала. Внутри нее тоже была боль, слишком сильная, чтобы ее можно было погасить слезами.
Эдисон вышел из спальни несколькими минутами позже с запасом одежды под мышкой, остановился над ней.
— За квартиру уплачено на месяц вперед; старая ведьма по соседству заставила дать ей аванс за два месяца плюс задаток. Может, захочешь остаться. Из моих наблюдений за Маргарет, она не захочет, чтобы ты притащила домой свои трудности и расстроила дорогую маму.
Не беспокойство подсказывало такое решение, она знала, а желание не пускать ее назад. Тем не менее в этом было достаточно правды, и через минуту она могла говорить.
— Маргарет моя сестра. Она не прогонит меня.
Он усмехнулся:
— Когда-нибудь ты подрастешь.
Она подняла голову. Слабым голосом произнесла:
— Убирайся, если собрался.
— О, я ухожу. Но прежде я бы мог еще попользоваться немного.
Она уставилась на нею, в то время как внутри росло раздражение. Это, очевидно, отразилось на ее лице, поскольку он дернулся, затем сам себе ответил:
— Очевидно, не стоит. — Он отступил на шаг, затем развернулся и ушел.
Она осталась сидеть там, где была, а звук его шагов все удалялся по лестнице и затем пропал. Она все еще не двигалась, а неподвижно смотрела перед собой, стараясь изо всех сил ни о чем не думать. Наконец к ней стала подкрадываться мысль о Бет, умирающей в луже крови, смеющейся, заботливой, пышущей жизнью Бет. И все из-за Эдисона Галланта, человека, который только что ушел.
Вот когда полились слезы, теплый поток печали, нескончаемый, как дождь субтропиков, который промочил дворик внизу.
8
— Мама в больнице!
— О, Маргарет, ей плохо? — Ребекка ощутила, как страх, подобно яду, растекался с кровью по жилам. Она так крепко вцепилась в трубку телефона, что кончики ее пальцев побелели.
— У нее был еще один приступ. Сердце просто вырывается у нее из груди. С той поры как умерла Бет и ты уехала, она никогда уже не была прежней.
— Я хочу с ней поговорить. Маргарет, я должна с ней поговорить!
— Не думаю, что это хорошая затея, — особенно после всего, что ты мне рассказала. Она думает, что ты вышла замуж за богатого человека, который станет заботиться о тебе всю твою жизнь. Она приучила себя к мысли о твоем бегстве и даже убедила себя, что это и к лучшему — ей не нужно больше о тебе заботиться. Нельзя именно сейчас говорить ей о чем-то прямо противоположном.
— Ты хочешь сказать, что это ты ее в этом убедила?
— А что, если и так? — спросила Маргарет с вызовом, и голос ее зазвучал резко. — Ей надо было как-то утешить себя.
— Так-то оно так, но ей стоит знать, что иногда это не срабатывает. Я должна вернуться домой.
— Ты не можешь этого сделать.
— Маргарет, что ты имеешь в виду? Ничего иного я и не могу сделать. Разве ты не понимаешь? Эдисон оставил меня.
— Что ты сделала такого, что вынудило его уйти?
— Я ничего не сделала. Я уже сказала тебе, что он просто обманул меня.
— Я не могу в это поверить! Я просто не могу поверить! Подумай только, что скажут люди! — застонала Маргарет. — Они станут говорить, что никакой свадьбы не было и в помине!
Ребекка глубоко вздохнула и затем произнесла:
— Может быть, они и станут так говорить. Но я ничего не могу поделать. Эдисон ушел и не вернется. За жилье уплачено на месяц вперед, но денег на еду у меня больше нет. У меня нет денег для оплаты счетов. Я должна вернуться домой!
— Наверное, у тебя нет денег и на оплату автобусного билета?
— Нет, Маргарет…
— Ладно, дай мне немного подумать.
Молчание на другом конце телефонной линии, казалось, тянулось целую вечность. Ребекка ожидала, что вот-вот раздастся голос телефониста, уведомляющего о необходимости дополнительной платы за разговор. В квартире, конечно, никакого телефона не было. Она вынуждена была воспользоваться платным аппаратом в бакалейном магазине, находившемся в нижней части улицы. Наискосок от магазина два неряшливого вида парня с волосами до плеч стояли и глазели на нее. Она подняла руку, чтобы прикрыть ссадину на лице, и отвернулась от них.
— Ты могла бы найти работу, — сказала наконец Маргарет.
— И что же я буду делать? И что я буду есть, когда стану работать?
Снова последовало молчание. Маргарет вздохнула:
— Все верно. Я пошлю тебе денег, которых хватит на пару недель. Может быть, за это время мама окрепнет и тогда ты сможешь вернуться домой.
— Разве билет на автобус не будет дешевле? Я знаю, что оплата последних счетов из больницы забрала все ваши накопления.
— Я займу денег у Ботинок.
— Ты не можешь этого сделать.
— Почему это? Он мой муж.
Прошла, по крайней мере, минута, пока Ребекка смогла заговорить.
— Вы с Ботинками поженились?
— А что?
— Ты даже не сообщила мне об этом, чтобы я приехала на вашу свадьбу. — В голосе Ребекки звучала боль. Она почувствовала, что ее вычеркнули, выкинули из жизни семьи.
— Не припомню, чтобы ты прислала мне приглашение на свою свадьбу, — резко ответила сестра. — К тому же, если твои дела так плохи, ты бы и не смогла приехать сюда.
— Я могла бы, пока Эдисон не ушел.
— Сейчас это не имеет никакого значения. Мы должны сделать все, что в наших силах, для мамы.
Усилием воли Ребекка отставила в сторону свои проблемы и попыталась взглянуть на положение глазами Маргарет. Она произнесла:
— Мама всегда очень любила Ботинки.
— Да, он очень утешает ее, и меня, конечно. Я думаю. ей приятно осознавать, что после ее смерти мне будет на кого опереться.
— Маргарет!
— Я знаю! Я знаю, что ужасно думать о подобных вещах, тем более говорить о них, но нужно смотреть правде в глаза. Мы должны! О, Ребекка, мне так страшно!
Это последнее восклицание сестры еще долго звучало в ушах Ребекки, уже после того, как она повесила телефонную трубку. Это помогало ей понять, что Маргарет на самом деле беспокоится о матери, что она не злобная и не низкая. Ей было больно хоть на секунду подумать, что Эдисон не заблуждался насчет ее сестры.
Но все равно Ребекка была совершенно одна и более одинока, чем когда-либо в своей жизни. Город, казавшийся поначалу таким гостеприимным, город, в котором поначалу гак легко было жить, вдруг стал совершенно чужим. Ведь невозможно не воспринимать человеческую боль и человеческую смерть так легко!
Деньги, обещанные Маргарет, пришли. Их было не так много, но вполне достаточно, чтобы питаться макаронами и дешевой рыбой. К тому же она обнаружила один положительный момент в уходе Эдисона — она могла теперь делиться рыбой с кошкой. Животное пришло, мяуча, в то же утро, когда он уехал, как будто зная, что теперь оно в безопасности.
Целую неделю Ребекка была совершенно одна, вплоть до того вечера, когда услышала шаги на внешней лестнице. Внутри у нее все сжалось, она повернулась к входной двери. Та была открыта, а от лестницы комнату отделяла лишь стеклянная дверь. Она забыла закрыть замок на этом не очень надежном заграждении, а теперь слишком поздно.