— Вы все еще переживаете из-за моего выходного? — Олаф аккуратно поставил судок на полку холодильника.— Вы забыли, что я сам себе хозяин. Я могу взять другой выходной.
— Прекрасно.— Она выключила воду.— Это означает «увидимся когда-нибудь».
«Мужик, у тебя слишком крутой запал»,— вспомнил он какой-то старый анекдот, улыбнулся и стиснул ее плечи.
— Не берите в голову, голубушка. Ей-Богу, сегодня у меня был удачный день!
Она закрыла глаза, почувствовав тепло его пальцев сквозь тонкую ткань блузки.
— Подождите немножко, Стивенсон...
Он вдохнул запах ее волос и подавил желание зарыться в них лицом. Иначе он не смог бы остановиться.
— Вы не побоитесь остаться одна? Я могу позвонить этим копам и попросить, чтобы кто-нибудь побыл с вами.
— Да нет, ничего я не боюсь.— Она прижималась спиной к буфету и видела перед собой стену.— Спасибо за первую помощь.
— Пожалуйста.— Проклятье, он задерживается вместо того, чтобы уйти сразу.— Может, когда-нибудь вместе пообедаем на этой неделе?
Она сжала губы. Он гладил ее руки, и это вызывало в ней желание разреветься.
— Конечно. Я посмотрю свое расписание. Он повернул ее лицом к себе. Он ничему не поверит, если не прикоснется к ней, не обнимет ее. Эйджи приоткрыла губы для прощального поцелуя.
— Я позвоню вам.
— О'кей.— Ее веки дрогнули и закрылись. Поцелуй становился все крепче и крепче.
— Скоро.
Она прижалась к Олафу, и у него перехватило дыхание.
— Хм-м-м...— Она попыталась вдохнуть, но не успела: его язык прервал вдох на середине.
Он оторвался от ее губ и принялся покусывать мочку уха.
— Я хочу кое-что сказать.
— Да?
— Я не уйду.
— Знаю.— Она обвила руками его шею.— Это как наркотик.
— Верно.— Стараясь не задеть синяки, он осыпал ее лицо нежными поцелуями.
— Только ничего серьезного.— Она вздрогнула и впилась губами в его шею.— Я не могу позволить себе увлечься. У меня есть свои планы.
— Ничего серьезного,— согласился он. Кровь ударила ему в голову, в поясницу, в бедра... Он пинком распахнул дверь и увидел перед собой туалет.— Где эта проклятая спальня?
— Что? — Девушка очнулась и поняла, что ее уносят с кухни.— Здесь. Тахта...— Эйджи прижалась к его уху: — Она раскладывается. Я могу...
— Плевать,— выдохнул он и опустил ее на ковер.
7
Он разорвал на ней блузку. Не потому, что его охватила страсть. И слезы навернулись на его глаза тоже не от страсти. Просто он слишком долго сдерживался. Ему хотелось плакать каждый раз, когда взгляд падал на эту испачканную кровью ярко-голубую блузку.
И этот звук, звук рвущегося шелка вызвал бурю.
— Когда я впервые увидел тебя...— Прерывисто дыша, он отбросил в сторону изодранную в клочья блузку.— С первого взгляда я хотел этого. Хотел тебя.
— Я знаю.— Она прижалась к нему, изумленная глубиной и неистовством желания.— Я тоже. Это безумие. Сумасшествие,— прошептала она, не отрываясь от его губ. Олаф отодвинул мешавшие ему бретельки, принялся целовать ее плечи, и тело девушки затрепетало.— Невероятно.
Гордая своей красотой, она откинулась назад, когда он принялся ласкать ее груди жадными руками. А потом его губы — ох, эти горячие, ищущие губы! — потянулись к ее соскам. Быстрее, быстрее, быстрее, только и думала она, стаскивая с него свитер и от нетерпения царапая ему бока.
Ей хотелось поскорее прижаться к его обнаженному телу. Кожа уже в испарине. Эти губы, казалось, прикасаются прямо к бешено бьющемуся сердцу. Она запустила пальцы в его волосы, прижала к себе голову. Ожидание «становилось невыносимым. Внутри бушевал огонь. Она требовательно и жадно тянулась ему навстречу.
Эйджи вцепилась в его широкие плечи, изнемогая под градом частых голодных поцелуев, которыми он принялся покрывать ее тело. И скорее, скорее обратно, к губам Эйджи, охваченной желанием.
Ему представлялось, что все будет по-другому: они лежат в громадной, мягкой постели, и он медленно, мучительно медленно ласкает ее. Невозможность осуществления этих грез только разжигала его фантазию. Никакая таинственная сирена не смогла бы похитить его душу и тело так, как это сделала Эйджи.
Он начал стаскивать с нее юбку. Затрещали кнопки. Он подумал, что сойдет с ума, если не сорвет с нее все до последней тряпки, если не увидит ее совершенно обнаженной. Всю как есть.
Полуобезумев, он снял с нее чулки и кружевной пояс с резинками. У него шумело в ушах, но он все же услышал гортанный вскрик, когда его пальцы коснулись ее бедра. Сдерживаясь из последних сил, он встал на колени, пожирая взглядом фигурку тоненькой обнаженной девушки с прекрасными ореховыми глазами, золотистой кожей и разметавшимися волосами.
Не в силах больше ждать, она приподнялась, жадно припала к его губам и потянулась к молнии на его джинсах.
— Дай я...— хрипло пробормотала она.
— Нет.— Одной рукой он обнял ее за талию, а другую опустил вниз и притронулся к горячему источнику.— Дай я...
Как он и предчувствовал, извержение вулкана чувств началось после первого же прикосновения. Ее тело содрогнулось от желания. Возбужденный до последней степени, он все же понял: нет, это еще не капитуляция. Она не сдается. Она лишь на подступах к последнему наслаждению. Он продолжал рукой ласкать ее бархатное лоно, просунул язык ей в губы и начал двигать им так же медленно и так же нежно, как двигались его пальцы.
Почему она думала, что желание — это что-то темное и опасное? И что - рассудительность, осторожность, неуверенность в себе — заставляли ее раньше отказываться от более рискованных наслаждений? Она не будет больше отказываться от них! Даже от самых рискованных! Она хочет от него всего и получит все! Эйджи обвила ногами бедра мужчины и приняла его в себя.
Впервые за вечер она услышала его тяжелое дыхание, увидела странно потемневшие глаза. Он задвигался в бешеном ритме, и она рванулась ему навстречу. Ее подхватил вихрь наслаждения и заставил позабыть обо всем на свете. Только безумно колотилось сердце...
Улыбаясь, Эйджи приподняла руку Олафа, отпустила, и та бессильно опустилась на ковер. Она повернулась, положила локти ему на грудь и принялась любоваться его телом. Если бы она знала его хуже, то наверняка решила бы, что он спит или потерял сознание. Он редко дышал, и глаза его были закрыты. Прошло еще немного времени, прежде чем он пошевелился.
— Знаешь, Стивенсон, ты похож на боксера, который выстоял десять раундов против чемпиона мира...
Он усмехнулся, но на это движение губ ушла вся его энергия.
— У тебя чертовски сильный удар, голубушка.
Для острастки она шлепнула его по плечу.
— Не зови меня „голубушка“! Хотя это твое единственное упущение. Во всем остальном ты был не так уж плох.
Он приоткрыл один глаз.
— Не так уж плох? Да я растопил тебя, как снежную бабу!
Похоже на правду, подумала она, но самолюбие не позволило в этом признаться.
— Надо сказать, у тебя есть свой стиль, грубоватый, но странно привлекательный.— Она провела кончиком пальца по его груди.— Я должна была овладеть тобой.— Тут он открыл второй глаз.— Но я не думала, что это произойдет сегодня.
— Ты? Мной?..
— Ну, в переносном смысле...
Он среагировал на это заявление быстро и непосредственно.
— Что, хочешь еще? Чемпион, говоришь? Она опустила ресницы.
— Когда-нибудь. Где-нибудь.
— Нет, здесь и сейчас!
Он опрокинул ее навзничь, и она засмеялась. Но Олаф задел ее больную щеку, и смех сменился болезненным стоном.
— Ой! — вскрикнула Эйджи. Он тут же отпрянул и выругался.
— Извини...
— Ничего, Олаф! — Она улыбнулась, пытаясь успокоить его.— Я просто кокетничаю.
Не обращая внимания на эти слова, он внимательно всмотрелся в ее скулу.
— Надо бы приложить лед. Кожа не повреждена, но...
Почувствовав, как напряглись его бицепсы, она решила пошутить, но только подлила масла в огонь.
— Слушай, я вообще из хулиганской семьи. Когда я дралась с братьями, мне доставалось и похлеще.
— Ну, пусть он только выйдет из тюрьмы!
— Хватит! — Она крепко схватила его за обе щеки.— Не говори то, в чем придется потом раскаиваться. Я все-таки работник суда.
— Я бы не раскаивался.— Он потянул ее за руку и заставил сесть рядом. Вокруг валялась ее одежда.— И не раскаиваюсь ни в чем, кроме грубоватого стиля.
Она досадливо вздохнула.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Только не прерывай меня, ладно? Ты налетаешь, как тайфун, и не даешь слова сказать! — Он отвел с ее лица волосы и крепко поцеловал.— Я не собирался оставаться. Во всяком случае, сегодня не собирался. Заниматься любовью после того, как тебя чуть не задушили...
— Я не...
Он остановил ее.
— Вполне достаточно. Эйджи, ты знаешь, что я давно хотел тебя, и у меня была не одна возможность овладеть тобой. Черт побери, я никогда не делал из этого секрета. Но тут мне стукнуло в голову, что ты расстроена, выбита из колеи, и я решил, что пользоваться этим нечестно...
Прежде чем она смогла ответить, прошла целая минута.
— Стивенсон, не выводи меня из себя. Это оскорбительно.
— Я только хотел сказать, что... Черт возьми, а что я хотел сказать? — пробормотал он, задумался, хлопнул себя по лбу и начал снова: — Да, насчет грубых манер! Наверно, надо было разложить эту дурацкую тахту, а не класть тебя на пол...
Она прищурилась и наклонилась к нему. Цвет ее глаз напоминал цвет старинных золотых дублонов.
— Мне нравится заниматься любовью на полу! Понял?
Олаф почувствовал себя увереннее. Его никогда не привлекала хрупкость, и эта сильная, упрямая девушка была как раз в его вкусе. Следя за ее реакцией, он поднял то, что осталось от синей блузки.
— Я раздел тебя догола.
— И гордишься этим?
Он отбросил обрывки в сторону.
— Ага. Попробуй надеть что-нибудь. Я подожду, а потом снова все стащу с тебя.
У Эйджи опухли губы, но она не смогла удержаться от смеха.