И каждый раз, когда он заглядывал к ним с подносом, когда успокаивал Ринора и Морну, а то и обоих разом, потому что Вилли не могла встать, когда отсасывал им сопли, делал медово-горчичные компрессы на спинки и поил микстурами от кашля, – Вилда испытывала давно забытое чувство защищенности и благодарности. То чувство, когда ты не одна за все в ответе, и, если тебе плохо, не нужно из последних сил вставать, варить ребенку обед и ухаживать за ним, потому что больше никого у вас нет.
Гроул иногда засыпал тут же, перетащив на пол перину, или на краешке кровати. Вилда его не гнала – язык не поворачивался сказать, чтобы убирался. Наоборот, рядом с ним было спокойнее.
На пятый день волчица, пропотев ночью так, что надо было менять простыни, проснулась оттого, что ее больше не ломает. Нос еще был забит, и кашель еще прорывался, но уже сходил на нет.
Она пощупала под боком – там сопела мохнатым клубком Морна, которой в обороте легче было переносить болезнь. Нос ее был холодным, но она то и дело всхрапывала и покашливала. Детям все же пришлось вызывать мага, и после этого они пошли на поправку.
С другой стороны Вилду грело что-то большое и горячее. Она сначала прижалась к этой замечательной печке, затем ее осенило, и она повернула голову. Там на кровати полусидя спал Гроул, а на груди его, прижатый мощными руками, сопел сопливым носом Ринор. Доктор сказал, что малышу нужно спать на высокой подушке, чтобы не так кашял, и Гроул теперь был этой высокой подушкой.
Вилда потрогала лобик малыша – он был теплым, без температуры.
Она, все еще слабая и озябшая оттого, что была мокрой от пота, немного погрелась об Гроула – и вдруг сообразила, что он уж слишком горячий и пахнет от него болезнью. Коснулась кожи – кипяток! И словно подтверждая ее мысли, оборотень глухо, лающе закашлял.
– Понятно, – прошептала она с сочувствием. Привстала, подняла сонную Морну, уложила ее в сухую корзину с теплым пледом и побрела сама переодеваться в сухое. А затем, так же медленно, трясущимися от слабости руками – смешивать микстуры для Гроула и ставить новый бульон.
Глава 14О том, что бывает, когда муж – волшебник
Женщина должна быть все время беременной и занятой домом, дабы времени не было вспоминать, как она вольной волчицей бегала.
Когда в дверь с утра позвонили, первым порывом Вилды было проигнорировать визитёра. Дети уже почти поправились и прыгали в гостиной, а вот Гроул дремал наверху – его выздоровление шло тяжело, ибо этот упрямец старался вставать и делать дела по дому, и потому Вилда его принципиально не будила с утра, уходя с детьми в другую комнату. Ринор подрос и уже почти всегда спокойно оставался без Гроула на час-два, но не больше.
Помощник Вилды, слава Пряхе, справлялся со своей частью работы, нагрузка снизилась заметно, но времени в сутках все еще было мало, а забот о детях из-за слабости Гроула – много.
Но калитку она открыла. За ней стояла старушка в яркорозовом пальто и такой же шляпке, с ниткой жемчуга на морщинистой шее. В руках дама держала какой-то объемистый свёрток.
– Добрый день, мейсис Клозин, – поприветствовала оборотница соседку, с которой до сих пор они только здоровались и обменивались короткими любезными репликами во время вечерних выходов Вилды в сад поиграть с детьми.
– Ох, здравствуйте, милая Ола! – улыбнулась соседка. – Ваш садовник, – она кивнула в сторону Мака, тут же собиравшего яблоки, – сказал, что вы уже поправились, и я решила нанести вам визит.
– Прошу вас, – вынужденно отступила Вилда. Следом за ней гостья прошла в гостиную, уселась и заняла своим свёртком весь кофейный столик.
– Я пришла поблагодарить вашего супруга, мейза Ристерда, – проникновенно начала дама. – Вы знаете, что он сделал для меня, разумеется. Помимо того, что починил все двери в доме.
– Фанс сейчас отдыхает, он еще слаб после гриппа, – пояснила «Ола», – поэтому не может к вам выйти. Но я уверена, что он очень вам помог. Он такой. И рассказывать о своих подвигах не любит.
– Ничего, я как раз принесла вам малинового варенья и меда! Пусть отдыхает, а мы с вами поболтаем как подружки. – Она подмигнула. – Перемоем косточки вашему мужу, да? Он очень скромен и благороден. Поэтому, совершив этот подвиг, он вам о нём даже не сказал. Я исправлю эту несправедливость!
Из пространного и изобилующего ненужными подробностями рассказа, вроде того, что зелень в лавке Гопкинса подорожала на осьмушку по сравнению с прошлой неделей, а мейсис Андерсон неправильно готовит фаршированную курицу, Вилда поняла, что какой-то заезжий воришка несколько седмиц назад вырвал у мейсис Клозин сумочку и постарался удрать, а Гроул его догнал прямо с коляской, отобрал добычу, сдал преступника городовому, а сам проводил старушку до дому и донёс её покупки. А дальше любезно согласился с детьми попить чаю у нее дома.
– О, не подумайте дурного, – энергично жестикулировала дама похожими на куриные лапки ручками, затянутыми в чёрные перчатки. – Я была так потрясена, так взволнована, что просто не могла оставаться одна. Он по доброте душевной составил мне компанию.
Оборотница могла бы обвинить «мужа» в чем угодно, но всё же не в романе с дамой, годящейся ему в бабушки. А потому заверила соседку, что ничуть не ревнует.
– Милая, как вам повезло с супругом. – Старушка потрясла сложенными ладошками и прижала их к груди. – Мало того что он поймал преступников больше, чем наша полиция. Так он еще такой тонкий, понимающий, высокой духовности мужчина! Как он внимательно меня слушал!
Вилда закашлялась, представляя себе лицо Гроула, слушающего сплетни про зеленщика и мясника. Нет, Гроул открылся ей с новой стороны за последние дни, но по поводу своей высокой духовности он бы усомнился так же или даже ещё сильнее.
– Мейсис Клозин, позвольте угостить вас чаем? Или вы предпочитаете кофе?
– Чай, милая, – благожелательно покивала та. – Я как раз, помимо варенья и меда, принесла вам угощение. – И она принялась доставать из своего свёртка блюдо с пирогом, пакеты с печеньем и булочками.
Вилда принесла из кухни серебряный поднос с посудой, большим заварочным чайником, сахарницу и конфеты ручной работы.
– Вот попробуйте, дорогая, – подала оборотнице кусок пирога на тарелочке соседка.
– Действительно, очень вкусно, – подцепив кусочек серебряной вилочкой, согласилась Вилда.
– А вот это – особый подарок для мейза Ристерда, – указала на булочки старушка. – Он так на них набросился, милый мальчик, – хихикнула. – Вы его совсем не кормите, похоже?
– В нашей семье нас кормит он, – с милой улыбкой отбила пас «Ола».
– Да, я слышала, это очень прогрессивно! – Дама с чувством отпила чаю. – Мой-то Гинни даже солонку сам взять не мог, не то что еду разогреть. Ах, какая это редкость, ваш муж! И он так тепло о вас говорил! Рассказывал, что вы прекрасная мать, обожаете детей и они у вас на первом месте, так что вам не до кухни. А нанять хорошую кухарку в наше время – настоящая проблема! Правда, жаловался, что у него не очень вкусно получается, но это ничего. Научиться готовить можно, а вот научиться любить – нельзя.
Вилда поскорее отпила чаю, чтобы скрыть изумление, проступающее на её лице, как нос у старой дриады.
Сверху раздались тяжелые шаги – спускался лохматый Гроул. Увидев мейсис Клозин, он сделал шаг назад, чтобы спрятаться, но было поздно, и он кое-как пригладил волосы пятерней, застегнул рубашку.
– У нас гости? – проговорил он хрипло и закашлялся. – Здравствуйте, мейсис Клозин. С радостью поцеловал бы вам ручку, но боюсь заразить.
Соседка запунцовела и засмеялась от удовольствия.
– Какой обходительный! Но мне пора, пора. Вы еще кашляете, мейз, а мне нельзя болеть. Что за противный грипп ходит по нашему краю, да, милая Ола? – тараторила она, поспешно направляясь к дверям. – Но я рада, что вы и дети уже в добром здравии. Представляете, Урсула лежала в горячке две недели, а ее пес бегал по улице и выл, и мы уж думали…
– Рада была познакомиться, мейсис, – с улыбкой попрощалась Вилда у калитки. – А я должна заняться детьми и мужем.
– Таким мужем не грех заняться, – подмигнула ей старушка и бодро посеменила в сторону своего дома.
Королева Миррей вернулась из медового свадебного круиза в прекрасном настроении. Но, увы, таковым оно оставалось недолго, потому что нынешний принц-консорт, магистр Корнелиус Фрай, оказался-таки настоящим волшебником.
А может, сыграл роль целебный морской воздух.
– Мне скоро пятьдесят шесть! – бушевала королева в спальне поутру, с удовольствием устраивая мужу сцену. Оный муж и сообщил ее величеству, почему через два месяца после возвращения любимый овечий сыр стал пахнуть прелыми тряпками, а мраморные стены захотелось облизать. – У меня двое взрослых сыновей, и я надеялась, что уже никогда не свяжусь с пеленками и кормлением!
И она топнула ногой, а затем, подумав, кинула в супруга диванную подушку.
– Но ты связалась со мной, – с истинно военной невозмутимостью улыбнулся Корнелиус, до которого подушка не долетела. – А от этого случаются дети.
– Но не в мои же годы? – возмутилась ее величество, с тоской глядя на столик, где стояло любимое красное мельтийское. – Пряха, я только отправила детей подальше и начала жить!
– Эльфийки до двухсот лет могут рожать, – напомнил Фрай. – А в тебе, любовь моя, все же эльфийской крови предостаточно.
– А мозгов недостаточно, – пробурчала королева, постепенно успокаиваясь, но, подумав, для верности пнула вторую подушку. – Лучше бы эта кровь мне талию потоньше обеспечила, а не фертильность. Я думала, в пятьдесят шесть мне ничего уже не грозит.
– У тебя прекрасная талия, – возразил Корнелиус, походя к супруге и обхватывая эту талию двумя ладонями.
– Это пока, – ответила Миррей ядовито. – Скоро я буду похожа на бочонок.