– А можно суммы посмотреть? – тут же сделал стойку Петрик.
– Нет, извините, с этим к Вадиму Андреичу. – Очкарик спрятал интересную бумагу за спину.
– Все ясно, Бабай нам недоплачивает! – сделал вывод дружище.
Я только пожала плечами, даже не сомневаясь, что ушлый чиновник отщипнет себе кусок от наших гонораров. Я вообще за другой информацией пришла.
– А Светозарная тут сидит? Или она тоже, как варяг, не в офисе работает?
– У нее где-то свой офис, это вам опять же к Бабаеву, он все курирует. – Очкарик снова спрятался за бумагами, показывая, что не желает продолжать разговор.
– Что ж, следствию все ясно, – шепнула я Петрику и пошла на выход.
Вновь потревожив трясущуюся лестницу, мы спустились, и я нагло сунулась за металлические гаражные ворота, которые не были заперты, а просто придавлены кирпичом.
В гараже было прохладно, пахло сырым цементом и… рыбой! Я пробежалась глазами по штабелям кафельной плитки и рядам мешков с цементом и шпаклевкой, в свободном углу высмотрев пару больших цинковых ведер, накрытых одной доской.
– Помоги-ка, – попросила Петрика.
Вдвоем мы подняли и аккуратно положили на пол длинную широкую доску.
– Оп-ля! – заглянув в ведро, воскликнул дарлинг. – И как это понимать?
– Ш-ш-ш! Объясню позже, всем сразу. Бери ведро.
– Я?! – Стильный Петрик в упор не видел себя с таким аксессуаром.
– И я! – Цапнув дребезжащую дужку, я охнула и понесла тяжелое ведро к выходу.
– Мы что, воруем рыбу в ведрах? – уточнил Петрик, когда я снова приперла гаражную дверь кирпичом.
– Ты что? – Свободной рукой я покрутила у виска. – Это классическая спасательная операция!
Держась в тени под балконами, чтобы не бросаться в глаза, мы прошли весь шанхай и за двадцать минут с тремя остановками добрались до гостиничной столовки. Как раз подошло время ужина.
Караваев, Покровский, Доронина, Артем и Эмма уже сидели за нашим обычным столом в эркере. При виде меня, перекошенной ведром, и симметричного Петрика Караваев открыл рот, выронив из него, как басенная ворона из клюва, какой-то сладкий кусочек, но тут же собрался, встрепенулся и безупречно светски молвил:
– Люся, как мило! Баба с ведром – это же хороший знак?
– Почему только баба? – обиженно пропыхтел Петрик, поставив ведро.
– Ты тоже очень хороший, – сказал ему Покровский и привстал, чтобы увидеть содержимое принесенных нами емкостей. – О… Вы к столу – со своим?
– Ни в коем случае! – Я задвинула ведра поглубже в тень раскидистого фикуса. – Это не для еды!
– Но это же рыба! – Зоркий Эмма по-прежнему упорствовал в убеждении, будто несъедобной рыбы не бывает.
Кстати, где-то он прав. В дореволюционном словаре Ушакова про хека было написано: «Сорная рыба, в пищу непригодна», и что? Прошло всего-то сто лет, а дискриминацией хека уже и не пахнет, мы его прекрасно едим.
– Люся? – Караваев посмотрел на меня, потом на ведро и опять на меня.
– Потерпите, сейчас мы возьмем себе еды, вернемся, и я вам все объясню, – пообещала я.
– Нам, – поправил Петрик по пути к мармитницам. – Я тоже пока мало что понимаю.
Я молча похлопала его по плечу и сосредоточилась на выборе еды.
Когда мы вернулись к столу, публика уже была готова внимать. Покровский подозвал официанта, и тот всем налил вина. Благодарно кивнув, я взяла бокал, с удовольствием полюбовалась им на просвет и сказала:
– Так выпьем же за то, чтобы больше никто и никогда не сомневался в том, что мы с дарлингом знаем, что делаем!
– Да! – с вызовом поддержал меня Петрик и послушно хлебнул вина, после чего склонился к моему уху и спросил: – А что мы сделали, я не знаю?
– Мы с честью выполнили все задачи, поставленные перед нами руководством! – ответила я и отсалютовала бокалом Дорониной.
– Вот прям все? – усомнилась она.
– Ну, разве что владычицей морской тебя еще не сделали! – с полоборота завелся гневливый дарлинг.
– Тихо, тихо. – Я успокаивающе похлопала его по запястью. – Сейчас она сама все поймет и страшно устыдится.
– Я?! – удивилась Дора.
– Ты, ты. Кто велел нам найти рыбок, пропавших вместе с аквариумом? – Я кивнула на фикус – хранитель ведер. – Мы их нашли! Более того, спасли от неестественной мучительной смерти!
– То есть они все-таки съедобные, – обрадовался Эмма.
– Это была бы естественная смерть, – ответила я.
– А нельзя ли изложить всю историю по порядку? – спросил Караваев. – Так, чтобы смерть была в самом конце, как положено в правильной сказке?
– Запросто. – Я поставила бокал и подперла щеку ладошкой, как сказочная бабушка в окошке деревянной избушки. – Жили-были…
– Рыбки! – подсказал Петрик.
– Они тоже, – согласилась я. – Но вообще-то я хотела сказать – жили-были дед да баба. Дед, Вадим Бабаев его зовут, руководил предвыборным штабом одного кандидата в депутаты. А баба, некая Светлана Светозарная, подрядилась очистить репутацию того кандидата магическим способом.
– Как? – заинтересовался Покровский.
– Да, в общем, просто, только это хлопотно и дурно пахнет.
– Очень дурно, – подтвердил Петрик и зажал нос, брезгливо скривившись.
– Нужна живая рыба, – объяснила я. – Очень много живой рыбы, если порочащие слухи распространились широко. Мистик-мастер…
– Это как Баба-яга, но без пауков и лягушек, – вставил Петрик.
– …берет несчастную рыбку, тычет в нее иголкой, читает специальный заговор – и так примерно десять тысяч раз.
– Где ж столько рыбы взять? – ужаснулся Эмма.
– Вот именно! Особенно когда наш друг Артур всю барабулю у местных рыбаков скупил на корню!
Все посмотрели на Покровского. Тот молча развел руками.
– Пришлось деду с бабой украсть аквариум с рыбками из гостиницы, – закончила я. – Ты, Артур, кстати, сообщи своему приятелю Левушке, владельцу отеля, что пару ведер его декоративной мойвы мы успели спасти и возвращаем ему при условии, что он будет лучше заботиться о питомцах. Примет меры, чтобы теперь они были в безопасности.
– Рыбок жалко, – всхлипнул Петрик.
– А ты, Федор Михалыч, – я перевела строгий взор на Доронину, – оцени наш трудовой подвиг. И рыбок мы тебе нашли, и про Светозарную все узнали. А ты: «Бездельники, бездельники!»
– Ладно, вы молодцы, – расщедрилась Дора на похвалу. – Посмотрим, как пройдет предстоящее заседание клуба. Если хорошо – может, я вам даже премию дам. Небольшую!
– Ну, раз с делами покончено, давайте отдыхать, – предложил Покровский и снова подозвал официанта.
Но отдохнуть не получилось.
Петрик не зря говорил про нашу воображаемую бальную книжечку, что та, как природа, пустоты не терпит. Стоит только решить и вычеркнуть из списка одну задачку, сразу же появляется следующая!
Трель моего мобильника заглушила звон бокалов. Звонила Кира.
– Кирюш, мне сейчас неудобно, давай утром созво… Что?
Петрик, чутко уловив, как изменился мой голос, отвернулся от Покровского и пытливо уставился на меня.
– Секунду…
Я встала из-за стола, в спешке громко проскрежетав по полу стулом, и пошла на веранду – там было потише. Петрик, не отставший ни на шаг, закрыл за нами дверь, но я еще успела услышать страдальческий голос Артура:
– Куда опять?!
И злой и веселый ответ Караваева:
– Они быстро, им надо что-то проверить…
– Что, Кира? – досадливо спросила я в трубку.
– Ты мне прислала фото метелки. Откуда оно у тебя?
– Не понимаю, – честно ответила я и посмотрела на Петрика. Тот молча помотал головой, давая понять, что и у него понимания ноль целых ноль десятых. – Какая еще метелка?
– Да та самая, Люся! Максова! – Кира сердилась и объясняла непонятно. – Это точно она, я ее сразу узнала!
Я отошла подальше, туда, где не было столиков, а перила подпирали тянущиеся с клумбы штокрозы. В просветах между высокими кипарисами переливалось лиловым и розовым закатное небо, ровно блестело гладкое серебряное море. Нервозный голос в трубке неприятно диссонировал с этой безмятежной красотой.
– Давай по порядку, как в правильной сказке, – попросила я. – Что там я тебе прислала?
Оказалось, что вместе с материалами для речи кандидата в депутаты Кира получила от меня фото женщины, в которой уверенно опознала ту самую подругу Макса, к которой он ушел от нее. Девицу, похожую, по мнению Киры, на метелку для смахивания пыли!
Общими усилиями мы кое-как разобрались. Фото «метелки» припуталось к пакету рабочих материалов случайно, я не глядя подгребла его в общую кучу, перебрасывая Кире то, что накидал мне в мессенджер Бабай. Таким образом, это его надо спрашивать, откуда взялась фотография «метелки» и зачем он прислал ее.
– Скорее всего, тоже случайно, – предположил Петрик. – Но мы, конечно же, не можем оставить это без внимания.
– А придется, – решила я, поглядев на часы в смартфоне. – В начале десятого звонить работодателю откровенно неприлично. Бабай свято чтит свое свободное время: или не ответит на звонок, или вызверится и включит нам санкции. А ты же помнишь, как он любил штрафовать сотрудников, когда мы работали в газете?
– Век не забуду. – Петрик поежился.
Я объяснила ситуацию очень недовольной Кире и пообещала с утра все выяснить. На том и расстались.
Мы вернулись к своей компании, вместе переместились в наш королевский люкс, очень приятно посидели с вином и легкими закусками на открытой террасе и уже в двенадцатом часу разбрелись по опочивальням…
А ровно в полночь (как раз гулко бомкнули деревянные часы-парусник в нашей морской гостиной) карета превратилась в тыкву, а безмятежный релакс – в то, чем я живу обычно. Торжественное гудение часов дополнил настойчивый скрежет ногтей о филенку.
Так мог царапать дверь голодный котик, но никаких животных у нас в номере не имелось. К тому же даже самый голодный котик не стал бы выстукивать когтями «Имперский марш» из «Звездных войн», так что определить личность визитера я не затруднилась и, подобравшись к двери, укоризненно зашептала в щель у косяка: