Он обернулся ко мне и обстоятельно проинформировал:
– Будет еще белый хлопковый пиджачок с золотыми пуговицами и галуном, а на голову – прелестный синий беретик. Я только с аксессуарами пока не определился – твоя бирюза или комплект лакированных браслетов от Гуччи?
– А надо, надо определиться! – строго сказала я и постучала вымытой ложечкой о стальную мойку. – Тебе – с аксессуарами, а Доре – с темой президентского послания. Что значит – «что-то девичье»? Прошу конкретизировать.
– Ой, ну про женственность, нежность, игривость! – Доронина попыталась накрутить на палец локон, но его длины не хватило: у нее короткая стрижка.
– Про кокетство? – предложила я.
– Вот-вот, годится! – одобрила Дора и, приплясывая, опять пошла к зеркалам.
Петрик проводил ее задумчивым взглядом, пробормотал:
– Так бирюза или браслеты? – и тоже ушел.
В гостиной опять зашуршали шелка и затрещали застежки. Примерка продолжилась.
Тихо, чтобы меня не заметили и не привлекли к эпическому процессу в качестве манекена для бижутерии или болванки для головных уборов, я прокралась в свою комнату, плотно закрыла дверь и засела за работу над очередным президентским посланием.
«Нравится вам это или нет, но все люди кокетничают, потому что кокетство – это игра, а разум предрасположен к играм», – открыв макбук, бойко настучала я зачин, который успела придумать загодя, и на этом застопорилась.
Сама-то я не кокетка. Хотя, если вдуматься, делая такое заявление, я уже кокетничаю!
Так, а кто реально не кокетничает?
Ага!
«Безмозглая амеба, например, не кокетничает, но она размножается делением. По-своему неплохо, однако совсем не интересно и не стимулирует развитие», – написала я.
Дальше пошло легче и веселее:
«Живые существа, разделенные по половому признаку, просто вынуждены флиртовать: цветы распускают лепестки, павлины – хвосты, мужчины – руки… По общему мнению, величайшего мастерства в искусстве кокетства достигли прекрасные дамы».
– И Петрик, – вставил мой внутренний голос. – Ведь не обязательно быть дамой…
«И ведь не обязательно быть прекрасной, чтобы умело кокетничать! – я разогналась. – Наоборот! Именно кокетство позволяет так грамотно заморочить голову объекту, что он перестает замечать недостатки внешности флиртующей с ним особы. Поэтому кокетство с незапамятных времен является самой распространенной формой завоевания мужчины.
Говоря современным деловым языком, кокетство – это эффективный и малозатратный способ достижения цели. С таковой, правда, желательно определиться изначально.
Одно дело, если вы бескорыстно тренируетесь в стрельбе глазами навскидку и с бедра, и совсем другое – если своими взглядами вы всерьез хотите нанести кому-то проникающее ранение в область миокарда. Принципиально разные задачи предполагают различия в тактике и стратегии».
Я и сама не заметила, как вдохновилась – и покатилось, понеслось…
Часа через полтора, поставив точку и потянувшись, я закрыла макбук, вышла из комнаты и с удивлением обнаружила, что в доме никого нет. Я посмотрела на часы-кораблик в гостиной, и мое удивление превратилось в огорчение: заработавшись, я пропустила время обеда. И никто меня не позвал!
Со шведского стола в обеденном зале отеля уже и крошки смели, так что идти туда за хлебом насущным не имело смысла. Недолго думая, я отправилась на набережную: там можно найти пропитание днем и ночью, были бы денежки.
Любите ли вы есть хачапури?
Я имею в виду – любите ли вы есть их так, как я: отламывая горячие «хвостики» румяной лодочки и погружая их в тягучую смесь расплавленного сулугуни, сливочного масла и оранжевого желтка? Обрывая тянущиеся за каждым аппетитным кусочком сырные нити, урча от удовольствия и тщетно стараясь не облизывать пальцы?
Ах, эти хачапури по-аджарски, светлейшее из воспоминаний об отдыхе на Черном море! Они ужасно вредны для фигуры, но как полезны для укрепления нервной системы! Клянусь, пока я ем свежевыпеченные хачапури, мир за пределами стола для меня не существует.
Только старательно подчистив тарелку последней поджаристой корочкой, я обратила внимание, что над морем гордо реет огромный смайлик – приметный желтый парашют с символическим изображением точек-глазок и скобки-улыбки.
Допивая свой сок, я проследила, куда именно причалит таскающий «смайлик» катер, и, расплатившись по счету, направилась в дальний конец пляжа.
А катером с парашютом рулил никакой не морячок, а морячка! Я пожалела, что ее не видит Петрик, ему интересно было бы посмотреть на такую вариацию вечно модного классического стиля Nautical Fashion.
Морячка была в майке-тельняшке и джинсовых капри, на ногах – синие полукеды с белыми шнурками, на голове – соломенная шляпка-каскетка, застегнутая под подбородком ремешком, чтобы ее не сносило ветром. Вместо браслетов Гуччи – широкие белые напульсники: вряд ли для красоты, скорее для фиксации запястий и защиты кистей от травм. Выбирать из воды мокрый парашют – то еще силовое упражнение. Хотя, наверное, основную работу делает лебедка на корме катера…
– Неужто летать? – заметив мой интерес к ней самой и ее плавсредству, скептически спросила морячка и выразительно оглядела меня с головы в широкополой шляпе до щиколоток, у которых плескались кружевные оборки.
– Боже упаси! – Мне не надо было изображать испуг, я парашютов с детства боюсь.
Однажды, еще будучи школьницей, я осмелилась прыгнуть с вышки, но оказалась легче, чем противовес, и долго бултыхалась под зависшим на полпути к земле куполом, как язычок колокольчика, пока парашют не втянули обратно. Можно сказать, на моем счету полпрыжка – и ни одного приземления.
– Пофоткаться? – предположила морячка. – Иди лучше на пирс, там красивые лодочки и галантные парни.
– Мне парни с пирса не нужны. – Я достала смартфон и показала фото Кириного Максима. – Я вот этого ищу. Не видели его?
– Хм… – Морячка посмотрела на фото, снова смерила меня взглядом с головы до ног и не сказала ни да, ни нет.
Я вытянула из кармана заранее приготовленную купюру и протянула ее собеседнице. Пятьсот рублей – четверть стоимости полета на парашюте.
Морячка деньги взяла, но говорить не спешила, смотрела на меня в непонятном сомнении.
– Он подло бросил мою подругу, – объяснила я.
– Маринку, что ли? – Морячка сунула пятисотку в карман.
– Вы знаете имя? – удивилась я.
– Они же переговаривались, я слышала. Легко запомнить: Максим и Марина. Неужто бросил? Надо же. – Морячка недоверчиво покрутила головой, каскетка чуть перекосилась, она ее поправила. – А казалось, такая любовь!
– Любовь и голуби, – пробормотала я машинально.
– Скорее уж любовь и птеродактили! – засмеялась морячка. – Ох, как они орали во время полета! Особенно он, – я такие дикие крики только в кино про динозавров слышала!
– Они вдвоем летали?
– В тандеме, да. Парню очень понравилось, он даже сверх ценника заплатил, сказал – считай, задаток за следующий полет, но больше они не приходили. – Морячка усмехнулась. – Видать, Марину парасейлинг не увлек, она хоть и улыбалась, но бледненько. Из вежливости, думаю, чтобы Максима не огорчать. А он в ней все равно разочаровался, да? Ну, это бывает.
Она поднесла ко рту рупор громкоговорителя и рявкнула в него:
– Гр-раждане отдыхающие! По набережной гуляющие! Подходим, не стесняемся, парасейлингом занимаемся! Катер катает, парашют над морем летает!
Я поняла, что морячка дает мне понять: мою пятисотку она уже отработала. И я действительно кое-что узнала.
Не без труда отыскав на набережной свободную лавочку, я присела на нее, чтобы систематизировать информацию и поделиться выводами с Кирой. Ее мобильный не отвечал. Я позвонила Эмме, но он тоже не взял трубку.
Воображение мигом нарисовало жанровую картину «Полдень в засаде»: на переднем плане – раскидистый ежевичный куст, под ним две хмурые физиономии в полосах боевой раскраски, нанесенной раздавленными ягодами, меж листьев зловеще поблескивают зажатые в кулаках стальные шампуры, а в дальнем углу полотна – два мобильника с отключенным ради соблюдения режима молчания звуком.
Пока я уважительно разглядывала этот шедевр, зазвенел мой смартфон.
– Люся, прости, мы не слышали твоих звонков – купались, – радостно затарахтел в ухо голос Киры. – Ты что-то хотела?
Я с сожалением стерла воображаемую картину. Действительность оказалась не столь героической, они там просто купались.
– Хотела рассказать тебе то, что узнала. Это насчет метелки, фото которой я тебе случайно отправила, ее имя Марина Панфилова. Оказывается, она крутила не только с твоим Максимом, но и с Виктором Афанасьевым – богатеньким бизнесменом из Краснодара.
– Что, одновременно и с тем, и с другим? Не может быть, Максим такого не потерпел бы. Должно быть, он и Марину эту бросил, как меня. – В голосе Киры послышались нотки злорадства.
– Или это она его бросила, переметнувшись к богачу Афанасьеву. А Макс поехал за ней и пытался вернуть, – предположила я. – Я только что выяснила: когда ты слышала над морем крик любимого птеродактиля, они как раз летали в тандеме – Максим и Марина. А ведь она в это время уже жила тут с Афанасьевым, выходит, погуливала от нового возлюбленного с вашим общим бывшим!
– Вот дрянь! – беззлобно и даже весело выругалась Кира. – Что ж, значит, мы с Максом квиты: он бросил меня, а метелка – его, один – один, на этом можно ставить точку… Люсь, я побегу, ладно? Витя сосиски пожарил, зовет меня…
– Беги, конечно. Куда там остывшим чувствам против горячих сосисок, – договорила я уже под аккомпанемент гудков.
Оно и к лучшему, ни к чему ей мои ехидные комментарии. Но обсудить ситуацию обстоятельно, в деталях, по-прежнему хотелось – мы, девочки, любим посплетничать, – и я позвонила Петрику.
Он отозвался сразу и с претензией:
– Ну, наконец-то! Куда ты запропастилась, моя бусинка?!
– Запропастилась? – искренне удивилась я. – Это ты меня покинул на произвол судьбы! Я посидела у себя в комнате, поработала, вышла – а тебя уже и след простыл!