Он боялся надеяться на чудо.
Сирил Арпел знал, что даже если существует минимальная вероятность того, что это именно та картина, розыском которой занимаются самые близкие царю люди, в таком случае он сделал открытие и благодаря этой находке станет самым великим знатоком искусства во всем мире.
Немногие, лихорадочно размышлял он, знали о секрете картины, поскольку связанный с ней скандал тщательно скрывался. И уж никоим образом не могли слухи об этом дойти до Дани или Китти Колтрейн, так что они вряд ли понимали, какое сокровище попало к ним в руки. И все же, невольно заволновался он, Дани изъяла картину из коллекции.
Пытаясь совладать с собой, он чуть хрипло спросил:
– Вам знакомо это место? Она покачала головой:
– Нет. Похоже на какой-то дворец.
Он заглянул ей в глаза. В них не было ни малейшего намека на то, что она что-то скрывала. Она, вероятно, ничего не знала, кроме того, что эта картина совсем не такого качества, как остальные, и может только приуменьшить их красоту.
– Это в России. Около двадцати двух километров от Санкт-Петербурга. Я хорошо знаю это место, потому что жил и учился в этой стране.
– Расскажите мне о нем, – попросила Дани, заинтересовавшись.
– В 1792 году Екатерина Великая выписала итальянца по имени Кваренги для того, чтобы он построил дворец для ее внука, который позднее стал Александром I. Он был известен как дворец Александра, который позже назвали Александровским дворцом.
Он умолк, насмешливо взглянул на картину и критически сказал:
– Ей далеко до совершенства. Вообще-то это просто оскорбление элегантности Александровского дворца.
Дани кивнула, затем пробормотала:
– А мне она нравится. В ней есть что-то неуловимо красивое, уникальность, которую я не могу описать, и…
– Я хочу купить ее! – перебил он, глаза его были широко открыты и возбужденно горели.
Дани мгновенно протянула руку, чтобы забрать картину, и решительно покачала головой:
– Нет. Она не продается. Ни одна из этих картин не продается. Я намереваюсь использовать их в целях паблисити, для выставки, чтобы каждый мог насладиться ими, и только затем продам их, но только не эту.
Сирил почувствовал, как его охватывает паника, и, запинаясь, пробормотал:
– Но… но, моя дорогая. Вы же и сами прекрасно понимаете, что эта картина самого низкого качества. Она только бросит тень на остальные.
– В таком случае я не буду выставлять се вместе со всей коллекцией, – спокойно сказала она.
Пальцы Сирила судорожно сжались вокруг рамы, и он прижал ее к груди.
– Картина много значит для меня, – солгал он. – Воспоминания, знаете ли. Я хорошо заплачу вам.
Дани смущенно вздохнула:
– Она не продается.
Сирилу было необходимо получить эту картину. Он один из немногих знал о ее секрете, случайно подслушав разговор между знаменитым русским ювелиром Петером Карлом Фаберже и одним из его сыновей на открытии их магазина в Одессе в прошлом году.
Выбравшись из изумленной толпы посетителей, Сирил зашел за портьеры из золотистого бархата, отделявшие магазин от рабочих помещений. Он хотел посмотреть не то, что предлагалось обычной публике, а те произведения, которые будут выставлены на частную продажу, предложены членам королевской семьи.
Он отыскал маленькую комнатку, в которой заметил восхитительную китайскую подвенечную чашу работы Фаберже, вырезанную из цельного куска жадеита и оправленную серебром. По краям чаши великий мастер пустил узорчатую гравировку из линий и точек, а ручки сделал в виде головы ягуара, в раскрытой пасти которого сверкало по крупному аметисту.
Она была великолепна, и Сирил знал одну графиню в Лионе, которая была готова выложить за нее целое состояние.
Он решил отыскать Карла Фаберже и сделать ему предложение в отношении этого экземпляра, однако неожиданно услышал голоса, вернулся на то место, где стоял, притаился… и услышал разговор, который открыл ему секрет Александровского дворца и картины, которую теперь он держал в дрожащих руках!
Дани уже начинала терять терпение. Этот человек как-то странно себя вел.
– Если вы отдадите мне картину, я уберу ее и распоряжусь насчет напитков, – сказала она почти холодно.
Сирил с тяжелым сердцем передал ей картину, увы, выбора у него не было. Дани была решительно настроена против ее продажи, и поэтому, если бы он продолжал убеждать ее и уговаривать, это только вызвало бы у нее лишние подозрения: почему ему так страстно захотелось обладать этой картиной?
Глубоко вздохнув, с пылающим от возбуждения лицом, он поклялся себе, что в конце концов раздобудет ее… не остановится ни перед чем, чтобы заполучить ее.
Сирил с трудом заставил себя улыбнуться, но губы от волнения пересохли и улыбка получилась вымученная.
– Ну что ж, если вы измените свое решение, прошу, позвольте мне быть первым на покупку. Воспоминания, знаете ли, – повторил он, притворно равнодушно пожав плечами.
Когда они вернулись в гостиную и сидели, наслаждаясь шампанским, Сирил уделил все внимание другому вопросу, безмерно волновавшему его в этот момент, – его безрассудному влечению к этому обворожительному созданию.
– Ваша приемная мать сказала мне, что в ознаменование открытия вашего магазина и галереи будет устроен пышный прием. Я счел бы за огромную честь, если бы вы позволили мне сопровождать вас.
Дани чуть не застонала от одной только мысли о предстоящем событии. О, какое жаркое обсуждение состоялось у нее с отцом и Китти на эту тему! Она вполне соглашалась на простой прием, но бал? С оркестром и всеми подобающими атрибутами? Она обвинила их обоих в том, что они хотят выставить ее напоказ, словно дебютантку.
– Перестаньте планировать за меня мою жизнь! – воспротивилась она. – Перестаньте пытаться найти для меня мужа! Я не хочу мужа! Я вообще не хочу выходить замуж! Не хочу положения в обществе! Я хочу, чтобы меня оставили в покое и позволили принимать собственные решения!
Сцена получилась некрасивая: Тревис не на шутку разозлился, Китти обиделась. Дани не стала извиняться за свою вспышку, полагая, что у нее есть полное право на то, чтобы отстаивать свои чувства. В конце концов она согласилась, хотя и неохотно, на проведение бала, но у нее не было абсолютно никакого желания, чтобы ее кто-либо сопровождал, и она не собиралась выступать в какой-либо роли, кроме как новой владелицы галереи и антикварного магазина.
Лучше дилетант, чем дебютант, решила она для себя.
Она вежливо отклонила предложение Сирила:
– Очень любезно с вашей стороны, но я буду занята и не смогу составить вам компанию.
– Благодарю вас за гостеприимство, за предоставленный частный показ. – Он неохотно поднялся. – Если вы все же измените свое решение и позволите мне сопровождать вас, прошу, непременно дайте мне знать.
Она проводила его до двери. Он сжал ее руку, поднял ее к своим губам.
– Вы прекрасны, – благоговейно произнес он. – Я буду справедлив по отношению ко всем вашим поклонникам и сообщу им, что твердо решил пополнить их ряды.
Дани искренне рассмеялась:
– Какая честь, месье. – Она слегка присела в реверансе, сказала, что будет с нетерпением ждать встречи с ним на балу, и простилась.
Сирил взял у дворецкого шляпу, вышел из особняка и медленно спустился по ступенькам.
Возле резных кованых ворот он помедлил, обернулся и еще раз бросил взгляд на особняк. Внутри него находились сокровища: Дани Колтрейн и картина «Александровский дворец».
Он решил заполучить и то, и другое.
Глава 8
Скоро должна была состояться грандиозная церемония открытия антикварного магазина и художественной галереи мадемуазель Дани Колтрейн. Семья старалась не упустить ничего, не жалели никаких сил и средств.
Благодаря политическому и социальному положению отца у Дани не возникло никаких проблем с получением разрешения на проведение праздника в знаменитых садах Тюильри.
Они занимали особое место в сердце Дани, она любила их строгую симметрию, но они ни в коем случае не казались ей скучными и бездушными. Обширное и открытое пространство вызывало неизменное очарование Дани.
Однако она не любила думать о печальном прошлом этого места. В 1793 году возле самых ворот была возведена устрашающая гильотина, и, согласно приведенным в документах цифрам, за последующие три года были обезглавлены 1343 человека.
Дани считала, что все прекрасные цветы, наполнявшие сады своим ароматом, цветут в память о безвинно погибших душах. На тропинке, которая когда-то вела к гильотине, теперь цвели ноготки и декоративный лук. Плющ обвивал огромные солнечные часы, а сероватый тысячелистник располагался перед пурпурным гибискусом и оранжево-тигровыми лилиями.
Мало что изменилось здесь с тех пор, как два столетия назад, в 1664 году, Андре ле Нотр разбил сады. Сам он родился здесь, в ветхом домике садовника, здесь же и умер много лет спустя.
С двух сторон от центральной аллеи росли величественные кипарисы, а с западного крыльца дворца к садам вела маленькая дорожка, вьющаяся вдоль усаженного деревьями холма. На вершине этого холма спустя 170 лет, в 1834 году, была воздвигнута Триумфальная арка в честь победоносной кампании Наполеона в 1805 году.
В восточной части садов Наполеон III построил оранжерею и теннисный корт.
По обе стороны главных ворот были установлены два огромных пегаса, отлитых в XVII веке. Сквозь ворота открывался великолепный вид на восьмиугольную площадь Согласия, обнесенную рвом с водой, проект которой был разработан в 1753 году Жаком Анжи Габриелем.
Если бы погода в день торжества выдалась холодной, то все увеселительные мероприятия могли быть тотчас перемещены во дворец. Однако погода в тот день выдалась чудесная, и, хотя в воздухе уже витал запах осени, на небе не было ни единого облачка. А в полдень яркое солнце окутало весь Париж, а вместе с ним и прекрасные сады своим ласковым теплом.
Шелковые тенты всех цветов радуги раскинулись повсюду среди бушующего великолепия яркой зелени. Каждый цвет выполнял свою роль: символизировал различные лакомства, разложенные на стоявших под тентами столах, которые были покрыты атласными скатертями того же цвета, что и возвышавшийся над ними тент.