– Че, Генка футбол не смотришь? – крикнул Михалыч, срывая с куста очередную неспелую ягоду.
– А ты че не смотришь? – вопросом на вопрос ответил Геннадий.
– А я сейчас пойду…
Гена все понимал. Михалыч – спрятал от Лёли бутылку где то под кустом и теперь выходит, вроде как подышать кислородом и прикладывается по глоточку…
– Ну-ну, давай иди смотри свой футбол, потом расскажешь, – неслышно для Михалыча пробормотал Геннадий, снова набирая номер Настиного мобильного.
– Да что же это? Почему она его отключила?
А Настя не отключала телефона.
Просто – этот модный мужнин подарок, что Гена сделал ей на прошлую их годовщину, разбился вдребезги, когда новенькая красная "двести шестая" "пежо" Насти была лоб в лоб снесена с дороги тяжелым грузовиком…
Но об этом Гена узнал через два часа, когда ему позвонили из милиции.
А пока.
А пока он ждал.
Ждал свою жену.
Как живую, ждал ее в последний в их жизни раз. …
– А если у нас ничего не получится? – задал себе вопрос Кирилл, – а если у нас ничего не получится, что мы будем делать?
У Кирилла еще хватило ума не задавать подобного вопроса Боссу или бригадиру его горилл, приставленного к конспиративной квартире…
Кирилл понимал, что неудача в их деле означает самую скорую ликвидацию всех посвященных. И в этом фьючерсном мартирологе – его Кирилла имя стояло самым первым.
– А если ничего не получится? – еще раз спросил себя Кирилл.
И он тут же ответил себе, что при любом раскладе, как бы ни легла в его игре карта, Инна должна получить достаточно денег на то, чтобы вырваться из под опеки своего менеджера.
– Если не получится с банком Чейз Манхэттен, то придется взять денег у Босса, – решил Кирилл, – придется взять у него без отдачи, потому как отдавай – не отдавай, а игра идет в одни ворота, и при любых рамсах, напротив его Кирилла имени – в бухгалтерской книге личных должников Босса – уже записана смерть.
Поэтому, никаких сомнений – Босса надо грабить. Вор у вора дубинку спер!
Кирилл уже сам себя отпел.
Как тех монахов, Пересвета и Ослябю, что шли биться с Челубеем.
Кирилл видел впереди только одну задачу – освободить Инну.
А сохранение своей жизни при этом, уже не имело большого значения. ….
Часть третья
Хаген благородный
Сын, жена и теща Геннадия беспокоило то обстоятельство, что никак не удавалось связаться с сыном.
Он полагал, что Кириллу непременно надлежало успеть к Настиным похоронам.
Что там из Америки? Рейсы прямые, без пересадок, причем на Москву и на Питер из Нью-Йорка по два по три в день.
Но даже опытной и исполнительной секретарше Геннадия, уже сутки как все никак не удавалось отыскать Кирюшу.
Геннадий поговорил по телефону со своим старым институтским приятелем Гришей Розенбаумом, с тем, у кого по контракту в нью-йоркской лаборатории моделирования грунтов и оснований должен был работать Кирюша, но Григорий ничего не знал о том, где сейчас находится Кирилл.
– Да он три недели как смылся куда то, – кричал в трубку Григорий – Как? Куда смылся? – недоумевал Геннадий – А я знаю? И адрес сменил, с квартиры съехал, и более того, сроки мне по договорам срывает, работу забросил, не знаю что и делать, – жаловался американский приятель, -подвел меня твой сынок.
– У меня Настя погибла, жена моя, Кирилла мать, – сказал Геннадий, – надо в любом случае Кириллу передать чтобы он успел к похоронам…
– Я передам, если найду, но я не уверен, что найду, – упавшим голосом ответил Григорий, – я сочувствую, извини…
Хлопоты, связанные с похоронами настроили Геннадия на то, чтобы погрузившись в дела он не оставил бы себе времени на эмоции. На горе.
Внешне Геннадий даже изумлял своих коллег – оставался все таким же подтянутым, вежливым, приветливым.
Подчиненные, узнав о горе, постигшем их шефа, боялись входить к нему в кабинет, но неотложные дела заставляли делать это, и люди были удивлены… Взяв ту или иную бумажку, отчет, смету или платежную ведомость, Геннадий Сайнов живо включался в работу, делал замечания, звонил, накладывал резолюции…
– Жена в автокатастрофе у него погибла, слышали?
– Да, горе то какое!
– Красавица она у него была, балерина, только-только юбилей сорок лет как справили…
– Да, горе! Говорят, любил он ее очень сильно!
– Двадцать лет вместе прожили…
– А дети у них есть?
– Сынок у них, Кирюша, в прошлом году институт закончил, сейчас говорят в Америке работает…
– В Америке? Успеет ли на похороны?
– Сын должен к матери на похороны, обязательно должен…
Лешка Коровин теперь не отходил от Геннадия ни на минуту.
Взял на себя организацию и контроль всех печальных дел.
Место на приличном кладбище, отпевание в хорошей церкви, поминки…
Конечно, и как само собой разумеющееся, Лешка организовал для этого что то вроде штаба, вроде комиссии по организации похорон, куда вошли зам Гены Сайнова по хозчасти, его секретарша и шофер. Но все равно, хлопот было – хоть отбавляй!
В Байкальск тестю с тещей Геннадий звонил сам.
Разговаривал с Марианной Евгеньевной, у Николая Александровича сердце…
Геннадий сперва хотел телеграмму послать. Но набрался мужества, и даже не перепоручая секретарше, сам набрал длинный одиннадцатизначный номер.
– Настя погибла, – сказал Геннадий, едва услышав тещино "але", – вот такое горе у нас…
Марианна Евгеньевна сперва долго молчала, а потом спросила дрогнувшим голосом, – как погибла, когда?
– Разбилась в машине вчера вечером, когда из города на дачу ехала…
Тут теща не удержалась, заплакала…
– Прилетите на похороны? – спросил Геннадий.
– Я перезвоню, – сквозь рыдания ответила Марианна Евгеньевна. ….
Потом звонил Николай Александрович, он выспрашивал подробности, как, где, каким образом разбилась?
Сказал, что вылетят завтра.
Успеют как раз к похоронам.
– А Кирюша? – спросил Николай Александрович, – а Кирюша знает? Ему сообщили?
Кирюша прилетит? …
– Я продам дачу, – сказал Геннадий, ложась спать.
Алексей ночевал в доме Сайновых.
Более того, он постелил себе на диване в гостиной, а Геннадию постелил тут же на раскладном кресле-кровати… Спать в спальной комнате, в Настиной спаленке, Геннадий и боялся, и не хотел.
– Продавай! – согласился Алексей, тоже натягивая к подбородку свое одеяло, – только я у тебя покупать не стану, а нетто тыж ко мне тогда приезжать не будешь…
– Это верно ты говоришь, – вздохнул Геннадий, – туда я уже ни к кому не приеду.
– Мы ее тебе хорошо продадим, – успокоил друга Алексей.
– Я за Кирюшку волнуюсь, – переменил тему Геннадий, – куда он пропал?
– Ну, парень молодой, может влюбился? – промычал Алексей, – а вообще, может и другой контракт себе нашел, тыж понимаешь, что Гришка там его грабит?
– Я чего боюсь, Лешка, Америка то дикая страна, ты погляди их кино, там сплошной криминал, уж и не случилось ли чего?
– Ага! Ты, Генка, как глупая жертва советской пропаганды! – отозвался из под своего одеяла Коровин, – ты судишь о стране по кинофильмам, а ты погляди, что им про нас показывают! Один лишь криминал да глупые комедии, из которых у американского обывателя создается впечатление, что у нас тут кроме бандитов и проституток никакого иного населения не водится…
– Ну а куда он тогда там пропал? – спросил Геннадий, – это же не полярная экспедиция, он же в цивилизацию уехал, там и телефоны и Интернет, а тем не менее, связаться не можем, в чем секрет?
Алексей как мог успокаивал друга, но сам не мог ответить себе на вопрос, как можно исчезнуть в насыщенном средствами связи городе, если только сам не пожелаешь оборвать все ниточки коммуникаций!
– Значит, значит не хочет ни с кем контачить, значит ситуация у него такая…
– Нет, ну ты погляди эти американские кино, там что ни кадр, так похищение, а что если Кирюшку похитили? – почмокав губами, промычал Геннадий со своей кресла-кровати.
– Так прям и похитили! Да кому он нужен кроме родителей? – возмутился Алексей, – ты Генка бабу мне начинаешь напоминать своими фантазиями, ей богу!
– Вот-вот, правильно, что кроме родителей он никому не нужен, а вдруг его русская бандитская шайка из русских мафиози похитила, и теперь за выкупом скоро гонца пришлют? – пробурчал Геннадий – Ты параноик, Гена, и кабы не горе у тебя, не реальное горе, я бы тебе в морду сейчас проплюнул до чего ты на мужика не похож, сын – взрослый парень ему две недели не звонит! Эка невидаль! Да он там загулял на вольных хлебах, бабу себе красивую американочку нашел и загулял… Пропьется-прогуляется, и позвонит – денег на обратную дорогу попросит…
– Эх, да кабы так! – вздохнул Геннадий, – а что до того, что я по-бабски, говоришь, рассуждать начал, так это потому что теперь я Кирюшке и за мать буду…
Помолчали.
Поворочались каждый на своем ложе.
Повздыхали.
Первым не выдержал Алексей.
– Ну, не обижайся на меня, Ген, а? Не прав я! Ей бо, не прав! Хочешь, я сразу после похорон в Америку слетаю, причем на мой счет, тем более я давно собирался куда-нибудь съездить! Я и сгоняю типа как в отпуск до Нью-Йорка и Кирюшку обратно с собой притащу.
Геннадий не спал.
Он с минуту еще помолчал, а потом заговорил:
– Я все вспоминаю заново, как с Настей познакомился.
Ты же знаешь ту историю трагическую с ее сестрой, с Анечкой?…
И не дождавшись утвердительного ответа с диван-кровати, Геннадий продолжал:
– Мне Настина смерть наказанием за мой грех, за грех того, что я впервые за всю нашу более чем двадцатилетнюю совместную жизнь солгал ей… Вернее не солгал, а утаил. Что, собственно говоря, одно и тоже. Ты помнишь, как ты на ее на Насти сорокалетие свою историю рассказывал? Так вот мне тогда как раз после того, как ты историю свою рассказал, Алла Давыдович позвонила… Представляешь? В три часа ночи… У нее от американских сдвигов во времени полная потеря ориентации – когда поздно и когда не поздно… Вот и позвонила. А Настя меня спросила, мол кто это в такой час, а я ей ничего не ответил, мол ерунда. И это еще ведь не все.