Булгаков (пресловутый Михал Афанасьевич) стремился ли написать ИДЕАЛЬНЫЙ РОМАН?
Он думал об этом, так как герой у него был Мастер. Но если взять и выделить Внутренний роман о Понтии Пилате и вырвать его из контекста… Я делал в университете такой эксперимент: мы с однокурсниками выдрали "внутренний роман", сброшюровали, и давали читать товарищам, не знакомым с текстом Мастера и Маргариты. Эффект был удручающе впечатляющим: ни один из сорока испытуемых – в большинстве студентов разных (не филфака) факультетов ЛГУ, не признал роман "Мастера" не только "хорошим", но даже – просто "занимательным"…
Но стремление к написанию ИДЕАЛЬНОГО РОМАНА – не миф. Чувство неудовлетворенности, гнетущее и снедающее автора, есть неосознанная скрытая в глубинах подсознания тяга создать ИДЕАЛЬНЫЙ РОМАН. Тоска по ИДЕАЛЬНОМУ РОМАНУ – это тяга не только помериться силой с Творцом, не только тщеславная гордость, но и рабская подчиненность той свернутой в спиральку дезоксирибонуклеина – живой программе, заложенной в мозг писателя.
Вся писательская лаборатория авангарда зиждется на желании найти тот философский камень, без которого буквы не сложатся в ИДЕАЛЬНЫЙ текст.
Но как бы ни истязали и не изнуряли себя писатели, принадлежащие уже истории литератур, никто не смог даже приблизиться к созданию того, что я имею под понятием об ИДЕАЛЬНОМ РОМАНЕ.
Que fair?
What s to be done?
В любом случае – надо стараться. И по моему глубочайшему убеждению, ИДЕАЛЬНЫЙ РОМАН должен иметь все четыре компоненты успеха.
Тема же героя и героики в литературоведении поднимается с определенным постоянством. Я намеренно опускаю здесь Энгельса и Маркса, потому как эти имена вызывают раздражение и усмешку не только у невежественных завсегдатаев интернета , но и у… самого высокопросвященного читателя. (Я допускаю – у него могут быть на это свои личные резоны). Но имена академика Д.С. Лихачева, в частности его труды "Человек в литературе Древней Руси" и "Литература-реальность-литература", или работы обожаемой мною Марии Сергеевны Кургинян, "Человек в литературе ХХ века" и "Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении", той Марии Сергеевны, чьи лекции по немецкой и английской литературам мне посчастливилось слушать, их имена, мне кажется МОГУТ послужить некоей отправной авторитетной и опорной базой для трудного разговора о героике и герое, разговора с самой "по-демократически" подготовленной публикой Самиздата.
Говоря о том, что кроется за любимом на Самиздате словосочетанием (литературный процесс), хочу условиться о том, что литературный процесс, мы будем рассматривать как часть общекультурного процесса, а культуру, как неотъемлемую часть процессов социальных и исторических (и это не Маркс с Энгельсом, а Дмитрий Лихачев с Марией Кургинян). В контексте же исторических социальных изменений, в культуре – все (не смотря на Шпенглеровские сомнения) строится на последовательной ретроспекции.
Причем академик Лосев – исследователь античной культуры уточняет даже два уровня этой ретроспекции – глубинный "в самом древнем найти самое новое, вплоть до самых современных идей, которые привели бы в ужас самого Прудона, и граничный уровень – определяющий прямую преемственность прямых граничных предшественников.
Литература каждой эпохи, "ориентируется на оба уровня ретроспекции". И для магистральных явлений любой эпохи органична и обязательна та или иная обращенность к глубинно-древнему уровню, который потом возвращается к новому.
Ибо на том уровне выявляются постоянно искомые искусством и литературой свойства человека в их первозданности. Заострение художественного НА ЦЕННОСТНОМ АСПЕКТЕ, на формировании героя, принадлежит сфере МЕТОДА. И диалектика исторического времени, и в частности историческая ретроспекция с древнейших времен воспринималсь литературой в гуманистическом и этическом ракурсах."Прометей прикованный" Эсхила, "Антигона" Софокла, "Всадники" Аристофана. И тогда художниками владело стремление открывать в самом новом – этические позиции – этические позитивы, идущие от древнего, противостоящие несправедливости, и тем самым объективно связанные с будущим.
Выражаясь адаптированным к СИ языком, литпроцесс предполагает эволюционное развитие, пошагово опирающееся на достижения предыдущего слоя культуры. Так хорошее образование во многом "сделало" Пушкина (М.С.Кургинян) – как бы выглядели и читались его романы и стихи без апелляции к античным сюжетам и героям? Итак, литпроцесс предполагает ретроспекцию и преемственность, а это в свою очередь ПРЕДПОЛАГАЕТ, как необходимое условие – хорошую образованность участников литпроцесса.
Нынешние же авторы подобно революционным военморам, прикладами своих мосинских винтовок под одобрительное улюлюканье невежд низвергают целый пласт культуры.
Причем БЕЗУСЛОВНЫЙ ценностный пласт. И начисто отвергают МЕТОД.
Говоря об отвергаемом пласте культуры, я имею в виду литературу советского периода. А под отвержением метода, по Лихачеву и Кургинян – я имею в виду отрицание героики и замену героя – стяжкинской блядью и даеновским Даеном.
Вспомним, что сама этимология слова "метод" отражает ПУТЬ и достижение истины и цели. Метод формируется в ситуации, при которой писатель во-первых ощущает себя первооткрывателем истин о человеке, а во-вторых сталкивается с необходимостью прокладывать путь к этим последним, постигая и преодолевая дистанцию между видимым и скрытым, выявленным и потенциальным в свойствах, возможностях самого человека, в воздействующих на него процессах жизни. Отсюда – оформленность категории метода не в ранние, а в последующие (пограничные) ретроспекции, когда человек либо отчуждается от своей сущности, либо в нем назревают огромные, обусловленные эпохой потенции. Последнее, по мнению Лихачева, было и остается характерным для исторических процессов периодов, проходящих под знаком широких демократических движений и революций. А?
А где ж герой в нынешних "культурно-демократических" условиях социальных перемен?
Героика дня сконцентрировалась в провинциальном блядстве и ничтожном даеновском самолюбовании (ничтожность эта доказуема без труда – эка доблесть трахнуть общедоступную Лену (или Герду) и пойти потом нажраться с корешом Яном в кабаке) – а слабо вот попробовать победить дракона (или полковника КГБ, или подняться на Эверест.
Или дойти до полюса…)?!
Нет, нынешняя героика очень "приземленная". И я вижу причиной тому (во многом) тотальную необразованность пишущей братии. Я уже поминал слова Кургинян, что образование "сделало Пушкина". Так, следственно, и нынешний литпроцесс – губит невежество. Нынешний писатель, по большинству своему – инженер. Он литературу УЖЕ ПОСТИГ и навеки СДАЛ, написав свои вступительные каракули в Политех или Техноложку – про образ Нагульного Или образ Наташи Ростовой… на вступительное в Политех – на том его литобразование и закончилось, едва начавшись. Но потом, этот уже "с высшим", начинает бряцать лирой о плетень. И результат – налицо.
И что противопоставили нынешние пишущие инженеры, отвергнутой (и не постигнутой) ими литературе и героике этой литературы?
Они отвергли Корчагина и краснодонцев, осмеяли героику Фадеева, Шолохова, Полевого… А что предложили взамен? Там были герои. Причем – наследники истинного архетипического героизма, потому как люди высокого порыва, альтруисты , храбрецы… Но что появилось в литературе – ПРЕЕМНИЦЕ? Что появилось в литературе – НАСЛЕДНИЦЕ? Какую альтернативу дали низвергатели "ложной героики" – ПИШУЩИЕ инженеришки с Самиздата? Они дали героику блядства и пьянства и самолюбования.
Если вернуться к исходному пункту, что литература есть неотъемлемая часть культуры и общего социального процесса, то говорить о некоей "самозамкнутости" литпроцесса "на себя", о чем пытаются лепетать едва выучившиеся клавиатуре ПИСАТЕЛИ из среды инженеров, В их невежественных заклинаниях "я никому не должен" – то это дико и смешно.
Доказывать давно доказанное, что культура – это продукт творческого устремления к высоким идеалам торжества красоты, добра и социальной справедливости, это вообще задача этакого ЛИКБЕЗА – издержки тотально инженерского образования в том месте, где вообще по специфике – требуется гуманитарное. Но если публика принимает условие, что КУЛЬТУРА – суть продукт творческого развития высших человеческих качеств – тогда идея ОБЯЗАТЕЛЬНОСТИ героя и героики должна была бы быть принята всеми участниками "литпроцесса" как необходимое условие.
Потому как ИМЕННО герой – воплощает лучшие качества человека. И именно герой – совершает те подвиги во имя человечества. Которые и изменяют жизнь к лучшему.
И где этот герой в современной прозе?
Он трахает Герду и жрет водяру в баре с такими же ублюдками как и он сам?
Отсутствие героя и героики – говорит даже не о кризисе литературы. О кризисе можно говорить только тогда когда есть (или были) какие то потенции. Отсутствие в Самиздатной прозе героя – говорит о полной никчемности этого явления. О полной его ничтожности.
Kyrie eleison…
Но следует ли смешивать литературную критику с публицистикой? Собственно, прецедентов в истории русской литературы и журналистики было предостаточно, вспомнить хотя бы Писарева, Белинского, Гончарова или Салтыкова-Щедрина. И если оглянуться на опорный тезис моих предыдущих заметок о герое и героике, состоящий в том, что литературу необходимо рассматривать как часть культуры, как продолжение и отражение социальных процессов, то ответ напрашивается сам собой.
Да! Потому как критика не может ограничиться рассмотрением одной лишь формы литературного произведения, рассматривая содержание, она непременно скатывается в публицистику.
Конечно… Любителей интересует чисто ученический вопрос, овладения навыками работы с формой. И поэтому, их более волнует вопрос "как там я – грамотно ли написал? Красиво ли?" Кстати, отсюда и нервически-ученические подергивания Даена с его бесконечным сниманием ботинка Герды.
Вопрос же "формы" и "содержания", их соотношение в литературном процессе дозволительно сравнить с хатха и раджа йогой. Овладение формой, что так в основном волнует любительскую массу СИ, мучимую вопросом "сделайте нам разбор нашего литпроизведения" (считающая себя профессионалкой Джен, кстати, тоже!) – это начальная стадия обучения. И любители, высказывая претензии, когда я пытаюсь разговаривать с ними на "взрослом языке", говоря с ними о нравственном месседже и идейном векторе, капризно отодвигают обсуждение серьезных вопросов, по-детски требуюя "манной каши", – "сделайте нам разбор недостатков нашего текста, как делает это Чернодятлов, вот он – хороший", мы его понимаем. И говоря "мы с Чернодятловым", эти говорят лишь о т ом, что