Эдитой?… А иди ты!
И закрыв лицо ладонями, она вдруг разрыдалась.
Генка потом очень часто вспоминал эту ночь. Вспоминал ее и в армии, стоя в карауле, когда как молодой еще боец, заступал на пост в самую противную предрассветную смену… Вспоминал на таежной БАМовсой стройке, когда часами трясся в кабине "Магируса", пылящего по льнущей к реке "притрассовой" дороге от Чары до Тынды… Вспоминал когда мучила бессонница – будь то на казенной койке в рабочей общаге, или на роскошной двухспалке в дорогой столичной гостинице.
Он вспоминал ее поцелуй, которым она ответила на его неумелые, но трогательно-искренние ласки на той скамейке в Летнем саду в те самые воспетые Поэтом пол-часа июньских сумерек… Он вспоминал, как слизывал ее слезы, и как она неожиданно рассмеялась…
И как он подумал тогда, что в природе нет ничего чище этих слез. И как она тогда его поцеловала. Нежно. Мягкими, словно небесная благодать, губами.
Ему не было стыдно за то признание, что он сделал ей тогда.
Он сказал просто, – я тебя люблю.
А она в грустной задумчивости стала говорить, какой он хороший, и какие они с ним такие разные, и что ничего у них не получится…
У них ничего и не получилось. Но в то утро, когда проводив Аллу до ее парадной, он пешком пошел с Черной речки к себе на Петра Лаврова, он поклялся, что будет верен своему чувству всю жизнь. Сколько бы долгой она ни была.
Князь Генрих Генрих Александер Людвиг Петер князь цу Сайн – Витгенштейн родился 14 августа 1916 года в Копенгагене. Он был вторым из трех мальчиков, родившихся в семье дипломата Густава Александера цу сайн-Витгенштейна и баронессы фон Фризен.
В 1919 году после поражения Германии в Первой мировой войне отец Генриха оставил службу и переехал в Швейцарию.
С шести и до десяти лет Генрих учился дома, занимаясь со специально нанятыми учителями. В конце концов родители поняли, что вряд ли сами могут справиться с трудным характером юного князя, и отправили его в интернат в Нейберене.
Учеба в Нейберене прерывалась только дважды из-за слабого здоровья Генриха-Александера.
В двадцать седьмом, а потом в двадцать девятом году он был вынужден прерваться для поправки здоровья на курортах, сперва в Давосе – в Швейцарии, а потом в Монтре во Франции. Но хоть Генрих и не отличался очень крепким здоровьем, силой своего характера он добился уважения товарищей по интернату. Его авторитет среди соучеников был просто безграничным, и у него даже появились телохранители и оруженосцы. Его мать рассказывала: "Директор интерната говорил мне очень много положительного о Генрихе, однако он добавил, когда я что либо приказываю классу, случается что мне возражают, приводя аргументом, что Генрих Витгенштейн велел сделать иначе… И я начинаю давать себе отчет в том, что мне – директору, приходится соперничать с волеизъявлениями обычного учащегося. Я еще никогда не встречал ничего подобного. Но если нам удастся направить его волю к какой то большой цели, то тогда я буду счастлив от того, что страдал не напрасно" В 1932 году Генрих перешел в гимназию во Фрейберге, которую закончил перед Рождеством 1935 года. Сразу после переезда во Фрейбург, Генрих вступил в ряды "Гитлерюгенда", быстро сделал там карьеру и уже через год стал банфюрером 113-ого бана организации.
Укрепляя свое здоровье, Генрих старался принимать участие во всех спортивных соревнованиях, организуемых "Гитлерюгендом". Особенно его привлекали вело и мотоспорт. Позже он стал выдающимся мото и автогонщиком и если бы не война, кто знает, он бы стал чемпионом мира в автогонках!
Княгиня Вальпурга цу Сайн-Витгенштэйн вспоминала: его школьные тетради повсеместно пестрели рисунками гоночных автомобилей и аэропланов. Звук пролетающего самолета, едва донесшийся из окна, подымал его из-за завтрака, и ничто не могло его удержать. Однажды доктор сказал мне после осмотра Генриха: мадам, это возможно, трудный ребенок, но будет разумным – не мешать ему расти, тогда все будет хорошо… Позднее я полностью стала следовать этому совету.
Когда он начал копить деньги на свой первый мотоцикл, Генрих принялся отказывать себе во всем. Он не покупал сладостей, не ездил на автобусе и поездах, передвигаясь либо пешком, либо на велосипеде. Однажды на велосипеде он проделал путь в триста километров, и когда его спросили, где он спал ночью, он просто ответил – в лесу, а на вопрос, что ел – сказал, что у него было два куска хлеба.
Наконец у него скопилась сумма, необходимая для приобретения легкого мотоцикла, не требующего прав на управление. На этом мотоцикле Генрих совершил свое первое большое самостоятельное путешествие из Фрейбурга к Северному морю.
Его мать вспоминала: Мы умоляли его не ехать в форме "Гитлерюгенда", но к тому времени он уже был банфюрером, и поэтому он не мог сопротивляться искушению.
Поэтому в пути с ним едва не приключилось несчастье. Из-за придорожных деревьев кто то выстрелил в него. Пуля застряла в привязанном за спиной чемодане. Генрих не сказал нам об этом, и только несколько лет спустя мы узнали, что с ним случилось по дороге к морю.
При этом с учебой дела у князя шли не очень гладко. Так в одном письме домой он сообщал, что латынь его оценивается между двойкой и единицей, а по французскому за упражнения он получает только двойки и колы. В свидетельстве об окончании гимназии у Генриха – Александера не было ни одной отличной оценки. По семи предметам у него было "удовлетворительно". И только по шести "хорошо".
Как и большинство его сверстников, князь Генрих Витгенштейн был безграничным патриотом Германии, и сразу после окончания гимназии хотел только одного – вступить в Вермахт и сделать карьеру офицера. Зная, насколько большие требования предъявляются на военной службе к здоровью, Генрих совершеннейшим образом презрел все мужские удовольствия в виде курения и спиртных напитков. Он систематически тренировал и закаливал свое тело, и добился в этом хороших результатов.
В 1936 году Генрих Витгенштейн начал свою военную службу в 17-ом Баварском рейтарском полку, расквартированном в Бамберге. Затем он перешел в Люфтваффе, и в октябре 1937 года был направлен в летную школу в Брауншвейге.
В июне 1938 года ему было присвоено звание лейтенанта, и в качестве штурмана-стрелка на Не-45 лейтенанта Вернера Релла он поучаствовал в оккупации Судетов.
Зимой 1938-1939 года его штурманом перевели в бомбардировочную авиацию в КG-254.
Карл-Теодор Хюлсхорф, бывший тогда офицером по техническому обеспечению, вспоминал: Мы видели, какие огромные усилия прикладывает Генрих к тому, чтобы получить квалификацию пилота.
.Я помню, как он был горд, когда сказал, что выполнил самостоятельный полет на Аr-66. В то время никто в полку не мог сравняться с ним в желании летать.
Впервые Хюлсхофф познакомился с Генрихом в марте 1938 года. Он вспоминал: Генрих был скромным и выдержанным офицером, выполнявшим свои обязанности крайне добросовестно. Он был немногословен, предпочитая выслушать мнение других.Мне показалось, что ко всему он относится критически, предпочитая выждать и смотреть, что будет дальше. Только по ироничной улыбке на его губах, можно было определить, что он не просто безучастный наблюдатель. Благодаря необычайной выдержке, Генрих был очень популярен среди своих товарищей.
В составе Кампфгешвадер -54 Витгенштейн участвовал во Французской кампании, потом в битве за Англию, а потом и на Восточном фронте. Всего в качестве пилота бомбардировщика Ju-88 он совершил 150 боевых вылетов.
Однако полеты на бомбардировщике не могли принести ему удовлетворения.
Когда англичане начали массированные ночные бомбардировки германских городов, Генрих стал часто повторять: Я хочу защищать. Я хочу быть защитником Германии.
Пилот Хайнц Ринг, хорошо знавший Генриха, говорил потом: Он не мог примирить себя с бомбардировщиком. Он мечтал о переходе в истребительную авиацию, причем именно в ночную. Именно в этом он видел реализацию своего понятия об идеальном солдате абсолютно чистого неба. Быть не нападающим, а защитником. Не бомбить, а сбивать бомбардировщики, несущие смерть мирным гражданам внизу…
Княгиня фон Витгенштейн говорила: Он перешел в ночные истребители, потому что понял, что его бомбы убивают не только солдат, но и мирных людей.
Второе письмо Аллы Давыдович – Фернанделес Борис!
Вот уже год, как я здесь, в Европе. Я все время думаю о тебе, о нас. Думаю, как много ты для меня сделал, и как сильно ты повлиял на мое становление, как личности. Я чувствую себя бесконечно благодарной тебе, и знаешь, тем, что я теперь здесь, и тем, что я здесь чего то добилась, я обязана тебе. И не удивляйся, это именно так. Я всегда восхищалась твоим умом, твоей образованностью, и рядом с тобой чувствовала себя такой несовершенной, такой неуклюжей. Я понимала, что не стою тебя, но ты заставил мое самолюбие совершить этот маленький подвиг – достичь чего то самостоятельно, достичь такой планки, чтобы ты наконец заметил меня и оценил. Мы прожили с тобой шесть лет. Это большой срок. Находясь рядом, я многому научилась. И прежде всего, я научилась относиться ко всему критически, как делаешь это ты. Меня всегда восхищал твой ум, я ценила каждую минуту общения с тобой, почитая за счастье быть глупой и недостойной собеседницей обладателя столь великого, да, я так действительно считаю, великого интеллекта.
Но все проходит. Я недоговаривала тебе, прости, и когда уезжала, я знала, что вряд ли вернусь. Думаю, и ты тоже все понимал. И вот я уже устроилась. У меня работа, по местным меркам даже не плохая. Знаешь, даже местные аборигенки и с образованием не всегда могут получить такую работу, какую удалось найти мне.
Конечно же мне помогли, вернее помог… И вот, теперь о самом главном, наверное…
Ты понимаешь, что я не могу быть одна. И вот уже почти год со мною рядом человек, которого я безумно уважаю, который по широте своей души – столь несвойственному явлению в здешних местах – дал мне все необходимое для комфортной и что самое важное – л