– Отрицательный, – Сергей тяжело вздохнул. – А это означает…
– Это означает, что завтра мы выходим на свободу! Ура!!!
Все остальные участники расследования были проинформированы немедленно. Мол, завтра в парке состоится следственный эксперимент с последующим застольем. Само собой, накроют не в парке, а на квартире у Ивановых, которые все как один незаразные. С отрицательными ПЦР-тестами.
Потом Людмила кинулась звонить сыну:
– Петька, слушай сюда. Мы с отцом завтра на свободу выходим. И Любаша. Но у меня к тебе просьба. Завтра у нас гости. Градовы и Стас. Что значит, не угомонюсь? Мы уже на пути к истине. А истина у нас где? В вине. Надо посидеть за накрытым столом. Поэтому купи-ка мне следующее, сынок…
Сделав сыну заказ, Людмила села за составление меню.
– Сережа, тарталетки с чем делать? – донимала она супруга. – С печенью или с крабовыми палочками? А может, печеночный паштет замутить? Икра-то дорого.
– Угу…
– Что – угу?
– С чем хочешь, с тем и делай. У тебя все вкусно получается. Ты же профи.
Людмила Иванова когда-то вела на телеканале передачу «Еда без вреда», довольно долго имевшую высокий рейтинг. Готовила она великолепно, это был ее конек.
– Свинину в тесте любят все, – рассуждала она. – И недорого, дешевле говядины, и просто, и вкусно. Надо купить килограмма полтора шейки, я Петьке объяснила. Я ее на ночь поставлю мариноваться. С маринадом мудрить не буду, использую готовый, лишь бы сынуля ничего не напутал. Я ему фотку скинула в вотсап. А завтра мне останется только сделать тесто. Оно простое, как для пельменей: мука, вода, одно яйцо. Потоньше раскатать и запечатать в него свинину. На полтора часа в духовку. Потом выключить и пусть еще немного потомится.
– Угу…
– Что – угу? Я думаю, что сделаю это до того, как мы пойдем в парк. Свинина как раз дойдет, я ее из духовки не выну. Пусть пропитается мясным соком тесто. Она и еле теплая хороша, и даже холодная. Или поставить мясо в духовку, когда мы вернемся из парка? Пока закуски, то да се… Серый?
– Угу…
– Понятно все с вами, мужиками. Хорошо, когда жена умеет готовить. Можно только угукать, уткнувшись в гаджет, – проворчала Людмила. – Надо с Любой посоветоваться.
– Она тоже в гаджет уткнулась.
– Да я не про дочь. Про подругу.
…В итоге в парк отправились, оставив мясо в остывающей духовке. Людмила не утерпела-таки и все приготовила загодя. С Градовыми они встретились на стоянке у парка, которая вся оказалась забита машинами.
– Где Самохвалов-то будет парковаться? – озабоченно спросила Людмила. – Вечно он опаздывает.
– Есть еще местечко метрах в тридцати. На обочине. Занять, что ли? – спросил Сергей. – Люся, позвони ему.
– А почему я? Вон пусть Любовь Александровна звонит. Он же ее… – Людмила ойкнула, потому что муж больно сжал ее руку. Думай, что говоришь.
Людмила смущенно покосилась на Градова, который сделал вид, что высматривает место на парковке.
Стас позвонил сам:
– Вы где там?
– Место тебе держим. Чего так поздно?
– Так я того… Женат. Теща припозднилась. Я, как их в церковь выпроводил, тут же и за руль. Мне аж две канистры навязали. Говорю: зачем, вы же все равно идете в церковь? А они мне: святой воды много не бывает. Это сколько же моя теща нагрешила?
– Заруливай сюда. Вон Лешка тебе рукой машет.
После того, как все нашли места на парковке, двинулись в парк. Погода была настоящая крещенская. Морозная, а не слякотная, как в предыдущие московские зимы. На родник еще с утра началось паломничество. Люди вереницей шли по расчищенным дорожкам парка с сумками на колесиках, рюкзаками, а то и просто с пустыми канистрами, оставив свои машины на парковке или у близлежащих домов. Стас тоже шел с огромной сумкой, в которой стояли две пустые канистры. У Градовых был небольшой рюкзак. Один на двоих.
– Придется в очереди постоять, – вздохнула Людмила.
– Ничего, зато воздухом подышим, – подмигнул ей Градов.
– Мясо в тесте остынет.
– А мы и холодное съедим, нам главное – общение. Верно?
– Конечно, – улыбнулась Люба. – Люсенька, ты нам покажи: где все это случилось? Постарайся как можно точнее все описать. Итак, ты шла…
– Ну да. Уже скоро будет это треклятое место. Я недалеко от ворот-то отошла. Подумала, что раз уж вырвалась, то надо воздухом подышать. И села.
– Куда села?
– На лавочку.
– Покажи, на какую.
– Вон та, – Людмила махнула рукой. Впереди виднелась ничем не примечательная заиндевелая скамейка. Она была занята.
– Будем ждать, пока освободится? – хмуро спросил Стас.
– Да, – кивнула Люба. – Мне нужны детали. А пока, Апельсинчик, расскажи: ты увидела, что мужчина в бейсболке возвращается, и куда пошла? Вперед, назад?
– Вперед. Я ведь сначала даже не забеспокоилась.
– Покажи, где он на тебя напал. И куда потащил.
– Да я там все уже облазил, – с досадой сказал Стас. – Там снежища намело!
– Все, да не все, – с торжеством сказала Людмила минут через десять.
Они все впятером залезли по пояс в снег. Пришлось сойти с тропинки.
– Вот она! – с торжеством закричала вдруг Людмила.
– Кто? – спросили хором ее друзья и муж.
– Да сумка моя! С которой я на родник тогда пошла! Никто на нее не позарился. Да и неудивительно. Она же убитая, старая.
Сумка стояла, аккуратно прислоненная к стволу заснеженной ели. Видимо, ее кто-то нашел, но брать не стал. Она и в самом деле была потрепанная, нитки местами вылезли. Ее оставили в надежде, что отыщется хозяин, которому эта вещь, возможно, дорога как память.
– Даже канистры на месте! Все, как в тот вечер, когда я ее потеряла, эту треклятую сумку. Уж и не знаю, брать, не брать? – с сомнением спросила Людмила. – У меня теперь с ней связаны неприятные воспоминания.
– Бери, – посоветовала Люба. – Сейчас мы смоделируем ситуацию, – она близоруко прищурилась: – Стас, или мне кажется, или наша лавочка освободилась?
– Не кажется, – пробурчал Самохвалов, который разозлился, что ему не доверяют. Его интуиции сыщика. Хотя сумку он в прошлый раз прозевал. Когда лазил тут, в елках. Она стояла чуть поодаль, почти у самой калитки на выходе из парка.
– Тогда давайте поскорее ее займем, эту скамейку.
– И все же я, убей, не понимаю, что нам это даст? – продолжал ворчать Самохвалов. – Набрали бы воды, да пошли к Ивановым. За столом все и обсудим.
– Ты все равно за рулем, – добродушно напомнил Сергей. – Значит, не пьешь.
– Да, но от Люськиной стряпни не откажусь. Маринка-то готовит не очень. Нет, для сына она, конечно, старается, но у меня эти каши уже поперек горла стоят, я ведь за ним доедаю. А отдельно для меня жена готовить не хочет…
– Мы уже поняли, что твой брак крайне неудачный, – оборвала его Люба. – Но сейчас нам не твои семейные проблемы решать надо, а установить мотив: почему маньяк нападает именно на этих людей?
Самохвалов тут же надулся. Эти бабы унижали его с самого утра: сначала жена с тещей, теперь еще и бывшая любовница, которая удачно вышла замуж. Неизвестно, что Стаса больше бесило. Получается, проблема в нем?
Они добрели до скамейки, опередив других желающих. Увидев большую компанию, стайка подростков со сноубордами отступила.
– Люся, садись, – скомандовала Люба. – Сумку поставить там, где она была в тот вечер, когда на тебя напал маньяк. Жаль, что сейчас день. Хотя здесь тень от деревьев довольно густая.
Людмила послушно села на скамейку, поставив рядом сумку. Люба отошла на пару шагов, задумчиво разглядывая заснеженные ели.
– Прикольно, – рассмеялся вдруг Стас. – На собаку похоже.
– Что похоже? – резко обернулась к нему Люба.
– Сумка. Прямо вылитый наш Ферри.
– Кто такой Ферри, Стас? – Люба шагнула к нему.
– Да лабрадор Машкин. Она собачница.
– Маша – это…
– Младшая сестра моей жены. Раньше этот был… забыл, что за порода. На медвежонка похож. Бася. Машка с ним все время фоткалась.
– Селфи делала, я помню, – кивнула Люба.
– Так вот Бася в прошлом году подох.
– Умер, – машинально поправила Люба.
– Ну, умер. Машка по нему так убивалась. Да и теща моя тоже собачница. Они погоревали, да и завели Ферри. Фердинанд он по паспорту какой-то, то ли пятый, то ли шестой, да еще и с отчеством. Но мне он нравится гораздо больше, чем Бася.
– Лабрадоры – они очень умные, – кивнула Людмила.
– Так вот: он черный, совсем как эта сумка. Не угольно-черный, а… будто потрепанный. Вот когда она так стоит – вылитый Ферри, когда он у стола сидит и умильно на всех смотрит. Породистая собака, а любит, когда ей со стола куски дают. Причем, ему все равно, мясо ты ешь или огурцы соленые. Сядет и смотрит. Я чуть водки ему однажды не налил. Такой взгляд у него был… Умный, а главное – понимающий. Я бы лучше с собакой выпил, чем с тестем-подкаблучником.
– Фантазия у тебя, Стас, – осуждающе покачал головой Градов. – Мы сейчас о серьезных вещах говорим, а ты о какой-то собаке…
– Стоп!!! – закричала вдруг Люба. Все невольно вздрогнули. – Леша, у Шевченко сумка была?!
– Да, – озадаченно сказал муж.
– Какая?
– Я точно не помню…
– Это очень важно!
– Хорошо, я поищу сейчас фото, – и Градов полез в смартфон.
– Стас, у Кольцовой была с собой сумка? Ты ведь нашел ее труп.
– Была, и что? – кивнул Стас.
– Какая?
– Ну, черная.
– Похожая на эту? – Люба кивнула на сумку с пустыми канистрами, все еще стоящую у скамейки, на которой сидела «жертва».
– Вроде бы да.
– Вот, нашел, – Градов показал им фото с места происшествия. На окровавленном снегу, у елей, валялась большая черная сумка.
– Вот она, недостающая деталь! – с торжеством сказала Люба. – Сумка! У нас три похожие сумки. Случай настолько уникальный, что я боюсь в это поверить. Я слишком мало знаю об этой болезни, мне еще не приходилось сталкиваться с такими пациентами. Надо бы литературу почитать, – она заметно волновалась. – Но если это так, то мы, кажется, нашли.