– А вам разве мой зять не звонит?
– С какой стати?
– Ну, вы же его боевая подруга, – не удержалась от иронии Анастасия Петровна.
Люба поняла, что она недовольна сеансом психотерапии. Галкина явно не того ожидала от визита в клинику. Но как объяснить Анастасии Петровне, что время упущено и, чтобы исправить ситуацию, тоже нужно время?
– Да, мы со Стасом поддерживаем отношения, – ровным тоном сказала Люба. – Но личная жизнь у каждого из нас своя. Я считаю, что сейчас я не имею права вторгаться в его личное территориальное пространство. Он находится на отдыхе, с женой. У них медовый месяц. Что касается меня… То у меня сегодня свидание! – неожиданно соврала она и чуть было не покраснела.
– Что ж, желаю приятно провести вечер, – Галкина встала. – Я жду вашего звонка, – сказала она на прощанье.
«Вот почему так?» – подумала Люба, когда за женщиной закрылась дверь. «Была вполне адекватна в прошлый свой визит, и расстались мы по-дружески. Но как только дело касается их детей, люди теряют представление о реальности. Остается только материнский инстинкт. Все родительницы намертво стоят на рубеже: я жизнь прожила, мне виднее, и я буду биться за свое обожаемое чадо, чтобы ему не набить таких же шишек. И я лучше знаю, что ему надо. И ни шагу назад с этого рубежа! Нет, мне лучше беседовать с ними по отдельности. Сначала с матерью, потом с дочерью».
Она невольно вздрогнула, потому что зазвонил мобильник.
– Я ее нашла! – выпалила Люська, едва Люба приняла звонок.
– Ничуть не удивляюсь.
– Ха! И напрасно! Анфиса Платоновна не живет по месту прописки. Пришлось побегать. Не мне, разумеется, а моим редакторам. У меня сегодня съемки, звоню прямо из гримерки. Устала, сил нет! Поедем туда завтра, прямо с утра! – тем не менее заявила подруга.
– Но у меня дела, – робко заикнулась Люба.
– Брось их! Я тебя уверяю, ты не пожалеешь! Анфиса Платоновна уединилась в глуши, чтобы общаться с потусторонним миром! Это мне сказала ее квартирантка Софья. Они с Анфисой вроде как подружки, дочка Большакова даже от денег за квартиру отказывалась, но надо же ей на что-то жить. А то ведь с голоду помрет. Вот подружка и навещает ее. Продукты привозит, по хозяйству помогает. Вроде как шефство над Анфисой взяла. Та не в состоянии о себе позаботиться. Впрочем, ты сама все увидишь. Завтра.
– А позвонить Анфисе нельзя?
– Я звонила. Она телефон не берет. Я ж говорю: общается с потусторонним миром. Надо ехать.
Люба поняла, что спорить бесполезно. Придется перенести пару клиентов на послезавтра, благо окон в расписании полно. Лето. И едва дав отбой, она снова взялась за мобильник.
– Поедем на моей машине или не поедем совсем! – решительно заявила лучшей подруге Люба.
Она прекрасно знала, как бесшабашно Апельсинчик водит машину. Ее и муж за это ругал. И грозился, что отберет права.
– Вот всегда так! – высказалась Людмила, садясь на место пассажира, справа. – Когда надо побыстрее, то, Люся, давай! Люся, жми! А как надобность отпала, так на голову бедной Люси сыплются проклятья.
– Я тебя не проклинала, – невольно улыбнулась Люба. – Просто не хочу умирать молодой.
– Какая ж ты молодая? Пожила уже, хватит. Тебе скоро полтос!
– Слушай, заткнись, – не выдержала Люба. – Мы, между прочим, с тобой ровесницы! И «полтос», как ты говоришь, еще не скоро. Есть еще время. И что это за дурацкий жаргон?
– Хватит мне мораль читать, давай о деле, – Люська не умела обижаться. – Забивай в навигатор координаты, раз сама за руль села, и двигай вперед.
«Хвала Создателю, что есть навигаторы!» – радовалась Люба, ложась на курс. Анфиса Платоновна жила в деревне, на самой окраине Московской области. Без навигатора эту деревеньку отыскать было бы трудно, она затерялась где-то в лесу. Хотя подруга Анфисы Платоновны Софья, она же ее квартирантка подробно описала дорогу. Но запомнить все эти «там направо», «там налево», «палатка такая зеленая» и «дерево поваленное лежит» было невозможно. Дорога петляла, на ней была куча съездов в дачные поселки, и Люба невольно подивилась тому, насколько же густо застроена теперь вся Московская область. Даже эти самые дальние ее уголки распилили на сотки, хотя столица находилась часах в двух езды. И то если на машине, электричка шла дольше.
– А чего ты хочешь? – пожала плечами Люська. – Здесь экология хорошая. Это раньше в получасе езды от Москвы была дача. А сейчас какая же это дача? Такая же Москва. Как и не уезжал. А народ уже замучился дышать выхлопными газами, вот и рвется на природу. Ты только глянь, Любка, какая шикарная здесь природа!
Природа и впрямь была что надо. Хотя зелень уже не радовала глаз своей яркостью, зато царило почти что осеннее умиротворение. Поля были скошены, повсюду лежали катушки сена, напоминающие гигантские веретена. Словно бы в кустах притаилась огромная прялка, и все это великолепие приготовлено было лишь для того, чтобы всю зиму ткать зеленое полотно, а потом по весне накинуть его на оголившиеся от снега поля. Солнце уже не палило, от него шел приятный жар, как от остывающего костра, хотелось свернуться калачиком и задремать, вдыхая пряный травяной воздух. Скошенная трава пахнет по-особенному, все запахи лета, казалось, собрались здесь. И грустно и сладко, и тревожно и радостно, и больно, и возвышенно…
– О чем задумалась? – Люська ущипнула ее за бок, и Люба невольно подпрыгнула:
– Что у тебя за привычка! То пинаешься, то щиплешься!
– А ты не спи! А то поворот проскочим!
Поворот они и в самом деле едва не проскочили. Деревенька называлась ласково – Зоренька. А дом под номером семь стоял на самой ее окраине. Большая часть десяти соток, на которых раскинулись владения Анфисы Платоновны, утопали в глубокой тени. Огромные березы на участке не вырубили, а напротив, любовно обкашивали.
– И что ее заставляет все лето кормить здесь комаров? – пробурчала Люська, вылезая из машины. – С ее-то деньжищами!
Да, уж чего-чего, а комарья здесь хватало!
– С какими такими деньжищами? – Люба на всякий случай поставила машину на сигнализацию.
– Папаша ее нахапал. Поделился, небось. Девка чокнутая, так что ты поаккуратнее.
– Я?!
Люська уже нетерпеливо шагала к распахнутой калитке. Похоже, Анфиса Платоновна куда-то отлучилась. Когда они толкнулись в дверь, чтобы это проверить, та без проблем открылась. В доме было прохладно и пусто.
– Во люди! – покачала головой Люська. – Заходи, кто хочешь, бери, чего хочешь.
– Да что тут брать-то? – Люба огляделась.
Мебель была ровесницей самого дома. Таких раритетов, как у Иваныча, конечно, не наблюдалось, но все атрибуты так называемого «совка» были налицо. Стенка с хрусталем, за которым ломились в очередях еще Любины мама с бабушкой, ковер на полу из той же серии, люстра с висюльками из чешского стекла, стопка старых пожелтевших газет на колченогой этажерке в углу. Видимо прежние хозяева свезли сюда всю мебель из городской квартиры перед тем, как делать ремонт. А потом продали дом дочке Платона Большакова. Вместе с упомянутой мебелью. Анфиса же Платоновна ремонтом так и не озаботилась. Равно как и своим бытом. Едой в доме не пахло, в углах висела паутина, на полках этажерки скопилась пыль.
– Что делать-то будем? – нетерпеливо спросила Люська. – Где ее искать-то, хозяйку?
К счастью в этот момент на крыльце раздались шаги.
– Ой, как неловко! – заволновалась Люба. – Получается, мы вломились в чужой дом.
– Не вломились, а вошли. Дверь же была открыта!
– А у меня, оказывается, гости, – певуче сказала возникшая на пороге молодая женщина. – А я вот как раз водички родниковой принесла. Угощайтесь.
И она принялась наливать воду из ведра в глиняный кувшин. Люба с удовольствием отведала родниковой воды, такой холодной, что заломило зубы.
– Сладкая какая, – сказала, поставив чашку. – Или мне так кажется?
– И в самом деле, сладкая, – улыбнулась хозяйка. – К нам на родник со всей округи приезжают. Его недавно батюшка освятил. Вода эта не только сладкая, но и святая, – сказала она серьезно.
– Мы к вам по делу, – Люська решительно вскинула подбородок, покончив со своей порцией родниковой воды.
– В этом суетном мире дел у меня никаких нет, – все также певуче сказала Анфиса Платоновна.
Люба нисколько не сомневалась, что это она. «Не от мира сего», было бы самым верным определением по отношению к этой женщине. Лицо ее поражало своей наивной детской красотой. Лоб без единой морщинки, гладкие щеки, румяные губы, глаза, похожие на леденцы. Некрасивых детей не бывает, поэтому не имело значения, насколько правильны черты этого лица. Анфисе Платоновне недавно исполнилось двадцать девять лет, но она, похоже, так и не вышла из возраста девятилетнего ребенка. Люба невольно вздохнула и сказала:
– Это касается вашего отца.
– Мой отец сейчас находится в лучшем из миров.
– Это он вам сказал? – не удержалась Люська.
– Да.
– И как же вы общаетесь?
– О! Папа снится мне каждую ночь, – оживилась Анфиса Платоновна. Она даже не спросила своих незваных гостей: кто, откуда, как зовут?
– Не скучно вам здесь? – поспешила Люба сменить тему.
Надо сначала войти в контакт. Дети настолько же обидчивы, насколько открыты. Одно неверное слово, и Анфиса Платоновна замкнется в себе. И ничто ее не заставит открыть рот и сказать им правду. На Людмилино ток-шоу ей наплевать, равно как и на славу. На деньги тоже. Может, стоит начать диалог с осквернения могилы ее отца? Интересно, какие у них были отношения?
– Как же скучно-то? – удивилась хозяйка. – Вон, дел сколько! Я тут одна живу, и зимую тоже одна. Надо печку побелить, дров заготовить… И потом: они все ко мне приходят. Потому как больше никто их не слышит.
– Они? – Люба с Людмилой переглянулись.
– Усопшие. Я весточки передаю. Они мне каждую ночь снятся.
– И не боитесь? – невольно поежилась Люба.
– А чего бояться-то? Они просто о себе напоминают. Чтоб не забыли. Жизнь суетная, люди так заняты, что только на Пасху на кладбище и ходят. Или в Родительскую. А