им этого мало. Я в церковь хожу, записочки ношу. Родственникам напоминаю: не забывайте. А кто из усопших и беспокоится, от ошибок предостерегает, или от дурного глаза. Но в основном обижаются. Человек памятью о нем жив. Да вы садитесь.
Подруги торопливо присели. Хозяйка оживилась, глаза у нее заблестели. Она явно была готова к разговору по душам, раз сама заговорила о сокровенном.
– Говорят, у вас было трудное детство, – издалека начала Люба.
– Трудное? – Анфиса Платоновна откровенно удивилась. – Кто это мог сказать?
– Ваша племянница. – Аграфена Дамировна действительно приходилась племянницей женщине, которая была моложе нее лет на пятнадцать. Поэтому взгляд этой женщины сделался удивленным.
– Мы говорим об Аграфене Дамировне, – пояснила Люба.
– Ах, вы о тете! – у хозяйки на сей счет была своя арифметика. – Тетя несчастная. Поэтому у нее и все остальные люди несчастные. Она хочет, чтобы именно так и было.
– Но вид у нее преуспевающий, – осторожно сказала Люба. – У нее прекрасный дом, модная одежда, хорошая машина.
Анфиса Платоновна звонко рассмеялась.
– Вы же в это не верите? Ведь не верите? – она умоляюще сложила руки, глядя при этом на Любу. – Ведь вы не такая. Я же вижу. Вы ведь все понимаете.
– А я? – заволновалась Люська. – Я тоже не такая!
Анфиса Платоновна ее проигнорировала.
– А ваш отец? Он какой? – Люба намеренно не сказала, был. Раз они каждую ночь общаются.
– О! Папа – добрый волшебник! Он всегда приходил с подарками. Мы никогда ни в чем не нуждались. Мама всегда говорила о нем с благоговением, очень уважительно: Платон Кузьмич.
Люба мигом представила себе уютную квартирку, куда по субботам, как добрый волшебник, входит благостный старец. Похоже, и мать Анфисы была не от мира сего. Платон Кузьмич старался их не разочаровывать и охотно играл в эту игру. Материального ему и дома хватало. Законная дочка была жадной стервой. Зять бандитом. Третья законная жена выслуживала наследство. А у Сироткиных (фамилию Анфисе дали материну) Платон Кузьмич был этаким субботним Дедом Морозом. Он прекрасно понимал, что эти женщины беззащитны. По молодости Большаков и то не смог бороться за свое счастье. Дуня-то Ермакова умерла, пока он был на фронте. А уж когда девяносто стукнуло, Платон Кузьмич и вовсе сдал. В его доме воцарилась внучка Аграфена вместе со своим мужем. И Полина, третья супруга Платона Кузьмича отправилась на тот свет.
Поэтому Сироткиных он берег. Держал подальше от своих московских квартир, загородного дома и прочего недвижимого имущества. Дабы не искушать Аграфену. Которую Анфиса почему-то звала тетей.
– А его подарки… – Люба шла, как по минному полю. – Вы их сохранили?
– Конечно! – Анфиса проворно вскочила. Она буквально выхватила ящик из старого потрескавшегося комода и брякнула его на стол.
Подруги невольно привстали. Люба схватила Апельсинчика за руку и сжала: молчи! Света в доме было мало, поэтому золото светилось тускло. А в том, что это золото, подруги не сомневались. Кольца, серьги, браслеты. Похоже, что с бриллиантами, сапфирами и рубинами. Изумруды Большаков отчего-то не уважал. Одно колье было на редкость красивой работы: золотые листья с прожилками из бриллиантов и в центре цветок с огромным рубином.
– Что же вы дома-то это храните? – покачала головой Люська.
– А где? – простодушно сказала хозяйка. Объяснять ей про банковскую ячейку было бесполезно. Не ограбили же Анфису Платоновну до сих пор лишь по тому, что никто в ее окружении не понимал истинную ценность этих вещей. И не хотел обижать блаженную. Небось, все думали, что здесь валяется без присмотра дешевая бижутерия. Ну какой идиот станет держать миллионное состояние в ящике старого комода? И Люба подумала бы также, если бы не знала предысторию. И истинные размеры состояния Платона Большакова.
– Ваша… тетя это видела? – Люба кивнула на ящик.
– Она же сюда не приезжает!
– Но, наверное, звонит?
– Звонит? – Анфиса Платоновна крепко задумалась. – Может быть.
– Почему вы не берете телефон?
– Я беру. Просто забываю. Папа мне снится каждую ночь, – сказала она с гордостью. – Я все правильно сделала. Он сказал: это самая моя большая ценность, дочка. Так же, как и ты. Вот у нас с ним и связь.
– Вы имеете в виду через тот предмет, который вы положили ему в руку, перед тем, как могильщики заколотили гроб? – подруги опять переглянулись.
– Да, – простодушно сказала Анфиса Платоновна.
– Это должно быть, что-то необычное, – Люба опять сжала Люськину руку: молчи!
– Папа сказал, что это необычайно редкий камень. Красный бриллиант. Он и в самом деле, похож на каплю крови! Он мне не нравился!
– А размер этого камня какой был?
– Ну, с ноготь примерно.
– Ноготь какого пальца?
– Вот этого, – Анфиса вытянула вперед указательный палец. – Папа хотел, чтобы это было мое приданое, – она кивнула на ящик с драгоценностями. – Он очень переживал, что я все еще не замужем. Но это ведь только по любви можно? А я любила только маму и папу.
– Анфиса, камень был в кольце или сам по себе?
– Да. Большое кольцо, некрасивое. Папа попросил, чтобы я похоронила его вместе с ним.
– Вот как? Это он вас попросил?
– Да.
Любе все стало понятно. Платон Кузьмич всю свою жизнь скупал золото и бриллианты. Как человек старой закалки, ровесник революции, он верил только в них, и ни в какие банки, акции и валютные счета. Потому что Большаков пережил не одну войну и революцию. Перестройку ведь тоже можно считать революцией, момент был переломным в истории страны. При долгой, почти столетней жизни Большакова сменился не один государственный строй, покинул этот мир не один правитель. Были и деноминация, и приватизация, и бешеная инфляция. Да чего только не было! Поэтому Платон Кузьмич богатство предпочитал компактное. Которое легко могло уместиться в бауле, и унести этот баул было бы под силу даже старику. А когда пришло время умирать, Большакова обуяла жадность. Как и его отец, он решил свое главное богатство закопать. Только не в чугунке, в саду, а в собственном гробу. И поручить это он мог только свой дочери Анфисе, которой не жалко расстаться ни с каким богатством.
– Боюсь, Анфиса Платоновна, у нас плохие новости, – вздохнула Люба. – Кто-то видел, как вы положили кольцо в руку вашего отца. И растрепал об этом по всей округе. Могилу вскрыли.
– Этого не может быть! – Анфиса Платоновна взялась руками за вспыхнувшие щеки. – Папа мне ничего об этом не сказал! С ним все хорошо! Он теперь счастлив! Сегодня ночью он приснился мне молодым. Хотя, я никогда не видела его молодым.
– Возможно, вы видели его фотографии? – предположила Люба.
– С моим папой все хорошо! – заупрямилась Анфиса Платоновна.
– Вы можете подтвердить тот факт, что положили в гроб кольцо с красным бриллиантом?
– Подтвердить?
– Поймите, совершено преступление. Не только кража, но и убийство.
– Убийство? – Анфиса Платоновна смотрела на них непонимающе.
– О вас есть кому позаботиться кроме вашей подруги? Той, которая живет у вас на квартире?
– А что со мной не так?
– Боюсь, есть люди, которые догадываются о вашем богатстве, – Люба кивнула на ящик комода. – Поэтому вам придется взять все это и поехать к вашей… тете.
– Я никуда не поеду!
– Тогда вас убьют.
– Господи! Как это – убьют?
– Убивают и за гораздо меньшую сумму. Подарки вашего отца, Анфиса, – это большая ценность. Вам нужен опекун. – Люба невольно вздохнула.
– Что ты делаешь? Дамировна ее оберет до нитки! – зашипела ей на ухо Люська.
– Ей нельзя здесь оставаться. Хорошо, что мы приехали раньше, чем сюда добрались воры. Я думаю, их аппетит только распалился, когда они раздобыли кольцо. Пойми, они ведь теперь еще и убийцы! Им терять нечего.
Анфиса Платоновна во время их короткого совещания молчала.
– А давай отвезем ее к Иванычу? – предложила Люська.
– А что? Это идея! Анфиса, есть хороший человек, которому можно доверять. Он стар и одинок. Ему нужна забота. Ну и помощь по хозяйству. Вы это сможете?
– А что? Смогу! – хозяйка заметно оживилась. – Хозяйка я не очень хорошая, но воды-то всегда принесу. И в магазин схожу. Раз он старый, ему ведь забота нужна? И внимание, а не щи-борщи.
И, повеселев, стала собираться. Где-то отыскалась хозяйственная сумка из плащевой ткани в цветочек. Туда Анфиса Платоновна сгребла драгоценности.
– Господи, не введи в искушение! – прошептала Люська, глядя, как сыплются в сумку бриллианты. – Что ж я за дура такая, а? И ты дура, – сердито сказала она Любе. – Давай хоть по колечку возьмем, а?
– Закрой глаза и дыши ровнее. Это не твое.
Люська глухо застонала. Один браслет упал на дощатый пол и чуть было не провалился в щель. Полы в доме у наследницы миллионера Большакова были старые, рассохшиеся. Люба поспешно нагнулась и подняла браслет. Под отчаянным взглядом Людмилы аккуратно положила его в цветастую сумку.
– Я готова, – Анфиса Платоновна стояла в дверях, держа в руках потрепанный чемоданчик и глядя на них наивными детскими глазами.
– Тогда поехали.
– Дверь, – напомнила Люба хозяйке, когда они вышли на крыльцо. – Анфиса, заприте входную дверь.
Ключи пришлось искать долго.
– Ну и денек сегодня! – сказала Люська, когда они наконец тронулись в путь. – Значит, к Иванычу? А потом к Аграфене?
– Да. Ты пока наведи в Инете справки насчет бриллиантов. Интересно узнать стоимость этого кольца? Хотя бы примерно.
– Зачем в Инете? У меня есть знакомый эксперт, я ему сейчас позвоню.
Люба кивнула. Притихшая Анфиса сидела на заднем сиденье и, казалось, дремала.
– Але, Юлий Моисеевич? Это Людмила. Помните, вы были у меня на ток-шоу? Да, Иванова. Все отлично, а у вас? Ха-ха… У меня к вам вопросик Юлий Моисеевич. Ну да, для шоу. Сколько может стоить красный бриллиант размером с ноготь указательного пальца. Да, женского. Такого не может быть в природе? Нет, я его не видела. Но точно знаю, что он есть. Ну, примерно, Юлий Моисеевич! Несколько миллионов долларов? От двух до десяти в зависимости от дефектов? Поняла. Спасибо! Ничего себе! – присвистнула Люська, дав отбой. – А вы, Анфиса Платоновна, широкая натура! Надо же! Засандалить в папин гроб десять лимонов зеленых! Наверное, это самый дорогой в мире гроб!