433. Лицемер! Как же первое утверждение далеко от правды! Гнался ли он за чинами, или же они находили его сами, но далее Паллантьери будет служить судьей (auditore) при кардинале Гримани, покровительствовавшем и ему, и еще его отцу434. Послужив в Витербо, он впервые получает должность в Риме, становится судьей по уголовным делам в Апостольской палате435. Далее, до конца понтификата Павла III (до 1549 года), Паллантьери исполнял разные обязанности, по большей части в Риме. В 1540 году он был в Павии, ведя процесс против местного епископа, обвиненного в целом ряде преступлений436. Довольные плодами его усилий, как сам Паллантьери не преминул упомянуть в суде, папа и кардинал Фарнезе отправляли его с подобными миссиями также в Феррару, Сполето и Рокетту, а затем на период 1541–1542 годов поставили «местоблюстителем» (luogotenente), то есть судьей, а потом губернатором в Асколи437. Эта должность окажется беспокойной: ему придется во главе отряда из 400 солдат руководить захватом замка; пререкаться с городским советом, грозившим нажаловаться на него в Рим; и наконец, оказаться под судебным надзором (sindicazione) в Асколи, а затем и в Риме за неверные политические шаги и сомнительное сексуальное поведение438. Однако он был все еще на взлете своей карьеры. Паллантьери сохранил должность судьи по уголовным делам и в конце понтификата Павла III ездил с дипломатическими поручениями к императорскому двору в Ульм (1547) и в Нидерланды на восемь или десять месяцев (1547–1548), где вел переговоры о продаже папских квасцов439.
Несмотря на это долгое восхождение к вершинам, Паллантьери не испытывал удовлетворения. Будучи женат, он не мог принять церковный сан440. В суде Паллантьери вспомнит слова папы-весельчака Юлия III, брошенные со всегдашней его насмешливостью:
Он похвалил меня больше, чем я того заслуживал, а потом положил руки мне на плечи и сказал: «Не падайте духом, ведь я в любом случае хочу сделать вас славным прелатом, пускай вы и женаты»441.
Поскольку самые высшие чины в Папском государстве доставались клирикам, Паллантьери стал поглядывать в сторону Генуи, Милана, Сиены и Неаполя442, выискивая, где трава зеленее. Тем временем, оставаясь судьей по уголовным делам при Римском губернаторе443, он убеждал папу Юлия назначить его на более значительный пост фискального прокурора444. Брат папы Бальдовино дель Монте, по его словам, покровительствовал его карьере и продвижению по службе445. Однако Юлий заваливал Паллантьери поручениями вне стен Рима: в Камерино, Равенне, Сполето и Тоди. А затем, в 1554 году, поставил его во главе Анноны, Зерновой службы. И стал Паллантьери рыскать по Патримонию Святого Петра, плодородной области к северо-западу от Рима446. В качестве commissario Анноны он выступал сразу как купец, администратор, судья и начальник стражи. Он мог вести расследования в отношении производителей зерна и торговцев зерном, заключать их под стражу, судить их и конфисковывать скот и произведенные продукты. Комиссар мог требовать отчеты о запасах и заставлять продавать зерно по низкой цене; он устанавливал цены с расчетом на то, чтобы государственная власть могла обеспечить город Рим хлебом. Это было идеальное местечко для мздоимства и двурушничества; Паллантьери быстро обогащался. Самый большой куш он получил, уступив конфискованное зерно по сходной цене сговорчивому тосканскому купцу Паоло Витторио. Тот же сторговал свой улов не в Риме с его регулируемыми ценами, но на свободном рынке. Паллантьери же втайне получил половину вырученной суммы. Прочие купцы сразу учуяли подвох, поскольку Паллантьери и его сторонники в городском совете блокировали предлагавшиеся ими цены на зерновых торгах.
«Паллантьери не купит ни единого руббио (меры) зерна в Чивитавеккье, без того чтобы не выгадать на нем хоть один скудо», – едко замечали они. Конечно, это преувеличение, поскольку в то время цена на зерно в Риме составляла четыре скудо за руббио, но сразу понятно, откуда растут ноги у этой сплетни. Спустя два года кардиналу Карафе удастся разрушить карьеру Паллантьери, раскопав эти вопиющие аферы447.
На гербе дома Паллантьери изображены три птичьи ноги с острыми когтями, сжимающими шары (шары – palle отсылают к родовому имени). Чьи они? Орлиные? Соколиные? Другого стервятника? Какой бы хищной птице они ни принадлежали, герб подходил владельцу: Алессандро Паллантьери был ненасытен и жесток. Он бывал алчным, самонадеянным и безжалостным, а в распутстве бесцеремонным и нечистоплотным. Однако это не мешало Паллантьери преуспевать, высоко поднимаясь на государственной службе; очевидно, его достоинства и таланты перевешивали его пороки. Бесспорно, великие мира сего часто его высоко оценивали и оказывали ему всяческое покровительство. При Юлии III он был желанным гостем в Ватикане, постоянным компаньоном самого папы за игорным столом, как и за другими столами в других дворцах. Во время процесса, пытаясь оправдать свое сомнительное богатство, подозрительно напоминавшее поживу взяточника, Паллантьери объяснял его своим мастерством и удачливостью в игре. Его попытки сбить с толку обвинение заставляют вспомнить заметки натуралистов об уловках куропаток и чибисов, которые, начиная чирикать, чудесить и опускать крылья, согласно наблюдениям, уводят преследователя от птенцов. Однако, если даже он здесь и приукрасил, слова Паллантьери позволяют нарисовать милую картину повседневной жизни Ватикана при папе Юлии:
И, поскольку во времена папы Юлия как Его Святейшество, так и кардиналы, и епископы, и весь папский двор проводили время за карточными играми, я также поддался общей моде и играл вместе с прочими, а Его Святейшество посылал за мной почти каждый день, приглашая прийти сыграть. И в один из таких визитов, когда я отправился на виллу Его Святейшества, чтобы пожаловаться ему на некоторые делишки синьора Асканио Колонны, препятствовавшего подвозу продовольствия в Рим, Его Святейшество оставил мои слова без ответа, сказав только: «Располагайтесь! Нам как раз не хватало четвертого игрока!» А когда я напомнил Его Святейшеству, что сам он возложил на меня бремя управления Зерновой Службой и что сейчас надлежит позаботиться об иных вещах, нежели игра, Его Святейшество ответил: «Вы удивляете меня! Разве на Кампо-ди-Фьори [рынок] нехватка зерна? Оставайтесь, поешьте вместе с Микеланджело и закажите что-нибудь вкусное!»
А в другой раз, когда он призвал меня во дворец для игры, я сказал ему: «Святейший Отец, у меня есть дела. Я выиграл немного скудо и не хотел бы их потерять». Его Святейшество ответил: «Вам придется сыграть. А если и проиграешь, ничего страшного. Я скажу вам, что тогда делать! Найдите что-нибудь, что можно было бы украсть для вас и для меня!» И я сыграл много партий то с Его Святейшеством, то с его братом, синьором Бальдовино. После обеда они только этим и занимались, а я почти всегда был в числе приглашенных.
А когда я был на приеме, когда я играл с Его Светлостью [Дель Монте] и с кардиналами, и с другими прелатами, мне невероятно повезло выиграть несколько тысяч скудо в доме монсеньора Павии, губернатора, и это известно всем в Риме448.
Этот самый монсеньор Павия, когда-то епископ Павии, был тем самым человеком, которого Паллантьери подверг судебному преследованию в 1540 году449. Заняв пост губернатора, он стал начальником Паллантьери, и тот факт, что эта пара ухитрилась после всего сработаться, позволяет понять те качества Алессандро, которые, вопреки его недостаткам и порокам, позволили ему удержаться на плаву: политическое чутье, умение приспосабливаться к текущим обстоятельствам, интуитивное понимание того, как далеко допустимо заходить в своих просьбах. Его востребованность в качестве компаньона за игорным столом говорит о том, что он был приятным собеседником. Безусловно, в самих его показаниях на процессе сквозит острый ум и дар выразительной, убедительной речи, внушавшей трепет в суде и служившей украшением застольной беседы: чтобы узнать человека, «надо общаться с ним долгие годы и вместе съесть пуд соли»450.
В ответ на обвинение в невыдаче расписки: «В Риме я не сею семян в лесах вакханалий»451 (иными словами, «я не сею ветер, несущий бурю»)452. О семье, якобы закосневшей в грехе: «Такие люди противны законам человеческим и Божьим»453. И возьмем на заметку страшную клятву Паллантьери, произнесенную прямо перед Паоло Витторио, прежним сообщником по спекуляции зерном, а ныне исполненным раскаяния и враждебно настроенным свидетелем, опровергавшим его слова в суде:
Пусть Бог явит прямо сейчас чудо и покарает меня, если я говорю не истинно. И я молюсь всем сердцем, чтобы Господь сотворил такое чудо сейчас, если он когда-либо творил чудеса. Да спалит меня незамедлительно у всех на виду огонь Святого Антония и да низвергнет Господь на меня и на мой дом, на моих сынов и дочерей вечную погибель и все возможные проклятия, если мессер Паоло [Витторио], здесь присутствующий, когда-либо просил у меня расписку