747. У себя дома Франческа поднесла Веспасиано выпить. Затем он заметил платье, лежавшее на сундуке; Франческа объяснила, что оно старшей падчерицы хозяина748. Это незначительное событие, однако, запомнилось как начало всей истории. Веспасиано и дальше заходил к Франческе, но прошло полгода, пока ему удалось увидеть хозяйку платья. Знаменательно для их судеб и их чувств, что Веспасиано впервые столкнулся с Инноченцией, когда она ругалась из‐за одной книжки749. Впоследствии в своих показаниях суду он поведал, как он впервые услышал и увидел ее:
Я увидел Инноченцию из‐за того, что она поссорилась с мальчиком по имени Алессандро из‐за какой-то книжки. Они так шумели, что мы с Франческой не могли разговаривать, а говорили мы о своей деревне. Когда я услышал их крики, я сказал Инноченции – у нее в руках была книжка, я и не знал, что это за книжка, но Алессандро хотел забрать ее – я сказал Инноченции, чтобы она отдала ему книжку и что если она отдаст ему книжку, то я принесу ей такую же. Тогда она сказала: «Если ты обещаешь принести ее мне, я отдам эту ему»750.
Книжка, из‐за которой разгорелся сыр-бор, называлась «Книга девственниц», вероятно, за авторством сурового аскета Дионисия Картузианца, среди трудов которого имеется панегирик женской непорочности751.
И юноша сдержал слово. Неделю спустя, когда Франческа вернулась домой от знатных людей, которых она обстирывала, она нашла хозяина в ярости: придя домой, он, к своему ужасу, обнаружил Инноченцию вдвоем с молодым человеком, внизу, одних, без присмотра. Служитель архива принес духовное чтение, а с ним груш и зрелых орехов752. Повеление хозяина было таково: отныне Франческе – никаких отлучек для стирок: ей следует сидеть дома и заниматься детьми753. Помимо того, Инноченции запрещалось впускать в дом кого бы то ни было. Однако Франческе было свойственно непослушание, и она не допустила изоляции. Она сделала дубликат ключа, чтобы пускать по ночам своих друзей-мужчин754. Им же, по меньшей мере однажды, воспользовалась и Инноченция, чтобы впустить Веспасиано, но это было рискованным из‐за двери. Ее петли скрипели, а соседке Алессандре, с нюхом как у собаки и глазом как у орла, дело было до всего, и она готова была разнести любую сплетню755. Потому-то девушка продолжала следовать приказу отчима, но лишь его букве, а не духу; ибо по наущению Франчески Веспасиано пользовался окошком «у колодца» наверху лестничного пролета. Через него молодой человек, как и его новый друг Доменико (чаще просто Менико), сын Франчески, преспокойно забирались внутрь. Да и сама Инноченция не пренебрегала этим выходом, когда посещала соседей, порой и после наступления темноты756.
Веспасиано был заинтригован горячим желанием Инноченции получить книгу. Впоследствии он свидетельствовал:
Несколько дней спустя я вернулся к этому дому поговорить с Франческой. Среди прочего я спросил ее, хорошо ли эта девушка умеет читать. Она ответила, что да. Тогда я в шутку сказал: «Из нас вышла бы хорошая пара». Она же сказала: «Это дело можно обсудить; оно вполне может статься»757.
Так было положено начало сватовству по обычаю эпохи Возрождения. Как часто случается, оно имело несколько целей: Веспасиано предстояло завоевать сердце и согласие избранницы, найти посредника и расположить к себе отчима. Первые две задачи не представляли большого труда; пожилая женщина выступила в роли Купидона и руководила операцией по ухаживанию и за Инноченцией, и за Джованни-Баттистой. Много позже в суде юноша признавался: «Полагаю, Франческа рассказала девушке о том, как я хочу взять ее в жены, и с того-то времени она влюбилась в меня, а я в нее»758. Мотивы служанки во всем этом неясны. Материального интереса у нее не было. Возможно, она упивалась замыслами и планами, осуществляя которые могла бы стать для всех необходимой, что придало бы ей веса. Потворствовать молодым людям ей было, несомненно, в охотку. Еще до появления Веспасиано на сцене она обучала Инноченцию тайным магическим заклинаниям, приносящим удачу и любовь759. Как и служанкам из новелл, да и из жизни тоже, любые махинации давались Франческе легко760.
Забравшись в дом через окошко, Веспасиано забрасывал Инноченцию стихами. Он декламировал Ариосто и вирши собственного сочинения, и благоприятный результат не замедлил последовать: ему ответили взаимностью.
Дело шло быстро. Вскоре Веспасиано обратился к Франческе с просьбой поговорить от его имени с отчимом. Из ее показаний в суде:
Он попросил меня поговорить с мессером и передать ему, что он хочет взять Инноченцию в жены. Я сказала ему, что не хочу за это браться, но он [Веспасиано] так много раз меня об этом просил, что я поговорила с мессером Джованни-Баттистой и сказала ему. Он ответил, что не имеет намерения верить словам женщины и желает, чтобы тот сам к нему обратился761.
Разговор один на один проходил для Веспасиано туго. Как всякий жених, он рассчитывал на солидное приданое. Однако, как и многие родители, Джованни-Баттиста надеялся сбагрить дочку подешевле, тем более что Инноченция была, собственно, ему не дочерью, а только падчерицей. Первый тур переговоров прошел за закрытыми дверьми на повышенных тонах и не дал определенных результатов762. По словам Веспасиано на суде,
он сказал мне: «Это моя единственная [sic!] дочь, а это – все мое имущество. Оно невелико. Но если ты хочешь взять ее, я отдам ее так, чтобы в нарядах она не нуждалась». Он назвал определенную сумму денег, но я не помню хорошенько, какую именно. Я ответил, что мне нужно поразмыслить об этом763.
Когда Франческа спросила хозяина, чем закончился разговор, она услышала в ответ, что предложенных денег хватит на платья и чулки для невесты и на комнату со всей обстановкой, но молодой человек решил еще подумать над этим предложением764. Любовь любовью, а сделка, по мнению Веспасиано, могла быть и повыгодней. Инноченции (которая, возможно, подслушивала) отчим прямо заявил, что отказывается платить столько, сколько запросил ее поклонник765. Неделю спустя молодой человек пришел снова за лучшим предложением:
Я заявил ему, что мне нет выгоды в том, чтобы взять ее на условиях, которые он предложил. Он сказал мне: «Да ну же! Я хочу тебя удовольствовать. Если у меня будет хоть салатный лист, мы поделим его с тобой». Разговор происходил в доме, и мне кажется, что Франческа могла слышать его766.
Инноченция тоже услышала это присловье о салате. Что оно означало? Ясно, что Джованни-Баттиста давал понять, что готов быть щедрее. Но сделал ли он конкретное предложение, ударили ли они с Веспасиано по рукам? Может быть. Однако никаких твердых указаний на это нет.
Четыре дня спустя, если верить более позднему и с подловатым душком свидетельству юноши в суде, Инноченция по своей инициативе совершила резкий и смелый шаг, в котором не видно никакого участия Франчески. При помощи Менико, сына последней, девушка вызвала к себе Веспасиано767. Давайте послушаем, что он рассказывает:
Я пошел к Инноченции вместе с Менико. Когда я пришел, она сказала: «Я слышала, что мой отец согласен отдать меня тебе в жены. Но дабы в будущем не возникло каких-либо препятствий, если и тебе это угодно, я не желаю никакого иного супруга, кроме тебя. Я бы очень хотела, чтобы ты дал мне слово». Тогда я обещал, ибо уже имел обещание отца, взять ее себе женой и взял ее за руку768.
Тогда был поздний октябрь, а может, уже и ноябрь начался.
Красивая история, выигрышно подчеркивающая инициативу, проявленную женщиной, и ее решительные действия: вопреки родителям, она берет в свои руки собственную судьбу! Но, думается, не более того. Это хороший пример историкам, чего могут стоить заявления относительно молодых девушек, делаемые в суде: они очерчивают вероятные пределы женской самостоятельности, но этим их значение часто и исчерпывается. Почему стоит усомниться в словах Веспасиано? На то есть четыре причины. Во-первых, Инноченция, педантично пересказывавшая переговоры о приданом, ища справедливости перед судом, ни разу не упомянула об этой помолвке. Едва ли событие такой важности могло попросту выпасть из ее памяти. Вторая причина: об этой клятве говорит только Веспасиано. Он заговаривал о ней дважды: сперва во время уклончивых показаний на первом допросе и потом на третьем, когда он сначала повел себя подло, но потом, как мы увидим, отказался от всего, что он к тому моменту наклеветал на девушку. Тогда-то вымышленная помолвка могла оказаться полезной в его судорожных оправданиях, чтобы утрясти дела с отчимом Инноченции. В-третьих, она сама вспоминала о совсем другом, куда менее благопристойном обещании жениться, данном позднее, уже в постели. Можно допустить, конечно, что эта последняя версия могла лучше послужить успеху жалобы в суде, выставляя девушку в меньшей степени сообщницей, а Веспасиано – более бесцеремонным. И наконец, в-четвертых, даже всюду сующая свой нос Франческа, которой в ее линии защиты было бы на руку вспомнить о таком официальном обручении, как в версии Веспасиано, ни о чем подобном и не заикнулась. Итак, хотя сообщен