ие молодого человека доказывает, что девушки могли иногда совершать поступки такого рода, самой Инноченции так и не удалось добиться от кавалера помолвки.
После речи старшего Букки насчет салата и то ли реального, то ли вымышленного обручения Франческа и Веспасиано решили, не ставя в известность Инноченцию, что пришло время для секса. Об их побудительных мотивах можно только догадываться. С его стороны – любовь, похоть, но, возможно, и кое-что еще. Расчет Веспасиано мог быть на то, что, лишив девушку невинности, он вынудит Джованни-Баттисту ослабить крепкий узел на его кошельке. Ведь тогда выдать Инноченцию замуж за любого другого окажется делом намного более трудным, долгим и затратным. Что же до Франчески, то для нее после ее собственных интересов на первом месте были интересы не хозяина и не его приемных детей, а своего выросшего молочного сына. Да ведь и план этой женитьбы пришел прежде всего именно ей в голову. Замысел было легко привести в исполнение, потому что Джованни-Баттиста проводил ночи с субботы на воскресенье вне дома769. И вот, в одну из суббот, в начале ноября, часа через четыре (или, может быть, пять) после захода солнца Веспасиано, сопровождаемый Менико, забрался в знакомое окошко. Когда они дошли до залы, Инноченции там не было – она укладывала спать брата770. Едва девушка вернулась в залу, как юноша спел для нее печальный диалог из Ариостова «Роланда» «…С губ, алее роз…» (Delle vermiglie labre piu che rose [sic!]). В стихах глаза героини влажны от слез, ее страдание сладко, и в ответ отважный воитель тоже плачет, а затем утешает ее накануне грозящей ему гибелью битвы771. О том, что произошло после глубоких вздохов и героической нежности поэмы, лучше всего расскажет сама Инноченция:
Менико хотел уйти и позвал Веспасиано с собой. Франческа велела Менико, своему сыну: «Уходи! Иди к жене и не беспокойся о Веспасиано. Он сможет уйти и сам». Чтобы спровадить своего сына Менико, она дала ему два или три полена, и таких больших, что он едва мог их унести. Еще она дала ему хлеб. Тогда Менико ушел с поленьями и хлебом и вылез через эту дыру. Веспасиано остался, и немного погодя Франческа велела ему ложиться спать. Веспасиано пошел ложиться в кровать Франчески в комнате вверх по лестнице, стал там готовиться ко сну и оставил меня в зале. Затем Франческа позвала меня и сказала: «Инноченция, зайди сюда на минутку». Тогда я пошла, не подумав о том, что она лежит в постели вместе с Веспасиано. Когда же я вошла в ее комнату – а там был зажжен свет, – она сказала: «Снимай одежду и иди в кровать».
Я не хотела ложиться, потому что я была смущена тем, что Веспасиано был там, а еще тем, что я хотела ночевать с доном Луиссо, моим братом772, мальчиком шести или семи лет, в другой комнате, а в той кровати я спать не хотела, потому что дон Луиссо мальчик боязливый. Если бы он проснулся и не увидел меня в постели, он бы стал громко плакать. Но она сказала: «Давай, давай!» А я ответила, что не хочу ложиться, что я боюсь мужчину, который здесь и чье присутствие внушает мне тревогу. Но она сказала: «Давай! Давай! Он девственник. Он вообще ничего не может сделать». И она поднялась с постели, расстегнула и расшнуровала мне одежду и настояла, чтобы я легла в кровать.
Веспасиано был в этой же постели, поэтому я легла в сорочке и повернулась к нему спиной. Веспасиано схватил меня, стал меня целовать и трогать и попытался вступить со мной в связь. Я стала повышать голос, говоря, что не хочу, и тогда Франческа сказала: «Дай ей поспать!» Он оставил меня в покое и больше ничего мне не сделал. Утром он поднялся и в десятом часу [около пяти утра] вышел в дыру со стороны колодца773.
Однако никакие заговорщики легко не сдаются. Как Франческа заявила Инноченции, ей хотелось бы, чтобы молодые люди снова спали вместе774. В то же время юноша под разными предлогами продолжал появляться у них, одаривая девушку деньгами, яблоками, грушами и новыми стихами775. Неделей позже, снова в субботу, он пришел ночью. Инноченция еще не вернулась из пансиона по соседству, где читала свою «Книгу девственниц», как знать, быть может, его хозяйке Лукреции. Вернувшись через дыру, она увидела, что молочные мать с сыном сидят внизу у очага одни, ибо дон Луиссо уже отправился спать776. Франческа уверила девушку, что юноша скоро уйдет, поэтому та и поднялась в залу. Но затем те двое тоже подошли, и Франческа велела Веспасиано идти ложиться. Инноченция запротестовала: нянька только что сказала, что он уйдет. Веспасиано ответил, что из‐за позднего часа ему придется остаться. Инноченция еще раздевалась, собираясь лечь вместе с братом, а те двое уже были в постели в комнате наверху. Франческа позвала ее: «Иди сюда. Я хочу, чтобы ты пришла спать сюда». Она отказалась: ведь может прийти отчим. «Не беспокойся, – возразила Франческа, – твой отец не придет». Но Веспасиано же снова будет приставать! Парень заверил: «Ладно! Я обещаю, что не скажу ни слова». Франческа: «Он честный человек. Ложись! Ложись! В прошлый раз он же ничего тебе не сделал». Девушка взобралась на кровать, отказываясь при этом ложиться в середину. Она хотела, чтобы среднее место заняла нянька. «А я хочу, чтобы посредине лег Веспасиано», – заявила служанка. Таким образом, Инноченция, вроде как невинно улеглась в своей сорочке с блохами. А потом, как мы уже знаем, из‐за настояний и действий Франчески она уже лежала совсем обнаженной777.
На сей раз события развивались по-новому. Сначала все было как в прошлый раз: Инноченция повернулась спиной, Веспасиано потянулся к ней, Франческа сказала: «Дай ей поспать!» Но затем маленький Луиссо заплакал, и пожилая нянька отправилась к нему. Инноченция уже почти засыпала, когда Веспасиано навалился на нее. Она закричала и стала сопротивляться, изо всех сил сжимая ноги, но он сумел коленями раздвинуть ее бедра, и она сдалась. Ей было очень больно, как она потом заявит в суде. Закончив дело, молодой человек достал свою рубашку с изножья кровати и вытер постель778. Он овладел ею еще два или три раза, и каждый раз ей было больно, и она кричала. После второго захода он сказал ей: «Не расстраивайся, моя девочка, ибо это обернется для тебя добром. Я хочу жениться на тебе»779. Так вот, оказывается, каково на самом деле было обещание жениться, столь типичное для рассказов в судах о случаях дефлорации, – им было вот это сделанное впопыхах, примитивное заявление (по крайней мере, так получается по словам Инноченции). Упоминание девушки о нем – не доказательство, но все же свидетельство в пользу того, что, вопреки версии Веспасиано, никакого торжественного соглашения ранее не было. О чувствах молодого человека этой ночью мы не знаем ничего; немногим больше известно о чувствах девушки – только то, что наутро она была слишком смущена, чтобы проверять, остались ли следы крови на простыне. Охваченная стыдом, она не хотела, чтобы Франческа убирала постель780. Но служанка, конечно, все увидела781.
Утром, когда Веспасиано выбрался из окошка, Луиссо спросил: «Что стряслось прошлой ночью, отчего ты кричала?» Франческа объяснила, что у его сестры были боли. Луиссо возразил: он слышал, как она разговаривала с Веспасиано; он пойдет расскажет отчиму. Франческа назвала его негодником и сделала вид, что собирается дать ему оплеуху, но затем стала его умасливать и купила его молчание сливами782.
Со сливами или без них, но сохранить секрет Инноченции было непросто. Мадонна Лукреция из соседнего пансиона, та, которой девушка, возможно, читала «Книгу девственниц», слышала крики. Она спросила об их причине Франческу, добавив, что знает о том, что Веспасиано был там. «Боли!» – сказала служанка. Очевидная и неумелая ложь. Тогда Лукреция подошла к Инноченции: «Смотри, плутовка! Я все скажу мессеру Джованни-Баттисте, твоему отчиму!»783 Однако этого она так и не сделает. После обеда с участием Менико пришел Веспасиано. Инноченция не хотела пускать его, но, Франческа, в очередной раз предав ее, отперла дверь. Теперь она должна любить его больше, чем когда-либо, сказал Веспасиано девушке784. Затем двое юношей стали переговариваться на латыни. Потом Веспасиано сказал Инноченции, что при Менико ей не следует упоминать о случившемся. Девушка огрызнулась, что не нуждается в его сладких речах785. Менико остался, а Веспасиано ушел. Зашла Паула, дочь Франчески. Инноченция слышала, как мать сообщила ей, что Веспасиано и хозяйская дочь недавно переспали. Паула нервно бросила, что, если это выплывет наружу, Франческу посадят в тюрьму, высекут и сожгут, и добавила, чтобы та не ждала от нее никакой помощи786. Насчет первых двух грозящих кар Паула была права, а вот про костер добавила для красного словца – вероятность его была мала.
Несмотря на неосторожное обращение с секретом, о котором поэтому становилось все больше известно, его все еще стоило хранить. Веспасиано стремился держать дело в тайне; если он когда-либо и намеревался разменять похищенное девство Инноченции на приданое побольше, он этого так и не добился. То ли ее обида, то ли его собственная робость перечеркнули его план, если он изначально и был. Спустя несколько недель, ближе к Рождеству, Инноченции пришлось туго сразу по нескольким причинам. Отчим потребовал, чтобы она пошла на исповедь. Заговорщики Веспасиано и Франческа совместными усилиями пытались надиктовать ей, что там говорить. Франческа опасалась признания Инноченции не только о сексе, но и о женском колдовстве