787. Нянька заявила Инноченции, что предупредит молодого человека, и так и сделала. Веспасиано же затем дал девушке такие наставления: «Постарайся, если пойдешь на исповедь, не говорить, что я лишил тебя девственности. Вообще не говори исповеднику, если он тебя не спросит. А если спросит, то скажи, но не называй ему моего имени»788.
Исповедалась Инноченция неподалеку от дома в церкви Сант-Агостино. Что она говорила, мы не знаем. А около Рождества она вообще переехала в другой дом. Причину она в суде не объяснила. Похоже, Джованни-Баттиста еще не пронюхал о сексуальных свиданиях под сенью своего дома, поэтому можно подумать, что это Инноченция устроила переезд, чтобы порвать связь с любовником. Судьям она, конечно, заявила, что Веспасиано трогал и целовал ее против ее желания и снова пытался насильно ею овладеть, хотя и без успеха789. Однако и Франческа, и Веспасиано утверждали, что молодые люди проводили и другие ночи вместе. Какова бы ни была причина, с ее отъездом работник архива утратил преимущества оконного лаза. Скорбя по потерянному доступу, он воспользовался услугами двенадцатилетнего Алессандро и передал Инноченции письмо. В нем он извинялся за семидневную отлучку из Рима, просил ее найти предлог, чтобы вернуться в прежний дом, наставлял ее хранить их тайну и призывал сжечь письмо790.
Инноченция поняла, что сама она со всем этим не справится. Ей нужен был совет взрослого человека. Через несколько дней она принесла так и не сожженное письмо к свояку Джованни-Баттисты, который прочел его и стал так настойчиво расспрашивать девушку, что под конец вся история выплыла наружу791. Поскольку сам отчим так ни разу и не давал показания в суде, мы не знаем, сколько времени прошло, пока ему стало известно все то, о чем узнал его свояк. Скорее всего, немного. Новость об утрате девственности совершенно точно не делала путь к браку проще.
Действительно, в какой-то момент между Рождеством и началом марта отношения между женихом и семейством Букки совсем расстроились. Все пошло наперекосяк. Франческа, со всеми ее махинациями, поплатилась за измену, лишившись места: ее изгнали и ей пришлось искать приют у дочери792. Инноченция была так рассержена на любовника, что отослала назло ему обратно очередное письмо (вестником на сей раз послужил свояк Менико)793. Однако обида не помешала ей запомнить часть стихотворения, приложенного к письму794. Четыре строфы, двадцать девять строк. Пускай плоские и банальные, стихи не оставили читательницу равнодушной:
Donna che eccede tutti in questa aetade
Di costumi di gratie et di belezze [sic]
. . . . . . . . . . .
Tal virtu tal valor tal gentilezza
Passi d’ogni splendor d’ogni vaghezza795.
Жена, превосходящая всех в нынешний век
Обхождением, грацией и красотой.
. . . . . . . . . . .
Такая добродетель, такое мужество, такая нежность
Превосходят всякий блеск, всякое изящество.
Какой бы ни была, при всей сумятице ее чувств, боль Инноченции, девушка могла почувствовать гордость, утешение и даже странное удовлетворение, читая, как Веспасиано, лишенный общения с ней, испытывал обычные муки любовного томления:
De lassa donna hormai le risa el gioco
et da orecchie i miei miseri accenti
se non di Roma mi voglio partire
Non gia per vivere mai ma per morire
Misero qual fu giamai si gran Cordoglio
che rimedio far’ possa al dolor mio?
О госпожа, откажись от смеха и игр
и прислушайся к моим несчастным речам,
если не хочешь, чтобы я покинул Рим
не для того, чтобы жить, но чтобы умереть.
О я, несчастный! Да горевал ли кто-либо так сильно!
Что только в силах утишить мою скорбь?
Несмотря на напыщенный слог, эти вирши служили и практической цели. Муза Веспасиано, при всей лиричности, обладала деловой хваткой и расчетливым умом. Она настоятельно подталкивала девушку к тому, чтобы та исхитрилась вернуться в дом с таким удобным окошком, выходящим к колодцу:
Torna ti prego a quel sacrato loco
che fu principio di questo tormento
et leva del mio petto questo foco
che fa che sempre grida e mi lamenti.
И наконец, в последних строках:
A ritornar’ di gratia trova scusa
Oh Dolce anima mia dove sei chiusa
Вернись, умоляю, на то священное место,
где было начало этой муки,
и избавь мою грудь от того огня,
из‐за которого я вечно кричу и стенаю.
. . . . . . . . . . . . . .
Умоляю, найди предлог вернуться,
о моя сладчайшая душа, [оттуда], где ты ныне взаперти.
То, что Инноченция без труда сохранила в памяти столь цветистые изъяснения, является еще одним свидетельством в пользу ее начитанности и ума, в свое время и привлекших к ней Веспасиано.
Литература Возрождения полна примеров, когда дело начинается со стихов и обольщений, а заканчивается грубым сексом. Бен Джонсон в откровенно пародийном «Вольпоне» разворачивает традиционный порядок шиворот-навыворот. Его бестолковый злодей-итальянец, не преуспев с красивыми речами, восклицает: «Нет, взять тебя, а рассуждать уж после! Отдайся иль заставлю!»796 В трогательной новелле Маттео Банделло о крестьянской девушке Джулии, утопившейся после изнасилования, ее обидчик изображен сладкоречивым обольстителем. Таков же любовник и в рассказе об Амадуре и Флориде, одном из многих у Маргариты Наваррской, где дело практически доходит до изнасилования: герой, притворяясь смертельно больным, не моргнув и глазом переходит от нежностей к насилию797. Здесь ирония также очевидна. Непоследовательность Веспасиано по отношению к девушке весьма сходна с литературными образцами, также демонстрирующими резкие переходы от учтивости к агрессии. Однако он и нарушает стереотип, поскольку поэтические излияния у него странным образом и предшествуют применению насилия, и следуют за ним. Были ли нежные чувства причиной этой запоздалой поэтичности или же возникшие препятствия, классический топос в поэзии о могучей любви, стали стимулом для развития риторики преданности, терзаний и томления?
Каковы бы ни были страсть и поэтические чувства, по какой-то причине – из‐за переезда ли девушки, ее смущения, ее обиды, гнева ее отчима или из‐за того, что более выгодное предложение по приданому так и не поступило, – муза любовника умолкла, а его пыл утих; пропало и желание жениться. Стало известно, что Веспасиано утратил к этой партии всякий интерес798. Дезертирство мальчишки требовало от Джованни-Баттисты жесткой реакции.
Вот так и вышло, что во вторую неделю марта Веспасиано оказался в тюрьме. Вменялось ему не изнасилование, а stuprum, то есть лишение девственности. Целью истца, как обычно, была выдача пострадавшей замуж или получение существенного возмещения, которое можно было бы обратить в щедрое приданое для нее799. Все свидетели в суде понимали цену ставки и играли по принятым правилам.
Франческа в своих взаимоотношениях с правосудием обращалась с истиной так же легко и непринужденно, как и ранее в общении с Джованни-Баттистой, Инноченцией, Луиссо и Лукрецией. Для нее не составляло труда нарушить клятву. Эта констатация нужна не для того, чтобы осудить ее здесь, но чтобы вписать ее в социальный контекст, в котором выигрыш от чести и честности был мал и обходился в столь высокую цену, которую с лихвой перекрывала выгода от предательства. Согласно давнему стереотипу, бытовавшему в устной традиции и в искусстве, женщинам-служанкам приписывалось плутовство в делах любви, выливавшееся в хитрые махинации в союзе с кем-либо из господ. В новеллах Банделло, как и на картине Джулио Романо, не говоря уже о множестве других произведений на тему любви, изображена «медзана» (mezzana), простолюдинка-сводница, ради заработка или удовольствия облегчавшая людям пути к запретному сексу800. Составим список Франческиных обманов и уловок. Предавая Джованни-Баттисту, она подстроила дефлорацию его падчерицы. Та же Франческа сделала копию его ключа и держала его дом открытым в неурочное время для посетителей-мужчин. Более того, она обучала его падчерицу запретному колдовству, а потом и подбивала ее врать на рождественской исповеди, на которую он ее отправил. Что до Инноченции, то ее Франческа кормила большой и малой ложью, надуманными обещаниями и просто дурацкими выдумками (вспомнить хотя бы блох!) и злоупотребляла ее доверием, впуская Веспасиано против ее воли и подглядывая, какова была простыня. Вместе с ним же она подучала ее лукавить на святой исповеди. Сказки для Луиссо и Лукреции о «болях» Инноченции и уловка с подкупом сливами были вполне в ее духе. Снова и снова в ходе этой истории Франческа будет на лету придумывать способы сбить всех с толку. Вся срежиссированная ею кампания обольщения была замысловатой смесью интриг и причуд.
Поведение Франчески на процессе было столь же бойким, изобретательным и беспринципным. После вызова в суд она долго тянула кота за хвост, сказываясь больной. Представ, наконец, перед судьями 23 марта (через десять дней после Инноченции) и будучи заключена в тюрьму Тор-ди-Нона, она стала выпрашивать снисхождение. Она-де пришла по своей воле: «Я пришла сюда сама, если я правильно помню, в субботу вечером. Я никоим образом не была арестована, а пришла дать показания, потому что получила предписание»