Люба с интересом посмотрела на молодую симпатичную женщину. Понятно, что любая работа должна достойно оплачиваться. Но когда человека только деньги интересуют – и ничего больше?! Фраза «развалили систему образования» всегда казалась Любе понятной. Но только теперь до нее дошел истинный ее смысл. Развалили систему ценностей, а вслед за этим посыпалось все. Голый цинизм везде, дети лишь средство обогащения. Их учитывают, приписывают, перераспределяют. Но давно уже не любят. Школьные стены покинула душа.
– Так как, Любовь Александровна? Мы договоримся?
– А что конкретно вы хотите с меня получить?
– Мне нужна работа.
– Я над этим подумаю.
– Подумайте. – Марина Владиславовна встала и одернула пиджак. Люба поняла, что разговор окончен. Утром – деньги, вечером – стулья. – Меня ждут в другом месте.
– На маникюр опаздываете?
– Я дорабатываю месяц и ухожу. Мне в этой школе больше ловить нечего. Поэтому могу себе позволить все.
– И вы ничего мне не скажете? – Люба тоже встала.
– А что тут можно сказать?
– Но вы с ними беседовали? Со Славой и со Светой. Вы же знали, что у них проблемы?
– Они не били окна, не писали на стенах матерные слова, хорошо учились. А контролировать несчастную любовь, извините, невозможно.
– Я уже поняла, что вы мне ничем не можете помочь. Поэтому и вы меня извините…
Люба направилась к выходу. Марина Владиславовна занервничала.
– Э-э-э… Вы уже уходите?
– Загляну в учительскую. Раз уж я сюда пришла, надо хотя бы школьный журнал посмотреть. Настолько ли хорошо у Светы и Славы обстояли дела с учебой, как вы говорите. С их классными руководителями побеседую. – Люба аккуратно закрыла за собой дверь, стараясь сдержать эмоции. Несчастные подростки! Им со своими проблемами можно пойти только в ларек за пивом и сигаретами. Что они и делают.
Марина Владиславовна следовала за ней, как тень, до самой учительской.
Едва Люба сказала:
– Здравствуйте… – За ее спиной раздалось:
– Сегодня у нас в гостях знаменитость. Любовь Александровна Петрова с телевидения.
– Я вовсе не с телевидения! – возмутилась Люба такому откровенному вранью.
– Ток-шоу «Все всерьез», – не слушая ее, анонсировала Марина Владиславовна.
– То-то мне ваше лицо знакомо, – удивленно сказала одна из учительниц. – Надо же. А к нам с чем?
– Софья Ильинична, как это с чем? – всплеснула руками школьный психолог, обходя Любу, словно неодушевленный предмет. – Ведь мы же недавно «прославились»!
– Никаких интервью! – Учителя проворно вскочили. Как горох, посыпалось:
– Ой, у меня дела!
– Тетрадки не проверены!
– Срочно надо позвонить!
Не успела Люба опомниться, как Марина Владиславовна шмыгнула в кабинет завуча.
– Дождались! – раздалось оттуда.
– Надо срочно позвонить директору!
– Я не имею никакого отношения к журналистике! – возмутилась Люба.
– Как вы проникли в школу? – сердито спросила появившаяся из кабинета с табличкой «Завуч по…» грузная женщина.
– Небось соврала, что за справкой, – усмехнулась возвышающаяся за ее спиной Марина Владиславовна.
«Недаром на психолога училась, – зло подумала Люба. – Угадала».
– Эти журналюги такие проныры.
Завуч так и сказала: «журналюги». Никогда в эту школу не станут записываться родители будущих первоклассников, занимая очередь с ночи. Показатель уровня знаний, которые дает учебное заведение, прежде всего хороший русский язык учителей. Письменный и устный. Хорошо бы их дипломы проверить. А то всякое бывает.
Но пока удостоверение личности потребовали у Любы.
– Ваши документы, – подбоченилась завуч. – Журналистское удостоверение или что там у вас?
А тут еще, как на беду, прибежала седая дама с гребнем в пучке.
– Ольга Павловна, вы уже побеседовали с женщиной из детской комнаты милиции?
– Вон отсюда! – заревела завуч.
Марина Владиславовна, выскочив из-за ее плеча, как черт из табакерки, метнулась к Любе.
– Я провожу. Вам без меня не обойтись, – сладко пропела она, поглаживая холеными пальцами в серебряных кольцах Любино плечо, когда они вышли в коридор под гневными взглядами обеих женщин – завуча и «Кармен». – Никто вам ничего не скажет после сегодняшнего инцидента.
– А вы молодец, – не удержалась Люба.
– Стараюсь. Одним везет, другим приходится самим себя вести к воротам в рай.
– А если они не откроются?
– Если уж вам открылись… – свысока глянула на нее Марина Владиславовна.
Люба считала, что уметь достойно проигрывать – одно из ценнейших качеств человека. Жизнь на этом не заканчивается, и, несмотря ни на что, в мире царит полная гармония. Надо только дождаться удобного случая, который непременно представится, и вернуть должок.
– До свидания, – вежливо сказала она, открывая дверь под напряженным взглядом вспотевшего от волнения охранника. Его уже отчитали. По тому, как дрожала рука толстяка, засовывая в карман мобильный телефон, Люба поняла, что звонок был с самого верха.
– А еще хорошо одета, – сквозь зубы процедил он вместо прощания.
– Звоните, – великодушно разрешила Марина Владиславовна. – Ах да! Я забыла дать вам свою визитку!
– Ничего, надо будет, я найду номер вашего мобильного телефона.
– Кто бы сомневался. У вас на телевидении работают просто волшебники, – пропела школьный психолог.
Люба шагнула через порог и невольно поежилась. Не лето. Погода на глазах портилась, посыпал колючий мелкий снег, вот-вот готовый перейти в дождь, задул ветер. У чугунных ворот торопливо курили две синие от холода школьницы на вид лет пятнадцати-шестнадцати. Они были одеты в куцые пиджачки, на ногах – летняя обувь, видимо, сменка.
– Вот гад! – услышала Люба, проходя мимо них. Далее последовал залп матерных слов, достойный занятого укладкой асфальта работяги в момент, когда на не остывшую еще дорожку шагнула дама в туфлях на шпильке. Вторая девица глубоко затянулась и подтвердила слова первой, тоже используя ненормативную лексику. Люба поняла, что это в адрес охранника.
– Девочки, вы, наверное, замерзли? – спросила она как можно приветливей.
– Вам-то что? – Сигарета замерла в воздухе.
– Не бойтесь, я не торгую органами. И не совращаю малолетних.
Девицы хихикнули.
– Просто у меня есть машина, в которой теплее, чем здесь. Как я поняла, вас до перемены в школу не пустят. Это еще целых полчаса. Вы замерзнете. Вот моя визитка. – Люба поспешно полезла в сумочку. – Я психолог.
– Где-то я вас видела, – напряженно сказала одна из девиц.
– Точно! По телику! «Все всерьез», сечешь, Машка?
– Бля-а…
– Я узнала, что двое учеников из вашей школы покончили с собой. Вы не со Светой Караваевой учились, часом?
– Передачу хотите об этом сделать? – переглянулись девицы. – А нас позовете?
– Вам нужно, чтобы вас показали по телевизору?
– Желательно со словами, – со знанием дела сказала одна из девиц.
– И с титрами, – добавила вторая. – Как Альбину. Мы тоже хотим, чтобы наш блог читали.
– Идемте в машину, – вздохнула Люба.
Молодежь пошла продвинутая. Взрослые, особенно те, чье мировоззрение сформировалось при «совке», гораздо наивнее, они еще верят в чудеса, верят в добро и в то, что зло рано или поздно будет наказано, а эти такие циничные, что сразу спрашивают: почем? Это уже не поколение некст, а супернекст. Ох, что будет, когда они подрастут!
Сев в машину, Люба включила печку. Девицы оттаяли и оживились.
– С кем ваша подруга переспала, чтобы стать ведущей телешоу? – деловито спросила та, что посимпатичнее.
– Ни с кем, – растерялась Люба.
– Да ладно свистеть! Карьеру баба делает только через постель, – авторитетно заявила вторая, ярко накрашенная брюнетка. Так и сказала: «баба». Люба сделала вывод, что она уже вкусила от запретного плода.
– Людмила замужем.
– Вот проблема! – Девицы переглянулись и засмеялись.
– Давайте к делу, – рассердилась Люба.
– На шоу позовете?
– Да.
– Когда?
– Я позвоню подруге и узнаю.
– Звоните.
Люба вовсе не была уверена, что Апельсинчик ответит. Но поняла, что без этого звонка дело не сдвинется с мертвой точки. Как и у Марины Владиславовны: утром – деньги, вечером – стулья. И ей повезло. Подруга взяла трубку.
– Люся, доброе утро.
– И тебе.
– Как дела?
– Более или менее.
– У меня к тебе просьба.
– Излагай.
– Мне нужно получить информацию, касающуюся нашего со Стасом расследования. Ты в курсе. А две юные особы требуют за это гонорар. Борзыми щенками не берут, но очень хотят на твое телешоу.
– Дай им трубочку.
Люба протянула мобильный телефон той, что казалась ей более циничной, брюнетке.
– Это и в самом деле Людмила Иванова? – восторженно взвизгнула та.
– Собственной персоной.
– Офигеть!
– Але, девушка. – Люська говорила громко, и Люба слышала каждое слово. – Вас как зовут?
– Аня.
– Хотите поучаствовать в моей программе, Аня?
– Очень хочу! Только чтобы меня показали крупным планом и дали сказать Вовке, как я его люблю! А то он на другую запал.
– Сколько вам лет?
– Шестнадцать!
– С Вовкой у вас серьезно?
– Еще как!
– А если его посадят за совращение малолетней?
– Мы по взаимному согласию.
– Не имеет значения. Готовы к скандалу, Аня? Обещаю: Вовка сядет.
– Не-а. Я так не хочу! Мне надо, чтобы он ко мне вернулся и без всякой тюрьмы!
– А о чем тогда будем снимать? Что у вас есть интересного?
– Дай мне, – выхватила трубку из ее руки симпатичная одноклассница, которая к тому же оказалась и поумнее. – Тут ваша подруга, – затараторила она, – которая психолог, хочет получить инфу. У нас девчонка на днях отравилась. Мы можем кое-что порассказать про наших учителей.
– Ну-ка, ну-ка… – сразу заинтересовалась Люська. – А из-за чего отравилась?
– Из-за несчастной любви. Мы с ней в одном классе учились. Но виноваты гады, которые сами курят, а нас шугают. Вся учительская дымом пропахла! А еще они пьют как лошади! После каждого праздника из школы бутылки мешками выносят! И охранник гад! Заморозить нас хочет! Чтобы мы рожать потом не могли! Не пускает в школу, пока звонок на перемену не прозвенит! У нас работают одни садисты! Им место в гестапо, а не здесь!