Люба невольно попятилась к двери. Караваева неотрывно на нее смотрела, словно гипнотизировала. Пришлось уйти. Очутившись на лестничной клетке, Люба облегченно перевела дух. Девушки, Аня и Маша, сказали, что здесь даже цветы гибли. Попугай подох, собака сбежала, кот с балкона сиганул. Света ненавидела свой дом, боялась сюда возвращаться.
Роковое стечение обстоятельств. Несчастная любовь и невыносимая обстановка дома. Сумасшедшая мать. Но надо выслушать и другую сторону. Мотивы Татьяны Ивановны Караваевой понятны – родительская ревность. Боязнь, что Стасик сломает единственной дочери жизнь. А вот почему его отец так упорствовал? Люба решила с ним побеседовать. Надо только узнать номер квартиры, в которой живет Стасик. Но не у Татьяны Ивановны же спрашивать?
Выйдя из подъезда, она присела на лавочку – успокоиться и перевести дух. А заодно подумать. Погода опять переменилась. Пошел крупный снег, зато ветер стих. Люба с наслаждением ловила губами огромные мягкие снежинки. Прошло какое-то время, и она увидела пожилую женщину, торопливо направляющуюся к подъезду. Участковых врачей все легко определяют по их виду. Что-то в них есть такое, красноречиво говорящее не столько о профессии, сколько о месте работы: бежит на вызовы на участке. Озабоченное лицо, спешка, минимум косметики, объемная сумка, а тут еще и воротник белого халата, выглядывающий из-под пальто. Картинка сложилась.
– Простите. – Люба встала. – Вы к Караваевой? Доктор Федотова?
– Да. – Врач задержалась на ступеньках.
– Это я вас вызвала.
– А вы там как оказались?
– Пришла в гости. То есть по делу. Но я не ожидала такой реакции.
– А что с ней? Приступ?
– Да, она разнервничалась. Я сама психолог. Знаете, забеспокоилась.
– Постойте… Мне ваше лицо знакомо. – Она наморщила лоб. – Ведь вы…
– Петрова Любовь Александровна. – Люба невольно вздохнула. – Ток-шоу «Все всерьез».
– Ну, конечно. – Федотова расплылась в улыбке и похвалила: – Вы грамотный специалист. Я вас всегда с удовольствием слушаю.
– Спасибо.
– А к Караваевой зачем? Неужто телевидение заинтересовалась этим случаем? – Федотова нахмурилась.
– Нет, – поспешно сказала Люба. – Я по своей инициативе. Меня интересует Света. Я консультант в этом деле, – нашлась она.
– Ах вот оно что… Девочка здоровая, садиковая, привитая. Я ее наблюдаю с раннего детства. – Федотова говорила о Свете, как о живой. – Ума не приложу, что с ней случилось. Почему вдруг депрессия.
– Как же? А мать? Вы не исключаете плохую наследственность?
– Я Свету наблюдаю с детства, – обиделась Федотова. – Если бы с ней что-то было не так, я бы заметила. Поверьте, ее и невропатолог регулярно осматривала. У нас на участке работа с населением поставлена хорошо. Особенно с детьми. Что касается Татьяны Ивановны, раньше она была вполне адекватна. Да, ей выписывали антидепрессанты, но речь о госпитализации никогда не шла. Небольшое нервное расстройство. А теперь она чуть ли не каждый день вызывает «Скорую». Сама требует положить ее в больницу. Я думаю, это пройдет. Время лечит. Знаете, Таня ведь была очень красивой женщиной, – разоткровенничалась вдруг Федотова. – Мужчины просто с ума сходили. А как ревновал ее муж! Все терпел. Она ведь и хозяйка плохая, и работать никогда не хотела. Только собой интересовалась, своей внешностью. Ну, еще Светочкой. А потом он вдруг собрал вещи и ушел. Говорят, к секретарше. Но Свету не бросал. Танечка с дочерью жили на его деньги. И неплохо жили.
– А мальчика… Парня, – поправилась Люба. – Вы его тоже с раннего детства наблюдали? Кажется, его Стасом зовут.
– Ах, вы о Светином парне… О Стасике Краснове. Да, он тоже родился у меня на участке. Они здесь живут с самого начала, как сдали дом, и Красновы, и Караваевы. Жили, – поправилась Федотова. – Караваевы ведь развелись лет пять назад. И он переехал за город, дом там построил. Как говорят. У меня на участке Максим Караваев больше не числится, – с сожалением сказала она. – А какой галантный мужчина! Всегда поздравлял с Новым годом и с Восьмым марта, конфеты, шампанское. Он щедрый и не сноб. Хотя и бизнесмен, денег много, машины постоянно меняет. Недавно видела его на серебристом джипе, к Свете приезжал. Очень приятный мужчина. Они с Татьяной и раньше расходились. То ссорились, то мирились. Но он не выписывался. Говорил: «Я, Тамара Степановна, вас ни на кого не променяю!» А потом вдруг съехал. Все из-за нее, конечно. И вот чем все закончилось. – Она тяжело вздохнула. – Брак был обречен с самого начала. Мучили друг друга столько лет и все равно… не убереглись. И Света умерла…
– Красновы в какой квартире живут? Я знаю, что в соседнем подъезде.
– Парень ни в чем не виноват. Его уже затаскали по судам.
– Как так?
– Я хотела сказать, и в полицию вызывали, и участковый приходил. Даже классного руководителя повесткой пригласили к следователю, хотя уж сколько лет прошло, как Стасик закончил школу! Как начали копать… Поймите, я здесь всех знаю, по вызовам хожу, мне и рассказывают все, – стала вдруг оправдываться Федотова.
– Я понимаю. Вы здесь что-то вроде приходского священника. Это ваш приход, ваша вотчина, и с вами откровенничают. И вы меня поймите. Я не обвинитель. И не из полиции. Мне просто надо побеседовать с его отцом. Так в какой квартире они живут?
– В сто сорок четвертой, – сдалась Федотова. – Но их, скорее всего, нет дома. Стасик в институте, а его родители на работе. Ой, побегу! – спохватилась она. – Татьяна Ивановна меня, наверное, заждалась!
Люба не стала напоминать, что это она вызвала врача. Проследив, как Федотова скрылась в подъезде, сама направилась в соседний.
В сто сорок четвертой квартире и в самом деле никого не было. Люба долго звонила в дверь, но делала это больше для очистки совести. Федотова тут знает всех. Раз она сказала, что никого нет дома, значит, нет.
И Любе пришлось уйти ни с чем. Хотя тайна Светы Караваевой все больше ее занимала. Интересно, зачем все-таки девочка ходила в больницу, да еще в сопровождении женатого мужчины? Не он ли убийца?
И тут вдруг ожил мобильный телефон. Она взглянула на дисплей: Самохвалов звонит. Люба подошла к окну и, глядя на кружащиеся в воздухе снежинки, ответила на вызов:
– Да, я слушаю.
– Ты где? – подозрительно спросил Стас.
– Дома.
– Что делаешь?
– Ничего не делаю. То есть сижу за компьютером, информацию собираю.
– А-а-а… Молодец!
И тут, как назло, на этаже остановился лифт, двери с лязгом разъехались в стороны.
– Что это за звук? – подозрительно спросил Стас.
– Это… Это телевизор! – нашлась она.
– И что за фильм? – ехидно спросил он. – Триллер из жизни лифтеров? Люба, я все-таки опер! Знаешь, сколько я в своей жизни пленок прослушал? Я по струе воды могу определить, где она льется, дома в туалете или в сортире дорогого кабака. – «Самовлюбленный хвастун!» – Ты где?
– Я в… в общем, по делу.
– Куда тебя черти понесли?! – заорал он. – Что за бабье! Сказано тебе: сиди дома!
– Я на работе! Мне же надо отвезти заявление об уходе!
– Сиди там. Я за тобой приеду.
– Сама доберусь.
– Ты не хочешь заехать к Парамонову? Он взял больничный. Хочу его навестить.
– К Парамонову? – Она прикинула: успеет? Или сказать Стасу правду?
– Люба, ты где? – в третий раз спросил Самохвалов. – Подними над головой телефон.
– Еще чего!
– Что-то у вас там подозрительно тихо. Я не слышу радостного голоса мордастой мормышки.
– Какой мормышки?
– Которая сидит у вас на рецепции.
– Ты ей понравился. Она сказала, что ты красивый. А ты: мормышка!
– Люба, не темни. Не уводи разговор в сторону.
– Просто я у себя в кабинете. Здесь никого нет. Кроме меня.
– И лифта, – ехидно сказал Стас. Как назло, двери закрылись, и лифт поехал вверх. – Ну и сервис! К тебе в кабинет за сутки провели лифт! Чтобы транспортировать избитых тобой клиентов прямиком в реанимацию! Новый метод в психотерапии! Ты его запатентовала?
– Ладно, я была у Караваевой, – призналась Люба. Ведь он так и будет издеваться.
– А кто это?
– Это… это девочка из «Анgелов смеrти», как и Юля Парамонова. Помнишь, я тебе рассказывала? Она тоже покончила с собой. Вот я и хочу узнать: почему?
– Странная ты женщина. Людей за деньги из дома не выгонишь, а ты по своей инициативе несешься на другой конец Москвы – спасать человечество. А человечество это оценит?
– Мне еще деньги надо отвезти, – напомнила Люба. – Василию Федоровичу.
– Хоть в это не лезь, – разозлился Стас. – Ты что, думаешь, мы посидели, потрепались, нажрались и разошлись? Вчера, по-твоему, было бла-бла-бла? Люся ему уже звонила.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что потом она звонила мне!
– Почему тебе?
– Спроси у нее. Тебе она тоже позвонит, не переживай. Короче, встретимся у тебя на работе. На бывшей работе. Через час.
– Стас, я могу не успеть!
– А ты постарайся.
Он дал отбой. Люба чуть не заплакала. Сначала переживает, что она без разрешения ушла из дома, подвергла свою жизнь опасности, а потом заставляет мчаться по пробкам! Переменчив, как ветер. Да еще и хвастун! «Я по струе воды могу опреде-лить…» Тьфу!
«Почему я его слушаюсь? – думала она, несясь в машине. – И Люська хороша. Сколько раз говорила, что готова ему физиономию расцарапать! За меня и все его хамские выходки. А теперь звонит, планы строит. Эфиры с ним обсуждает. Интересно, был бы он толстый и лысый, помнила бы она номер его телефона?»
Как Люба ни старалась, Стас все равно приехал первым. Ведь в отличие от нее Самохвалов добрался на метро и не преодолевал пресловутые московские пробки. Когда Люба влетела в холл, растрепанная, запыхавшаяся, в расстегнутой шубе, он стоял у рецепции и раскидывал свои сети перед той самой «мордастой мормышкой». Девчонка заливисто смеялась и строила красавцу глазки, а он цвел, как мак, и, кажется, уже забил в мобильник номер ее телефона. Люба перевела дух.