Вот, собственно, и все, что я собиралась сказать.
Стюарт, кажется, ждет, чтобы мы пообвыклись. На новоселье прислал свиной окорок.
ЭЛЛИ: Новая мастерская намного лучше. Больше места, больше света. А если бы этажом выше, так света было бы еще больше. И шума меньше. Но, думаю, как раз по этой причине они устроили наверху спальню. Короче, мое дело маленькое.
Я только что разобралась с картиной Стюарта. Расчистка не пошла ей на пользу, это точно. Держать ее здесь, в мастерской, было немного стремно. Я поймала себя на том, что занимаюсь ею только в одиночестве. Как-то она покосилась на эту картину и говорит: «Такую дешевле сжечь». Я неопределенно хмыкнула, вроде как согласилась, и голову опустила.
– Это заказ мистера Хендерсона, – сказала я себе: потренировалась на тот случай, если придется обсуждать с ней.
Стюарту, по его просьбе, я позвонила на мобильный. Он сказал, что будет очень хорошо, если я привезу картину сама, а потом мы куда-нибудь сходим. Не совсем приглашение, не совсем распоряжение, а как бы утверждение. Я обозначила сумму по счету.
– Ты предпочитаешь наличные, – точно таким же тоном сказал он. Не принуждая к ответу и не обращаясь с вопросом.
Не сказать, чтобы это меня обидело: он дал понять, что сам живет в мире взрослых, а я нет. Для него и многих других такая манера привычна, для меня – нет. С ней, вероятно, можно смириться и считать ее общепринятой. Вот только я не уверена, что захочу с ней мириться. Ни сейчас, ни в будущем.
СТЮАРТ: Свиньи – высокоорганизованные животные. Если, например, в условиях скученности они подвергаются стрессу, то начинают друг друга калечить. Так же поступают и куры, хотя большим умом не отличаются. Но свинья в состоянии стресса набрасывается на себе подобных. Может отгрызть хвост. И знаете что в связи с этим предпринимает фермер-свиновод? Чтобы свиньям нечего было жевать, он купирует им хвосты, а иногда и уши. А также подпиливает зубы и вдевает в ноздри кольцо.
Вряд ли такие процедуры снимают животным стресс, правда? Равно как и накачивание их гормонами, антибиотиками, цинком и медью, а также отсутствие возможности гулять на лугу и спать на соломе. А стресс, кроме всего прочего, препятствует расслаблению мышц, что, в свою очередь, сказывается на вкусовых качествах мяса. Свиные корма, естественно, тоже. Мои коллеги по бизнесу утверждают, что в результате внедрения промышленных методов животноводства свинина в значительной степени утратила свой вкус. А коль скоро вкуса у нее практически нет, рыночную цену приходится снижать, что ведет к снижению объемов производства, и так далее. Добиться, чтобы потребитель платил дороже за качественную свинину, – для меня это, если хотите знать, дело принципа.
И вот еще что заставляет меня задуматься (вообще-то, вся тема органической продукции заставляет меня задуматься): а что же мы сами? Разве с нами дело обстоит иначе? Каково население Лондона? Восемь миллионов? Больше? В отношении животных ученые по крайней мере определили, какое пространство требуется каждой особи, чтобы избежать стресса. А в отношении людей такие исследования даже не проводятся… а если и проводятся, мы их не видим. Мы живем друг у друга на головах, зачастую по-свински (видимо, такое выражение не случайно) и откусываем друг другу хвосты. Иного даже не представляем. А при нашем уровне стресса и нашем питании мы наверняка отвратительны на вкус.
Обратите внимание: это не сравнение. Во всяком случае, не оливеровское сравнение. Это логическая цепь размышлений. Вполне осмысленная, не правда ли? Экологически чистые люди были бы очень далеки от сегодняшней действительности.
ДЖИЛЛИАН: Из окна ванной комнаты смотрю вниз, в сад. Утро прекрасное, воздух и свет лишь чуть-чуть тронуты осенью. На паутинке в углу оконной рамы поблескивает роса. Дочки играют в саду. В такое утро даже вереница разделенных низкими желто-серыми стенами лондонских двориков, наполовину запущенных, с редкими унылыми деревцами, с редкими пластмассовыми лесенками и горками – даже это непритязательное зрелище может показаться милым. Возвращаюсь глазами к девочкам: они бегают по кругу, не взапуски, а просто оттого, что им весело. Бегают вокруг пепелища.
А мне лезет в голову: три дня назад я срубила два куста (мне они нравились, да и посажены были моими руками) исключительно из-за событий десятилетней давности. Выместила свои чувства на растениях: схватила топор, выкорчевала их с корнями и сожгла. Тогда мне представлялось, что действия эти совершенно осмысленны, целесообразны, логичны, резонны и необходимы. Сейчас, при виде дочерей, бегающих вокруг того, что осталось от двух растений, которые я надумала покарать, мой поступок выглядит едва ли не припадком безумия. Доктор, я ушла от первого мужа ко второму и за это через десять лет покарала сирень и багульник. Пропишите мне лекарство от подобных выходок.
При этом психического расстройства у меня точно нет. Я что хочу сказать: подчас какой-то незначительный, нейтральный поступок – поступок, от которого другим ни жарко ни холодно, – сегодня может показаться вполне здравым, а завтра – безумным.
Мари споткнулась и упала на кучу пепла; поскольку Оливера дома не было, мне пришлось самой бежать во двор, чтобы ее отряхнуть. По крайней мере, совершила хоть какое-то разумное действие.
ОЛИВЕР: Моим первейшим добрососедским долгом… нет, скорее попыткой унять экзистенциальную панику… был визит в дом пятьдесят пять. Окна его по-прежнему страдали глаукомой; араукария, торчавшая средним пальцем возле калитки, мозолила мне глаза. Входная дверь хранила цвет детской неожиданности. Колер не менялся годами… жива ли хозяйка? Мой указательный палец, призвав на помощь мышечную память, нашел требуемое северо-северо-восточное направление, в котором требуется давить на кнопку звонка. Случались ли в моей жизни минуты более тревожного ожидания? Случалось ли ожидание, более близкое к истерическому? Но в конце концов я услышал шарканье старческих ног.
Подобно забытой лачуге твоего детства, миссис Дайер оказалась еще меньше, чем мне помнилось. На свет дня высунулась только понурая макушка и скрюченная перебинтованная конечность. Чтобы облегчить возобновление знакомства, я преклонил колени – как в тот раз, когда предлагал ей руку и сердце. И все равно голова моя оказалась выше ее плеча. Я назвал свое имя, которое не вызвало никаких признаков узнавания. Меня изучали глаза, столь же мутные, как окна. Я завел разговор о тех случаях, которые могли быть ей памятны, и угостил ее целым набором застольных шуток в слабой надежде, что они вызовут хотя бы желание для пробы потыкать в меня вилкой. Но как видно, угощение пришлось ей не по вкусу. Вообще говоря, мне удалось добиться лишь того, что во мне заподозрили буйнопомешанного. Ну ничего, главное – она оказалась, условно говоря, жива. Я поднялся с колен, как cavaliere-servente[51], и стал прощаться.
– Одиннадцать двадцать пять, – сказала она.
Я сверился с часами. К сожалению, чувство времени у нее изрядно сместилось. Но такова, подумал я, природа времени: чем меньше его остается, тем меньше тебя заботит хронометраж. Солнце уже клонилось к закату, но я решил не заострять на этом внимания, и тут она повторила:
– Одиннадцать двадцать пять. Должок за газ.
С этими словами она убрала перебинтованную ступню и захлопнула дверь.
МАДАМ УАЙЕТТ: Стюарт говорит мне, что счастлив вернуться в Англию.
Стюарт говорит мне, что дружба восстановлена.
Стюарт говорит мне, что Софи и Мари – само очарование и с ними он почти чувствует себя их крестным.
Стюарт говорит мне, что постарается найти Оливеру работу в своей фирме.
Стюарт говорит мне, что тревогу вызывает у него только Джиллиан, которая, по его мнению, переживает стресс.
Я, конечно, не все принимаю на веру.
Но чему я верю – это не важно. Важно, чему верит сам Стюарт.
СТЮАРТ: А еще думал я вот о чем. Вы знаете, что такое ДДД и МДУ?
Нет? Ну, это надо знать. ДДД означает «допустимая дневная доза». МДУ – «максимально допустимый уровень». МДУ, максимально допустимый уровень, – это законодательно разрешенная концентрация пестицидов в пищевых продуктах, выходящих за пределы сельскохозяйственного предприятия. ДДД, допустимая дневная доза, – это такая концентрация пестицидов, которая может перорально поступать в наш организм каждый день в течение всей жизни, не причиняя вреда здоровью. И та и другая величина исчисляется в миллиграммах на килограмм массы тела.
И мне пришло в голову следующее. В человеческих сообществах есть люди, которые выделяют эквивалент пестицидов, вредный для здоровья других. Например, гнусные предрассудки, которые впитывают окружающие, загрязняя и отравляя себя. Порой я смотрю на окружающих, на супружеские пары, на семьи сквозь призму концентрации пестицидов. Каков, например, спрашиваю я себя, максимально допустимый уровень вот у этого субъекта, который вечно язвит и сыплет гадостями? Или, если ты прожил с ней энное количество лет, какова будет твоя ДДД? А у твоих детей? Ведь в том, что касается воздействия отравляющих веществ, дети куда более уязвимы, нежели взрослые.
Кажется, у меня есть подходящая работенка для Оливера.
СОФИ: Вчера я застала маму в дальней нежилой комнате, которая над ванной. Она там просто стояла, но как будто далеко-далеко. Меня даже не заметила. Я немножко испугалась – обычно мама все замечает. Но после нашего переезда у нее вообще появились небольшие странности.
– Что ты тут делаешь, мама? – спрашиваю. Иногда я говорю ей Maman, а иногда – мама.
А она будто за тыщу миль унеслась. Потом начала медленно поворачиваться и наконец выговорила:
– Думаю, в какой цвет выкрасить стены.
Надеюсь, это не унывание, какое у папы было.
ЭЛЛИ: Я поехала возвращать картину. У него дома все было как раньше, только на столе в гостиной лежало штук двадцать рубашек в пакетах из химчистки. Квартира производила впечатление временного жилища. Правда, временное жилище обычно выглядит более постоянным, если вы меня понимаете. Будь он бизнесменом, приехавшим в Лондон на полгода, жил бы на съемной квартире, какие рекламируют в бесплатных журналах. Типа трехкомнатного гостиничного номера: торшеры, отвисшие и стянутые ремешками шторы, безликие офорты на стенах. Он заметил, что я присматриваюсь.