Любовь и так далее — страница 20 из 39

– Ни на что времени нет, – сказал он. – А может, время есть, да вкуса нет. – Он задумался. – Нет, вряд ли. Наверное, вкуса нет потому, что это для одного себя. Нет смысла стараться. Если это для меня одного, то особого интереса не вызывает. Вот если бы кто-нибудь еще проявил интерес, тогда и отношение было бы иным. Наверное, в этом причина.

У другого это прозвучало бы жалобно, но у него – нет. Впечатление было такое, что он хочет докопаться до сути.

– А у тебя не так?

Я рассказала, как обустраиваю свою однокомнатную квартирку и куда езжу за покупками. Стоило мне упомянуть, что я захаживаю в «благотворительный магазин при церкви», как он сделал такое лицо, будто я роюсь в мусоре.

– Это для меня слишком хлопотно, – сказал он. – Как считаешь, не проявляется ли тут различие между полами? – (Нет, я, вообще говоря, так не считаю.) – Может, сказывается генетическая предрасположенность?

Слово за слово – выяснилось, что пару дней назад мы оба смотрели телефильм про птиц-шалашников. Вы любите передачи о живой природе? Шалашники, если я ничего не путаю, обитают в джунглях Юго-Восточной Азии. Самцы, не жалея времени и сил, сооружают в укромных местах шалашики для привлечения подруг. Приносят туда цветы, орешки, гальку, выкладывают горки и целые композиции. Впечатление такое, будто там работает художник-самоучка. Это не гнездо, не дупло, а настоящая выставка, которая должна заинтересовать самок. Красота необыкновенная, но мне стало как-то не по себе: такая маниакальная активность, художественные изыски – и, в сущности, лишь для одноразового совокупления.

Этот вывод я оставила при себе, но после обсуждения той телепередачи мы оба невольно стали разглядывать его квартиру и хохотать в голос. А потом он встал и взялся группировать лежащие на столе рубашки по цвету, создавая композицию. Сцена вышла совершенно уморительная.

– У тебя найдется немного времени? Тут на углу есть паб.

На сей раз это был нормальный вопрос, не то что по телефону, и я согласилась.


СТЮАРТ: Откуда в нас рождается симпатия к другому человеку? Не к какому-нибудь, а именно к этому, конкретному?

Кажется, я уже говорил: в отрочестве мне нравились те люди, которым нравился я. А если точнее – стоило кому-нибудь проявить ко мне вежливость или порядочность, как я тут же прикипал к этому человеку всей душой. От неуверенности в себе. Если хотите знать мое мнение – зачастую как раз по этой причине люди заключают свой первый брак. Они не в состоянии отделаться от мысли, что кто-то безоглядно хорошо к ним относится. Как я сейчас понимаю, отчасти тем же объяснялась моя женитьба на Джилл. Но этого ведь недостаточно для создания прочной основы?

Симпатия может зародиться и другим способом. Его подсказывают нам сериалы. Например, мужчина знакомится с женщиной, но на первых порах она его не ценит, однако впоследствии он совершает ряд поступков, которые доказывают его избраннице, насколько он порядочный человек, и она проникается к нему теплыми чувствами. Ну, вы сами знаете: лейтенант Чедвик спасает какого-нибудь майора Кандибобера от карточного долга или от неминуемой опасности, от позора или от нищеты, после чего сестра майора, мисс Кандибобер, по которой лейтенант Чедвик вздыхает со дня прибытия к месту службы, вдруг прозревает и тянется к этому молодому человеку.

Я далеко не уверен, что история знает такие случаи, – скорее всего, это вымыслы сценаристов. Но не кажется ли вам, что в жизни происходит как раз обратное? Мой опыт, пусть и не слишком богатый, показывает, что после знакомства с новым человеком мы не ищем подтверждения его достоинствам, чтобы решить, стоит ли к нему тянуться. Наоборот: у тебя сначала возникают теплые чувства, а уж потом ты ищешь им подтверждения.

Элли – милая девушка, правда? Вам она по душе? И на то есть веские причины? Мне она тоже нравится. Возможно, я куда-нибудь ее приглашу по всей форме. Как по-вашему, это дельная мысль?

Вы не будете ревновать?


ОЛИВЕР: Мистер Херушем утверждает, что каждому, от простолюдина до папы римского, требуется особый житейский бизнес-план. Он даже набрался наглости спросить, в чем заключается мой. Я изобразил полное неведение. Водевильный сюжет про кассу и сейф может расшевелить душу Стюарта, но мою – нет.

– Ладно, Оливер, – сказал он, решительно ставя локти на псевдомраморную стойку паба.

Он временно отвлекся от кружки «Уит мэш» пивоварни «Кинг энд Барнс» (вот видите, при желании я тоже могу подмечать бытовые подробности) и вперился в меня взглядом – чуть не сказал «как мужчина в мужчину», но (извините, тут хмыкнул), по-моему, ни один из нас в эту категорию не входит. А у меня и желания особого нет, учитывая, что для этого требуется мрачность голоса, медосмотр и полоса препятствий – не допускающая сближения. Так и вижу братание у лагерного костра, чувствую шлепок мокрым полотенцем. Нет уж, благодарю покорно. Вот записка об освобождении, мама написала. Она никогда не хотела, чтобы я вырос настоящим мужчиной.

– Начнем сначала, – сказал он. – Кем ты себя вообразил?

Мой друг и в самом деле любит эксгумировать всевечные философские проблемы, вы заметили? Тем не менее заданный им вопрос заслуживает ответа.

– Un être sans raisonnable raison d’être, – ответил я. Ох уж эта мудрость старого поэта; но мистер Х. пришел в недоумение. – «Существо без всяких разумных причин к существованию».

– Вполне возможно, – сказал Стюарт. – Никто не знает, что привело нас к этой великой юдоли слез. Но это ведь не причина отказываться от работы?

Я объяснил, что это как раз и есть причина отказываться от работы, неоспоримое оправдание апатии, избытка черной желчи, Меланхолической Болезни – называйте как угодно. Кто-то из нас приходит в эту юдоль слез с чувством обделенного пасынка Судьбы, другой – предоставляю вам угадать – тотчас же достает рюкзак, наполняет фляжку водой, проверяет запас мятных пряников и широким шагом устремляется по первой попавшейся тропе, не разобравшись, куда она ведет, но в полной уверенности, что у него каким-то образом «дело движется», а брезентовые штаны способны защитить от землетрясений, лесных пожаров и хищных зверей.

– Пойми, надо видеть перед собой цель.

– Э-э-м-м.

– Какой-то ориентир.

– Э-э-м-м.

– Ну и какая у тебя цель?

Я вздохнул. Как выразить зарождающиеся движения артистических наклонностей языком бизнес-плана? Я заглянул в пивной стакан нашего Стю-беби, как в магический кристалл. Ну что ж.

– Нобелевская премия, – предположил я.

– Сдается мне, путь неблизкий.

Вы, наверное, согласитесь, что Стюарт эпизодически попадает не в бровь, а в глаз. Но его натруженный и почерневший большой палец левой руки свидетельствует о регулярном попадании в более привычную цель, однако эпизодически, Стюарт, эпизодически…


СТЮАРТ: Я то и дело начинаю составлять перечень. Лжец, паразит, совратитель чужих жен – это начальные позиции. Дальше идет Пустобрех. Тут я себя окорачиваю. Нельзя поддаваться на провокации Оливера, особенно когда они проявляются у него на уровне чувств. Если чувства беспричинны, они не находят выхода. А раз они не находят выхода, им ничего не стоит пойти вразнос.

У нас получилось вполне осмысленное обсуждение, хотя со стороны Оливера беседа перемежалась потугами на остроумие. Я заставлял себя пропускать их мимо ушей, поскольку все, что я делаю, делается ради двух маленьких девочек. И ради Джилл. А что там говорит и думает Оливер, меня не волнует. Лишь бы он поступал так, как лучше для них.

Оливер будет у меня координатором по транспорту. К работе приступает с понедельника. Это новая должность, которую я создал специально под него. Возможно, ему придется на время отодвинуть все прочие устремления, но, если у него появится нормальная работа, он повзрослеет. А это, в свою очередь, будет, как мне кажется, работать на его устремления.


ОЛИВЕР: Давным-давно, в царстве грез, когда мир был юн и мы были юными вместе с ним, когда кипели страсти и сердце неутомимо разгоняло кровь, когда Стюарт и Оливер ненадолго почувствовали себя графом Роландом и графом Оливьером, отчего половина лондонского почтового округа зазвенела от ударов дубинок по доспехам, вышеозначенный герой, нареченный Оливером, преподнес… хм… вам следующую Мысль Дня, если истину возможно преподнести на блюде. А истину в самом деле нужно преподносить на блюде, хотя в моем меню этот деликатес дополняется крупнозернистой горчицей, ароматными пряностями и парой фантастических гарниров для придания вкуса. Как я уже сказал, моя резолюция, принятая в тогдашней непростой ситуации, звучала следующим образом:


Стюарту – уйти в тень. Оливеру – выйти из тени. Обиженных быть не должно. Джиллиан и Оливер обязаны жить долго и счастливо. Стюарт останется их лучшим другом. Вышеизложенное обязательно к исполнению. Как вы расцениваете мои шансы, высоко? До небес?


Я видел по вашим лицам – скептическим до неприличия, – что вам этот пейзаж изобретательности видится не более правдоподобным, чем какой-нибудь водевиль. А я, считай, сравнился в своей дальновидности со святым Симеоном Столпником в Теланиссе. Не случилось ли, как сказывал я вам, маловеры?

Как сказано об аскете и отшельнике Симеоне, «отчаявшись уйти от мира горизонтально, он попытался уйти вертикально». Столп, на котором он поселился, вначале едва доставал до птичьей кормушки, но Симеон годами его надстраивал, устремлял все выше к небу, и сие амбициозное жилище, обзаведясь навершием с площадкой и балюстрадой, достигло шестидесяти футов в высоту. Кажущийся парадокс такой жизни заключался в следующем: чем выше возносился святой Симеон Столпник над terra firma[52], тем больше прирастала его мудрость, и страждущие толпами тянулись к нему за советом и утешением. Красивая притча о мудрости и ее постижении, n’est-ce pas?[53]