Из-за разницы во времени мне приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы поболтать с подругой.
Иэн оглядел мою пижаму и поморщился. Не надо быть медиумом, чтобы понять, о чем он думал. Потом он отвернулся и вышел в коридор.
– Пока, Эддисон. – Кабби обворожительно улыбнулся, спрыгнул с тумбочки и задержал на мне взгляд, прежде чем последовать за Иэном.
– Пока, Кабби, – отозвалась я. Сердце у меня стучало как сумасшедшее. Как только он исчез за дверью, я прислонилась к тумбочке и перевела дыхание. Ну почему я все время веду себя как безумно влюбленная третьеклассница? С тем же успехом можно заказать себе футболку с надписью «Я ♥ КАББИ ДЖОНСА».
Вдруг Кабби выглянул из-за угла и спросил:
– Эй, Эдди, не хочешь как-нибудь погулять вместе?
Я резко выпрямилась:
– Э-э… да?
Казалось бы, когда растешь с тремя братьями, разговаривать с мальчишками становится проще некуда, – но нет. Разве что учишься самозащите. Но я не знала, как защититься от пристального взгляда Кабби. От него у меня в груди все пылало.
Вернувшись в номер, я за рекордно короткое время – шесть минут – переоделась, собрала чемодан и отыскала свой телефон. Зашнуровав кеды, я заглянула в ванную комнату. В уголке зеркала в самом деле белел маленький квадратик, на котором миниатюрными буквами было выведено мое имя.
– Ну ты даешь, Иэн, – проворчала я. Если бы я не знала, где искать, то ни за что бы не заметила эту дурацкую записку.
Я сунула бумажку в карман, выкатила чемодан в коридор и оглянулась посмотреть, не забыла ли чего в комнате. Из-под одеяла торчал корешок путеводителя, и я подбежала забрать книжку. Конечно, нехорошо воровать из библиотеки гномов, но потрепанные страницы этой книги удивительным образом поднимали мне настроение. Благодаря ей я чувствовала себя не такой одинокой. Да и вдруг автор не врала? И она в самом деле разбирается в разбитых сердцах? А мне без помощи не обойтись. Может, потом я придумаю, как отправить путеводитель обратно по почте из Италии.
Машина стояла ровно там, где я ее оставила. Роуэн копался в багажнике. Теперь, когда меня не отвлекал спор с братом, я могла как следует рассмотреть его друга. Он оказался выше, чем я думала, и очень худым – в два раза тоньше Арчи или Уолтера. Но было в нем нечто такое, что моя мама называла харизмой. Когда такой зайдет в столовую, штук десять девчонок непременно отвлекутся от сэндвичей с ветчиной и с придыханием прошепчут: «Кто это?»
Хорошо, что мой «голос с придыханием» надолго отключился.
– С возвращением, – сказал Роуэн, забрал у меня чемодан и бросил его в багажник.
Я ткнула пальцем в наклейки на бампере:
– Ты сам их выбрал или они всегда здесь были?
– Были, конечно. У меня эта машина всего три недели.
ВООБРАЗИ ПИР ВО ВСЕМ МИРЕ[9]
МАШИНА ЗАПРАВЛЕНА ЧИСТОЙ
ИРЛАНДСКОЙ УДАЧЕЙ
Я ЗА ОКСФОРДСКУЮ ЗАПЯТУЮ[10]
КАПКЕЙКИ – ЭТО КЕКСЫ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ В МЕЧТУ
– Про кексы забавно, – сказала я, прижимая к груди путеводитель.
– Согласен. Может, из-за наклеек я и купил эту машину. Достоинств у нее не густо.
Я покачала головой:
– Неправда. Она оснащена редким экземпляром просевшей выхлопной трубы. Уверена, публика на автомобильных выставках без ума от таких машин.
– Погоди. Ты пошутила или труба в самом деле провисает? – Его встревоженный взгляд остановился на крыше, в добрых полутора метрах от того места, где на самом деле находилась выхлопная труба. Ох. Похоже, Роуэн в машинах вообще не разбирается.
– Э… Ты вот про эту трубу? – подсказала я, показывая пальцем под бампер. – Через нее выходят выхлопные газы. Когда труба волочится по земле, она издает кошмарный грохот.
– Ох… – выдохнул Роуэн, краснея от стыда. – Кажется, такие звуки я уже слышал. Когда сюда ехал. Особенно на ухабах. Но Клевер вообще много шумит, так что я не придал этому особого значения. – Он ласково похлопал машину по бамперу.
– Клевер?
Роуэн показал на большую выцветшую наклейку в форме клевера:
– Ее так зовут.
– Как по-ирландски!
– И ничего общего со старым добрым стереотипом, – ответил он, ухмыляясь. Ну сколько уже можно улыбаться? Это навевает горькие воспоминания о другой обворожительной улыбке.
– Пора выдвигаться. – Иэн высунулся из окошка и постучал пальцами по дверце. Не знаю, намеренно он это сделал или нет, но его светящееся предвкушением лицо заставило меня смягчиться. – Эдди, я расчистил тебе место. Лучше залезь с этой стороны.
Я поспешила к нему, радуясь временному перемирию, но представшая передо мной картина омрачила преждевременную радость. Иэн каким-то чудом ухитрился собрать целую башню из вещей Роуэна, и башня эта угрожающе раскачивалась из стороны в сторону. Сесть на самом деле было особо негде, разве что на маленьком пятачке за Иэном, куда влезли бы примерно три тощие белки и один еж. При условии, что все они хорошенько втянут животы.
– Великолепно, Иэн, – раздался голос Роуэна. – Ты сотворил чудо.
Он был либо лжецом, либо непроходимым оптимистом.
– Э-э, да… Отлично постарался, Иэн, – эхом отозвалась я. Надо поддерживать дружелюбную атмосферу. – Так как мне сюда забраться?
– Как в тоннель. Перелезай через меня, – посоветовал Иэн.
– Прекрасно, – проворчала я, закидывая ногу в окно машины. Путеводитель я все еще крепко прижимала к себе.
– Что это у тебя? – полюбопытствовал Иэн, протягивая руку к книжечке.
Я поспешно бросила ее на заднее сиденье.
– Путеводитель по Ирландии.
– А, точно. Тот, в котором ты прочитала про Буррен? – спросил Роуэн.
– Он самый.
Я замерла в нерешительности, не зная, как обогнуть башню из вещей.
– Может, поставить ногу на… – начал Роуэн, но слишком поздно: я была уже в прыжке и через секунду приземлилась на гору хлама. Острые углы врезались мне в кожу.
– Наверное, можно было осторожнее, – заметил Иэн.
Роуэн вскинул брови:
– Однозначно можно было осторожнее. Но так куда занимательнее.
Заднее сиденье было обито сморщенным, выцветшим под солнцем плюшем, и от него тянуло сыром, а мои колени упирались в спинку кресла Иэна. Я поджала ноги под себя и поморщилась, а потом ткнула пальцем в гору вещей:
– Роуэн, что это за хлам?
– Долго рассказывать. – Он завел машину и кивнул на подбитый глаз Иэна: – А вы мне объясните, что у вас произошло, или это останется великой тайной?
– Все вопросы к ней. – Иэн показал на меня большим пальцем. – Это она меня разукрасила.
Роуэн обернулся и оценивающе на меня посмотрел:
– Ничего себе. Ты всегда такая буйная?
– Всегда, – ответил за меня Иэн.
Мне показалось или в ответе сквозил не только укор, но еще и чуточку гордости? Так или иначе возражать я не стала. Пусть Роуэн считает меня опасной девчонкой, мне это только на руку.
– Готовы? – спросил Роуэн.
Не успели мы ответить, как он нажал на педаль, и машина рванулась вперед. Из кучи хлама вылетело несколько пластинок и одна мужская туфля. Мы вырулили с парковки на залитую солнцем дорогу, разогнав птиц и задев розовый куст, так что на прощанье бампер осыпало лепестками.
По крайней мере, я так себе представляла наш выезд. Окно загораживали вещи Роуэна, и мне почти ничего не было видно.
Я думала, что в дороге Иэн объяснит, как туристические места Западной Ирландии связаны с его любимой группой, и для меня наконец все прояснится, но ничего подобного. Иэн выудил из рюкзака громадную карту острова со множеством карандашных пометок, Роуэн протянул нам коробку с хлопьями, и они оба принялись орать друг на друга.
Точнее, друг другу: не со зла, а из-за оглушительной музыки – по словам Роуэна, регулятор громкости в плеере отсутствовал как факт, – и от радостного возбуждения. Казалось, они долго копили в себе горы слов, которыми теперь непременно надо было поделиться во избежание самоуничтожения. Роуэн оказался таким же повернутым на музыке, как Иэн, а то и больше. За десять минут они обсудили:
1) Джека Брюса, музыканта из восьмидесятых, известного своими гитарными симфониями, для исполнения которых на сцену выходили одновременно тридцать с лишним гитаристов;
2) вопрос о том, является ли страсть к минимализму признаком поистине великого музыканта;
3) нечто под названием «панк-жестокость», которую Роуэн назвал (а Иэн охотно с ним согласился) естественным врагом синти-попа, прорвавшимся на ранний MTV;
4) потерю истинного значения термина «инди» с появлением крупных инди-лейблов, поставивших музыкантов на поток.
Я разрывалась между тем, чтобы слушать, как мой брат увлеченно обсуждает свое хобби, и посматривать на дорогу с ужасом в глазах. Таких водителей, как Роуэн, страшатся все мамы и папы планеты. Он несся с чуть ли не головокружительной скоростью и как будто наугад определял, когда надо перестраиваться в другой ряд, а когда не надо.
Но тревожило это только меня одну. Иэн вопил все громче и громче, тряс коленом, барабанил пальцами, закручивал пряди волос и даже не думал ничего мне объяснять.
Тут у меня пискнул телефон, и я, отвлекшись от их с Роуэном разговора, открыла новое сообщение. Оно было громадным.
(1) Спасибо, что подписались на «ФАКТЫ О КОШКАХ ОТ ЛИНЫ» – оригинальный способ вспомнить о существовании лучшей подруги и при этом узнать кое-что новенькое об усатых-полосатых! Знаете ли вы, что, когда в Древнем Египте умирала домашняя кошка, члены семьи оплакивали ее, сбривая брови? Дополнительный факт: знаешь ли ты, кому я не прочь сбрить брови? ТЕБЕ! (В основном потому, что сегодня ты прилетаешь в Италию, но ничего мне не писала последние ПОЛТОРЫ НЕДЕЛИ!) Чтобы получить двойную порцию кошачьих фактов, пожалуйста, продолжайте меня игнорировать. Еще раз благодарим за подписку и желаем заМУР-Р-Рчательного дня!
– О нет, – прошептала я. Сообщения от Лины повалились на меня одно за другим, словно клочья кошачьей шерсти. Траур в египетских семьях был только началом.