Пока Кротов ехал по улице Горького, все вокруг было спокойно, но не успел он повернуть на бульвар Маркса, как увидел мчащуюся ему навстречу колонну милицейских машин с включенными «мигалками». Оглашая окрестности диким ревом сирен и поднимая за собой облака пыли, бело-голубые «Волги» (не меньше дюжины) пронеслись в сторону особняка товарища Наливайко.
— Ни хрена себе… — пробормотал Виктор, невольно прикрывая лицо рукой. — Вы бы еще армию по тревоге подняли…
Виктора остановили, когда он выезжал со строительной площадки. Четверо милиционеров выволокли его из кабины, заковали в наручники и, затолкнув в легковой автомобиль, отвезли в отделение милиции, где уже был организован экстренный и чрезвычайный штаб по поимке опасного преступника.
Оказалось, что, кроме Кротова, оперативники задержали еще нескольких подозреваемых. Все они допрашивались в разных кабинетах разными следователями, специально вызванными из областного центра. Участковый явно чувствовал себя лишним, он забился в угол и затравленно смотрел на оперативников, под завязку наполнивших его «конуру».
Виктору достался следователь средних лет, с лысой, как бильярдный шар, головой и колючим, прожигающим взглядом.
— Ваша фамилия Кротов? — задал он первый вопрос.
— Виктор Кротов.
— Как давно вы вернулись из колонии?
— Два дня назад.
— И где вы провели прошедшую ночь?
— В Налимске…
— Чем вы занимались?
— Это бестактный вопрос…
— В каком смысле?..
— Ну, у знакомой одной был.
— Назовите ее.
— Не-а… У нее муж в командировке — неловко.
— Допустим. А домой заходили перед работой?
— Не успел. А что?
— Это мы проверим, — пообещал следователь.
— Я свободен? — спросил Кротов и даже встал со стула, но мужчина властным взмахом руки приказал ему сесть на место.
— Не совсем, — сказал он. — В данный момент нами допрашивается единственный свидетель преступления. Когда допрос будет закончен, мы проведем опознание.
Вместе с другими задержанными Виктора поместили в камеру предварительного заключения. Практически все были ему знакомы, если не по имени, то в лицо. Кто-то возмущался, колотил кулаками в железную дверь и требовал немедленно его освободить, а кто-то не терял самообладания и даже был рад, что получил вынужденный отгул.
Говорят, на воре шапка горит, но поведение Кротова полностью опровергало эту народную мудрость. Он был спокоен, как музыкант похоронного оркестра. Он знал, что ему по силам разбить в пух и прах все обвинения, что рюкзак с драгоценностями все еще не нашли, да и не могли найти — перец отбивает нюх у собак. А Боброва он не убивал. Он вообще никого теперь убить не мог.
Поздним вечером задержанных выстроили в ряд у стены, после чего пригласили в камеру того самого охранника, паренька лет двадцати пяти. Он медленно прошел вдоль ряда, внимательно всматриваясь в серые, утомленные лица, затем остановился напротив Виктора, склонил голову набок. Виктор улыбнулся.
— Ну?.. Есть ли среди них?.. — спросил паренька милиционер с майорскими звездочками на погонах.
— Не знаю… — замялся тот. — Не уверен… Здесь так темно… Вроде, этот похож.
— Меня не интересует, похож он или не похож, — рявкнул майор. — Меня интересует, он или не он ограбил дом Романа Макаровича!
— Не могу ручаться… — Паренек рассмотрел Виктора и так, и сяк, и в профиль, и в анфас. — Да… Точно, он…
— Ошибки быть не может?
— Я эти глаза на всю жизнь запомнил…
— К Лукашенко его! — скомандовал майор, и через мгновение двое дюжих оперативников скрутили Виктору руки и вывели из камеры. — Остальные свободны!
За окном светало, а допрос гражданина Кротова все продолжался. Следователь Лукашенко оказался неутомимым человеком с железной закалкой. У Виктора уже круги плыли перед глазами от усталости и изнеможения, а следователь, обливаясь липким потом и опрокидывая в себя стакан за стаканом крепкого чая, задавал и задавал каверзные вопросы, придирался к словам и давал Кротову понять, что допрос вряд ли закончится в ближайшее время.
— С какой целью вы ограбили дом, принадлежащий товарищу Наливайко? Почему убили учителя? Он ваш подельник? Добро не поделили?
— Сколько же раз говорить!.. — Виктор протирал кончиками пальцев опухшие веки. — Не грабил я… И никого не убивал. Вы бы лучше поинтересовались, откуда у гражданина Наливайко такие деньжищи? Сколько там у него украли? Тридцать тысяч?
— Двадцать восемь тысяч пятьсот рублей, — уточнил Лукашенко. О долларах и драгоценностях он решил промолчать в надежде, что Кротов сам как-нибудь проколется на этом. — Товарищ Наливайко в течение года выпрашивал по копейке у общественных организаций и директоров крупных предприятий для того, чтобы начать строительство детского дома!
— Бросьте! — махнул рукой Виктор. — Смешно слушать… Тоже мне, благодетель нашелся!
— Вы смеетесь, потому что для вас нет ничего святого! — пафосно произнес Лукашенко. — Глупо отпираться, Кротов. Вас узнал гражданин Сурков, ночной сторож. Он утверждает, что именно вы приложили к его лицу кусок материи, пропитанный медицинским эфиром. Он узнал вас из девятнадцати человек!
— У вашего гражданина Суркова мозги набекрень съехали после эфира! — вполне естественно возмутился Виктор. — Ему в больнице нужно лежать, а не на опознание ходить! Не был я прошлой ночью в доме Наливайко! Не был! Повторяю в тысячный раз!
— Не были прошлой ночью? — хитро сощурился следователь. — Как это понимать?
— Что тут непонятного? — удивился Виктор. — Опять хотите к чему-то прицепиться?
— Вы сказали, что не были в доме товарища Наливайко прошлой ночью. — Глаза Лукашенко загорелись хищническим огнем. — А это значит, что вы были там в другой день. Позвольте полюбопытствовать, когда?
— Думали, словили меня? — улыбнулся Кротов. — Да, я был у Наливайко. Позавчера. Он сам меня пригласил.
— Так вы знаете его лично? — Теперь уже настала очередь удивляться следователю. — Что же вы раньше не сказали?
— А вы спрашивали?
— Но мне и в голову не приходило… — Лицо Лукашенко побагровело. — Ч-черт побери… Я должен выйти на минутку…
Он приказал своему помощнику, чтобы тот глаз не спускал с Кротова, и пулей вылетел из кабинета. Вопреки обещанию, он отсутствовал больше часа, и Виктор успел за это время немного всхрапнуть, уронив голову на колени.
Следователь вернулся не один. С ним пришел сам Наливайко. Гладко выбритый, пахнущий великолепным французским одеколоном и облаченный в шикарный костюм, Роман опустился на стул, закинул ногу за ногу и вальяжным жестом попросил работников органов освободить помещение.
— Не ожидал… — произнес он, оставшись наедине с Виктором. И в его голосе послышались нотки восхищения. — Это было смело… Первоклассная работа… Вот за что я тебя всегда любил — для тебя не существует никаких преград… Как ты мне нужен, Крот…
— Я подумал над твоим предложением, — сказал Виктор. — Извини, не получится у нас с тобой вместе.
— Но и порознь тоже не получится, — печально покачал головой Роман. — Или вместе, или никак… Я дам тебе еще один день на размышление. Но для начала укажи место, где ты спрятал деньги и драгоценности. Впрочем, черт с ними, с деньгами… Меня интересуют только золото и брюлики.
— Я не имею к краже никакого отношения.
— Имеешь, Крот… Только такой безумец, как ты, мог пойти на это! Думаешь, мало сволочей, которые не прочь поживиться моим богатством? До хера и больше! Но они боятся меня, они знают, что со мной такие штучки не проходят… Твоя беда в том, что ты до сих пор не осознал, кто я такой. Ты все еще живешь вчерашним днем! — Наливайко раздраженно хлопнул ладонями по коленям. — Где золото?
— Не скажу… — Виктор нагло посмотрел Роману в глаза. — Можешь меня избить до полусмерти, можешь пытать… Все равно не скажу…
— Рано или поздно я сам найду.
— Ничего у тебя не получится! — нервно захохотал Виктор. — Кишка тонка! А меня скоро выпустят, потому как по закону не имеют права задерживать дольше двух дней без предъявления обвинения! А обвинение мне не предъявят! Доказательств нет!
— А зачем? Учителя ты кокнул. На топоре твои отпечатки. Карапуз это умеет состряпать. Не отдашь золото — все равно в тюрягу угодишь. — Наливайко встал. — Ты допустил непростительную ошибку в своей жизни. Отныне я твой враг.
— Понюхай возле жопы, Ромик, — с ехидством ответил Виктор.
— С удовольствием… — Наливайко ласково потрепал Крота по щеке. — Но не сейчас, а чуточку попозже. Когда ты обосрешься от страха… Я дарю тебе все, что ты у меня украл, но вряд ли ты когда-нибудь воспользуешься этим подарком. Прощай, мальчик… Ты так ничего и не понял…
Виктор потерял счет времени. В его одиночной камере всегда стоял полумрак — окна были намертво забиты железными ставнями-намордниками. Сколько его уже держат? День? Два? Или несколько часов, — судя по тому, что ни разу не кормили? Желудок сводило от голода, неимоверно хотелось спать.
Парень свернулся калачиком на жестком топчане, положил голову на скрещенные руки и вскоре оказался в странном состоянии полусна-полуреальности. Он слышал, как скрипнула дверь, как кто-то, всхлипывая, зашел в камеру, как этот кто-то окликнул его…
— Витька… Ты здесь?..
Голос знакомый… Родной… Похож на отцовский, только без хрипотцы… А интонации те же…
И тут Виктора словно кипятком ошпарило. Он резко открыл глаза и сквозь пелену дремоты разглядел маленькое, сгорбленное существо, которое сидело в странной, неуклюжей позе у стены. Существо плакало, прижимая перебитую руку к груди. На его опухшем личике застыла страдальческая гримаса…
— Вадька… — Только сейчас Виктор осознал, что перед ним… родной брат. Он порывисто метнулся к нему, хотел обнять, но Вадим, застонав от боли, отстранился.
— Не надо… — сказал он, скривив окровавленные губы. — Не надо… Кажется, они мне руку сломали…
— Кто — они?
— Они хотели, чтобы я признался… в краже каких-то драгоценностей… И в убийстве Боброва… Боброва убили! Николая Ивановича! Боже мой, что делается!..