– Нельзя так про маму говорить! – возмутился младший брат и, обратившись к Андрею, спросил: – Правильно?
– Правильно! – улыбнулся Андрей и погладил брата по голове.
– У нас в садике один мальчик тоже гриппом заболел, и, пока ждали родителей, воспитательница сказала, чтобы мы к нему не подходили, потому что он заразный. Воспитательница ведь не может обманывать? Скажи, Андрей! Она правду сказала?
– Правду, – подтвердил старший брат, – но воспетка твоя… глупая женщина.
– Почему? – надула губы Ксюша.
– Потому что можно было и по-другому сказать. Нельзя так о людях говорить.
– А как по-другому? – удивлённо спросила Ксюша.
– Да вот сам думаю, как, – усмехнулся Андрей. – Например, как-нибудь… ну…
На ум как назло не приходило никакого синонима. А тут ещё сестра жужжала на ухо:
– Вот видишь! – она развела руками. – Другого-то слова и нет!
– Есть и другое, – Андрей тёр ладонью лоб. – Вот! Вспомнил: инфекционный.
– Ифинци… инфкиц… да ну его, – попытавшись повторить мудрёное слово, махнул рукой Кирилл.
– А ну ещё раз скажи, – потребовала Ксюша.
– От слова «инфекция», – сказал Андрей. То есть инфекционный больной.
– Значит, мама у нас ин-фек-ци-он-ная больная! – выговаривая чётко каждый слог, заключила Ксюша.
– Да, точно! – подтвердил Андрей.
– А теперь, братик, извинись! – потребовала сестра.
– За что? – вздёрнул брови Неверов.
– За то, что ты назвал нашу Татьяну Викторовну дурой.
– А зачем она обозвала пацана заразным? – возразил Андрей.
– Значит, она не знала, что можно сказать «инфици…» «инцифи…» ну, как его там, – Ксюша от досады даже скрипнула зубами, – другим словом.
– Она воспитательница, должна знать, – сказал Андрей, – ну ладно, прости меня, Ксюша, я погорячился.
– Хорошо, – кивнула сестра, – прощаю.
– Андрей, а я знаю дядю Вову! – шёпотом заявил Кирилл.
– Какого дядю Вову? – не сразу сообразил Андрей.
– Ну, который сейчас у мамы там сидит!
– И я знаю! – сказала Ксюша. – Он работает вместе с нашей мамой.
– Не работает, а командует нашей мамой, – поправил Кирилл.
– Ничего он не командует, – возразила Ксюша.
– Командует-командует! – настоял на своём Кирилл. – Мама сама сказала, что это её начальник. Понимаешь? А начальники всегда командуют…
Андрей наблюдал за своими «мелкими», как он их ласково называл, и про себя думал: «А от этих разведчиков ничего не скроешь, они знают всё! Рассуждают наивно, по-детски, но подчас выражают свои мысли точнее и чётче многих взрослых. Ну, вот кто из взрослых так может сказать: «Начальники всегда командуют»? Никто так не выразится. А ребёнок сказал как отрезал…»
– Андрей, – в дверном проёме появился Владимир Константинович, – подойди, мама зовёт!
Сын подошёл к матери, сел на стул возле кровати и взял маму за руку.
– Сынок, Владимир Константинович минут через тридцать-сорок вернётся, привезёт мне варенья. Вот никак не могу отговорить. Ты пока ребят уложи спать. Справишься? Только ко мне их не заводи, не дай бог, ещё заразу подхватят.
«Ну вот! – мысленно усмехнулся Андрей. – Читал-читал «мелким» лекцию, а мама всё опровергла».
– Не переживай, мам, – успокоил сын, – всё будет хорошо. Что мне, в первый раз, что ли? Ты лежи, пей свои лекарства, ни о чём не думай.
– Спасибо, Андрюшенька, – вздохнула мама, – что бы я без тебя делала?
Глава 9
Одни люди заболевают, другие – выздоравливают. Настя вернулась после болезни другой – даже жесты изменились, стали какими-то плавными. Взгляд грустный, голос тихий, и сама она вся стала тихой и незаметной.
Андрей старался не смотреть в её сторону. Но разве можно исключить это полностью, когда учишься с человеком в одном классе?
В первый же день случилось маленькое происшествие. Учитель истории Алексей Алексеевич Веничкин рассказывал ученикам о новой версии развития цивилизации. Нужно отдать должное, делал он это всегда увлекательно и интересно. Класс слушал его с открытым ртом.
– Что же делать современному историку, если событийных фактов, затрагивающих древнейшую русскую историю и предысторию в «Повести временных лет», практически нет? – прохаживался по аудитории учитель. – Доктор философских наук, исследователь русской истории Валерий Дёмин предлагает не отчаиваться и обратиться к фактам совершенно другого рода – лингвистическим, зафиксированным в русской словесности. Слово – это самый надёжный, самый глубокий и самый яркий источник исторической информации…
Заметив отрешённый взгляд ученицы, Веничкин окликнул Настю, но та не расслышала его и продолжала смотреть в одну точку. Учитель громко на всю аудиторию произнёс:
– Эй, Широкова, не наотдыхалась? Раз пришла в школу, работай. Не хочешь работать, иди болей дальше. Ворон дома будешь считать!
Класс рассмеялся. А кто-то из девчонок выкрикнул: «Да она сама ворона, только белая!»
– А может, зелёная? – подхватил шутку Веничкин, и все стали шумно и весело обсуждать высказывание учителя.
Неверов неожиданно выкрикнул с места:
– Алексей Алексеевич, а вы не хотите извиниться перед девушкой?
Класс мгновенно утих, все посмотрели на Андрея, затем на учителя. Веничкин заметно растерялся – он просто не ожидал такого поворота.
– За что? – наконец-то, придя в себя, удивлённо спросил Веничкин.
– За то, что обозвали её! – процедил Неверов.
– А вам не кажется, молодой человек, – усмехнулся учитель, – что вы много на себя берёте?
– Во-первых, не кажется, – Андрей встал из-за стола, – а во-вторых, я вам не молодой человек, у меня есть имя и фамилия. Если вы забыли их, я могу напомнить.
– Как вы со мной разговариваете? Почему вы мне хамите? – Веничкин перешёл на крик. – Как вы смеете? Я… да я…
– Алексей Алексеевич, – перебив учителя, язвительно произнёс Неверов, – здесь около тридцати человек, и вряд ли кто-то подтвердит ваши слова о хамстве. Я просто прошу вас извиниться перед ученицей.
– Не вижу повода, – отрезал Веничкин. – Сядьте на место, поговорим после урока.
– Хорошо, я подожду. – Неверов не стал продолжать спор и сел за стол.
После урока, оставшись наедине с Неверовым, Веничкин пытался перевести разговор в шутку:
– Ну, ты чего, Андрей, разошёлся? Широкова твоя девушка?
– Нет.
– А что же ты так себя ведёшь? – удивился Веничкин.
– А по-вашему, нужно заступаться только за своих девушек, оскорбления других можно не замечать? – усмехнулся Андрей.
– Нет, но всё же как-то странно получилось. По-моему, сама Широкова даже не обиделась, а ты полез в бутылку. Ты заметил, она сидела и улыбалась?
– Вы будете настаивать, что поступили правильно? – спросил Неверов.
– Ну, возможно, переборщил, – вдруг согласился учитель. – Бывает, иногда срываемся, то есть я хочу сказать…
– Вам нужно извиниться перед Широковой, – перебил Андрей, – и конфликт будет исчерпан. Ничего личного, Алексей Алексеевич.
– Хорошо, – согласился учитель. – Мне это не трудно сделать, тем более, я должен показывать пример, что свои ошибки нужно признавать.
– Спасибо, – сказал Неверов и вышел из класса.
В коридоре к Андрею подошла Настя и, глядя ему в глаза, тихо сказала:
– Спасибо, Андрей, что заступился за меня. Так приятно.
– Я не за тебя заступился, на твоём месте могла быть любая другая девчонка, – сказал Неверов и, резко отвернувшись, зашагал по коридору.
Настю многие одноклассницы действительно называли белой вороной. Больше всех возмущалась Тоня Самсонова, заядлая двоечница, но при этом большая модница.
– Я не понимаю эту Широкову, – закатывая глаза, говорила подружкам Тоня, – предки её на «Мерседесе» ездят, а дочка ходит в школу с какой-то потёртой сумкой.
– А туфли её ты видела? – вторила другая модница.
– А-ха-ха! Это ва-а-аще прикол! – Наверное, бабушкины лодочки донашивает.
– Я бы и слова не сказала, – подключилась третья собеседница, – если бы Широкова была из бедной семьи, но ведь все знают, что папа у неё крутой бизнесмен. Как можно так за дочерью не следить…
– Родители тут ни при чём, – вступила в разговор ещё одна девчонка, – Настя просто сама не гоняется за всеми этим модными штучками.
– Да ладно, – фыркнула Тоня Самсонова. – Ты хочешь сказать, если ей купят сумочку от «Шанель» или туфли от «Джимми Чу», она откажется?
– Думаю, что не откажется, но…
– Ну, вот видишь! Нужно быть полной идиоткой, чтобы отказаться от таких брендов…
– Дело вовсе не в брендах, – настаивала на своём девушка, – есть люди, которые не обращают внимания на лейблы.
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? – наигранно рассмеялась Тоня, остальные девчонки захихикали.
– Если честно, не верю, – согласилась девушка, – но вот Широкова такая. Я, кстати, как-то говорила с ней на эту тему, но она даже не любит об этом рассуждать. Говорит, что главное – красота души.
– Ой, как я не люблю эту демагогию, – скривилась Самсонова, – послушаешь, такую ахинею несут. То нужно думать о духовной красоте, то какие-то там чувства. Тьфу! Девчонки, ну, согласитесь, а ведь всё сводится к деньгам. Или я не права?
– Мне кажется, права! – согласилась одна из собеседниц.
– Почему «кажется»? – хмыкнула Тоня. – Так оно и есть. Смотрите сами: без денег ты одеться не сможешь. Так? Поесть вкусно не сможешь. Так? Даже в школу не сможешь ходить.
– А в школу-то почему не сможешь ходить? – удивлённо спросила одна из девчонок.
– Ну ты чего, Алёна? Голая, что ли, в школу придёшь или целый день голодная будешь тут сидеть? Я же говорю, ни одеться, ни поесть. А ещё сумку нужно купить, тетради, ручки. Как можно прожить без денег? Слушаешь этих романтиков и удивляешься: «Не в деньгах счастье!» А в чём же ещё?
– Говорят, в их количестве! – подсказала одна из собеседниц.
– Вот именно, – подтвердила Тоня. – Девчонки, а вот что бы вы купили, если бы вам вдруг кто-то подарил миллион баксов?