ВАСЯ. Дурак! У него кости видны, скелетон, блин. Ковидный! Морду прикрой!
РУДОЛЬФ(громогласно). Заткнулись!
Все замолкают. Нос Рудольфа вспыхивает.
РУДОЛЬФ(отвернув морду). Отчитывайтесь. Подарочный вес.
ДАВИД. Шестьдесят одна тысяча восемьсот сорок три тонны.
РУДОЛЬФ. Плохо. В том году было шестьдесят пять. Причина?
ПЕТЯ. Так дети с родителями весь год. (Заговорщически.) Мне пацаны с нарты говорили, у них одна хозяйская малявка, короче, отыскала щенка хаски, взяла за оба уха и ка-а-ак…
РУДОЛЬФ. Хватит. Василий, отчетное время полета.
ВАСЯ. Часов семь.
РУДОЛЬФ. Точнее, Василий.
ВАСЯ. Ну шесть-семь… (Пауза.) Да не знаю, чего прикопался!
АРТЮР(самоуверенно). Шесть часов сорок три минуты и двадцать секунд. (Тише, заметив, что его все слушают.) Плюс-минус.
ВАСЯ. Молчи, задохлик.
АРТЮР. От задохлика слышу!
ВАСЯ. Сукин…
РУДОЛЬФ. Хватит! Артур, хорошо.
АРТЮР. Я Артюр, дядя Рудик!
РУДОЛЬФ(грозно). У меня в упряжке ты будешь Артуром. Так назвал тебя отец.
АРТЮР. Но…
РУДОЛЬФ. Разговор закончен. (Нежнее.) Дарья… Как ваше копыто? Восстановилось?
КОСУЛЯ ДАША. Так как же, конечно. Вот только наступать не очень пока комфортно, это вот правда, что не очень комфортно, но так-то восстановилось, конечно. Я ведь когда упала, ну вы помните…
РУДОЛЬФ (басом, с придыханием). Помню…
КОСУЛЯ ДАША. Я ведь тогда не совсем даже на копыто, я же спотыкнулась и еще хвостом смягчила, так вот мне сказали, что если бы не хвост, то все, без копыта бы была, представляете? Бескопытная! (Заливается высоким противным смехом.)
ДАВИД. Простите, я просто в первый раз — вы давно уже в упряжке, да?
КОСУЛЯ ДАША. Ох, ну что ты, только два года, но мне и самой немного, так что даже и не только, а целых два года, да, два года! Год весь на лугу, у себя, ну там, где живу, я животное свободное, гуляю где хочу, а зимой пообщаться сюда еду, сплетни всякие порассказывать, а то скучно одной весь год, одной да одной.
ДАВИД. Ага… (К Васе и Пете.) А вы?
ВАСЯ. Каждый год с Петрухой ездим.
ПЕТЯ(кивает). Ездим. Как штыки.
ВАСЯ. Обоюдоострые, блин.
ДАВИД. А сами откуда?
ПЕТЯ. Сибиряки мы, тягловые. С одного села. Живем вот как сейчас в упряжи, рядом, а видимся только здесь, раз в год, сечешь?
ДАВИД. Отчего же?
ПЕТЯ. А смены разные. Мы же грузы всякие возим, только он ночью, а я с утра. Не пересекаемся.
ВАСЯ(кивая). Вообще, блин, нет.
ПЕТЯ. Только вот здесь базарим, да. Тут, знаешь, и подзаработать получается, а работа ведь несложная. Вес большой, конечно, зато и деньги хорошие, к тому же там, ну… Дело, в общем, хорошее. И деньги тоже.
ВАСЯ. Деньги да-а-а…
ПЕТЯ. Зато Вася вон скоро вольным оленем станет!
ДАВИД(удивленно). Неужели?
ПЕТЯ(кивая). Ну. Это ж ведь труд какой, ты не представляешь, с утра до ночи горбатиться. Мы-то давно уже уйти пытаемся, только они все отмалчивались раньше. И тут, нате-здасьте, как снег на голову: Васе в марте говорят…
ВАСЯ(строго). Завали, блин.
ПЕТЯ. Я ж рассказать только.
ВАСЯ(направив рога на Петю). Ты че, с первого раза не всекаешь? Объяснить?
ПЕТЯ(отшатнувшись). Да молчу я, молчу…
Долгая пауза.
ДАВИД. Артюр, а мне почему-то кажется, что вы натура артистическая. Вот я на вас смотрю и думаю: вы либо художник, либо поэт. Ошибаюсь?
АРТЮР(удивленно). Как вы догадались?
ДАВИД. Художник?
АРТЮР. Поэт.
ДАВИД. Это у вас в глазах. Лирическое такое, знаете… Прочтете что-нибудь?
АРТЮР(строго). Вам не понравится.
ДАВИД. Вы знаете, в Китае, откуда я родом, я читал столько плохих трехстиший, что, уверяю вас, наихудшие строки для меня уже позади. Не стесняйтесь.
АРТЮР. Ну хорошо. (Подумав, откашливаясь.) Судьбоносное:
Тяжела доля оленья:
Нет ни дома, ни двора.
Только пепел да поленья —
Такова его судьба.
Молчание, все смотрят на Артюра. Мужик вдалеке падает и начинает делать снежного ангела. Вася принимается хохотать.
АРТЮР(обиженно). Не всем дано понимать стихи.
ДАВИД. А по-моему, очень точно! Особенно про пепел, замечательный образ. Вот у меня дома…
ВАСЯ. Задохлик!
РУДОЛЬФ. Еще слово — и вылетишь из упряжки.
Молчание. Олени переглядываются.
РУДОЛЬФ. Он мой племянник. Его отец просил показать Артуру…
АРТЮР(тихо). Я Артюр.
РУДОЛЬФ(не обращая внимания). Просил показать, что такое настоящая жизнь северного оленя. Так что если я услышу еще хоть одну реплику в его адрес — полетите отсюда.
КОСУЛЯ ДАША(часто моргая). Что, и я полечу?
РУДОЛЬФ(смягчаясь). К вам у меня будет отдельный разговор…
Нос Рудольфа багровеет, он замечает это и отворачивается.
АРТЮР. Ну хорошо, Давид, а откуда вы родом? Я похожих на вас оленей еще не видел.
ПЕТЯ. Видок у тебя, конечно, да. Ниче такой.
ДАВИД. Это долгая история, друзья. Представьте себе, я из вымирающего вида. Да-да, вымирающего!..
Мужик бьет себя топором по руке. Взвывает.
ДАВИД. Я вырос в Китае, в заповеднике. Меня растили под бесконечным присмотром, с походами по клиникам, с едой, приготовленной людьми…
ВАСЯ. Подфартило.
ДАВИД. Если бы так! Всю жизнь я мечтал о свободе. И вот, улучив момент, сбежал из своей темницы и направил копыта сюда. Я многое слышал о вашей упряжке и решил, что лучше места для оленя мне не отыскать.
Молчание. Артюр снова чихает, но на этот раз от него никто не отшатывается. Потом Артюр чихает второй раз, третий. На четвертый Вася не выдерживает.
ВАСЯ. Да захлопни уже хлеборезку!
АРТЮР(визгливо). Сам закрой!
Вася пытается вырваться из упряжки и толкнуть Артюра, но Рудольф с силой бьет по нему задним копытом. Вася отшатывается.
РУДОЛЬФ. Остыл!
КОСУЛЯ ДАША. Вы скажите лучше, как год у кого прошел, ну этот в смысле, который кончается сейчас. Вот у меня прекрасно, я и скакала, и прыгала, и однажды грибов столько нашла, что потом уйти никуда не могла, а потом ушла, а там браконьер был, но я убежала и еще плюнула ему в сумку, когда убегала.
ДАВИД. А как вы плюнули?
КОСУЛЯ ДАША(в замешательстве). Так слюной.
ДАВИД. Ну вы ведь от него убегали. А сумка не с ним была?
КОСУЛЯ ДАША. С ним.
ДАВИД. А как тогда плюнули?
КОСУЛЯ ДАША. Слюной.
Пауза.
ПЕТЯ. Вот у меня год отвратный был.
ДАВИД. Почему же?
ПЕТЯ. Вася подтвердит. Ну не то что отвратный прям. Как обычно, короче. Тащим по полдня, а потом спим по полдня. Ладно бы еще бабы были — так какое там, одна на все село.
ВАСЯ. Слепая, блин.
ПЕТЯ(на выдохе). Слепая.
ДАВИД. То есть плодиться не с кем?
ПЕТЯ. Да ладно плодиться, ну просто как-то…
ВАСЯ. Скучно.
ПЕТЯ. Во. Скучно.
ДАВИД. Так не случилось же ничего плохого?
ВАСЯ. Каждый день, как батраки, блин, возим эти банки сраные. И людей с банками. А я… (Мечтательно.) Я иногда представляю, что у меня свой луг есть. Ну, небольшой такой луг, но свой. Людей там никаких, ну ни одного вообще, и упряжек нет, и саней. А зато мох, бобы всякие, грибы вот в избытке. Сколько хочешь. И солнышко. А то у нас муть серая на небе все время. Задрало.
ПЕТЯ(кивает). Задрало.
ВАСЯ. Главное, так, сука, каждый год… Я ведь и не жил толком. Ну, сам то есть, для себя. Каждый год с Петей идем просить об увольнении, а им хоть бы черт. Только в том году… (Робко.) В начале года, короче, сказали, что отпустят, если год отхожу. В ноябре отпустить обещали.
Пауза.
ДАВИД. И ничего?
ВАСЯ (хмуро, в себя). Жду еще.
ДАВИД. Уже ведь конец декабря! Так они вам отказали?
ВАСЯ(грубо). Сказал, блин, что жду еще. Молчат, значит. (Примирительно.) Че их трогать. Передумают еще…
АРТЮР(вдохновенно). Василий, ты когда говорил про свой луг, про людей — ты говорил, как настоящий поэт! Ты не пробовал писать стихи? Мне кажется, у тебя бы прекрасно вышло!
ВАСЯ. Иди лесом.
Молчание. Ветер усиливается, мужик скидывает куртку и начинает делать перед елкой разминку. Артюр набирается смелости и тихо, озираясь на Рудольфа, заговаривает.
АРТЮР. А я всегда мечтал писать стихи. Знаю, что смешно, но ведь так хочется! Иногда вот смотришь на ветер и думаешь: не ветер это, а порыв. Ну, прекрасный. А потом глядишь на брата своего, на оленя северного, и понимаешь: какой олень, дурак, это же гордый зверь!
КОСУЛЯ ДАША. Да-да, а иногда смотришь на снег зимой, а под ним лишайничек… (Пауза.) Вкусный…
Пауза.
РУДОЛЬФ. Задерживается старик наш.
ПЕТЯ. Так небось письма разгребает. В этот год раза в три больше прислали.
ДАВИД. А что просят?
ПЕТЯ. Я почем знаю. Но, видать, не подарки, раз мешок легкий.
Пауза.
ВАСЯ. Снега тоже, блин, никакого.