КОСУЛЯ ДАША. Так это же глобальное потепление, что снега нет — так и надо! Люди по домам сидели, заводы стояли, вот природа и выздоравливает: как копыто мое, так и природа выздоравливает.
ДАВИД. Наоборот ведь должно быть.
КОСУЛЯ ДАША. Нет-нет, копыто в порядке.
Пауза.
РУДОЛЬФ(собравшись с силами, его нос постепенно краснеет). Дарья, мне нужно с вами поговорить. Давайте отойдем на минутку.
КОСУЛЯ ДАША. Давай, чего же нет-то.
Рудольф высвобождается из упряжки, помогает освободиться косуле Даше и уходит за сцену. Петя и Вася многозначительно переглядываются. Мужик снова падает в снег и засыпает.
ДАВИД. Артюр, а позвольте поинтересоваться. Что за тайна скрывается за вашим именем?
АРТЮР(негромко). Рембо.
ДАВИД. Прошу прощения?
АРТЮР. Артюр Рембо. Великий поэт. Папа назвал меня Артуром, в честь деда, а мне это имя никогда не нравилось. И я решил, что буду Артюром.
ДАВИД. Как интересно. А как ваш год? Удался? Многое успели написать?
АРТЮР. Да много, только я все сжег. (Заметив недоуменный взгляд Давида, неохотно.) Плохо все было.
ДАВИД. Плохо?
АРТЮР. Мне кажется… Мне кажется, чтобы написать хорошие стихи, нужно жить в хорошее время. Ну то есть не в хорошее… В интересное. А сейчас все это так уныло. Тоскливо очень.
ВАСЯ(злобно). Родился с серебряной ложкой во рту и жалуешься. Нытик, блин.
ПЕТЯ. Нормально говорит. Продолжай, малой.
АРТЮР(медленно, постепенно распаляясь). Я вот на днях подумал, попытался вспомнить, что за год-то произошло… И знаете, что понял? Все ведь ругаются: такой год, сякой год, столько плохого успело случиться, хуже не бывает. Послушаешь — прямо конец света. А я вдруг понял, что не конец света, совсем не конец света — в том-то и трагедия! В том-то трагедия, что не плохой был год, а мелкий, словно… Ну словно пыль. Дядя Рудик на днях папе сказал, я случайно услышал: не год это, а глыба, и придавило, говорит, меня этим годом, словно глыбой…
Вася отворачивается от оленей, смотрит на мужика. Тот просыпается и снова начинает рубить елку.
АРТЮР(с неожиданным воодушевлением). А совсем ведь не как глыба! Даже наоборот! Как будто глыба эта стояла и стояла, многие годы стояла, и ее все эти годы сверху ветер обдувал, а снизу море подтачивало. Ну словно весь мир был против этой глыбы, вся природа. А глыба держалась, хотя все хрупче и хрупче становилась. И все думали, что придет день — и обвалится. И придавит. Всю землю придавит, море течь перестанет, штиль установится вечный. А она… (Чихает.) Она просто рассыпалась! Пылью стала. И никто даже не заметил! А ветер как дул, так и дует, только разносит он теперь эти пылинки крошечные, глыбу эту… И весь этот год — он словно за завесой этой пыльной. Оборачиваешься назад, а там сплошная пелена. Пыльная и старая.
Вася начинает подрагивать, словно у него нервный тик. Никто не обращает на него внимания, все внимательно слушают Артюра.
АРТЮР. Ничего нового! Без ужасов, без криков. Но это ведь хуже всего! Столько лет все тянули резину, и единственное, что поддерживало, — это понимание: лопнет! Рано или поздно, может через десять лет, а если повезет, то и раньше, лопнет, громко, с помпой — и, может, даже унесет с собой тех, кто тянул ее, так ведь тем более: какое событие без жертвы! А оказалось — не лопнула. Просто рассыпалась, облепила ветер и стала самим воздухом. И мы дышим резиной. А хочется дышать свежим воздухом! Просто в этом году все как будто поняли, что ничего нового уже не будет; больше того, что само это ожидание, многолетнее напрасное ожидание, нежелание действовать, ежегодная надежда на новый год — она в итоге привела к тому, что вся наша жизнь — это сплошные мечты. Мы ничего не делаем! Мы только ждем! И дышим старым воздухом! Пылью дышим! Вместо того, чтобы убежать, сорваться с места, лопнуть самим наконец эту резину!
Вася срывает с себя упряжку и бьет Артюра копытом. Тот падает, отшатывается к Давиду. Сам Давид испуганно вжимается в сани. Петя пытается освободиться, чтобы помочь Артюру, но запутывается в упряжке.
ВАСЯ(исступленно). Пыль, говоришь? Резина? Ты, блин, зачморыш херов, ты знаешь, что такое тянуть? Ты хоть раз водил сани? Грузы возил? Я всю жизнь к херам угробил на это, а ты еще ноешь? Я каждый, блин, год сюда прихожу, думаешь, чтобы сопли эти слушать? Я уже отмудохал свое! Год мне дали, ты, сука! Я ночью выхожу, ночью прихожу, каждый херов день, я, сука, ни разу в жизни бабу не имел, я кроме работы не видел ничего, а ты еще жалуешься? Да я тебя убью к херам! Не нравится, блин? Да? Убью!
Вася наступает на Артюра и уже готовится ударить его, как вдруг подбегает Рудольф и валит Васю на землю. Он исступленно бьет Васю рогами. Его нос горит рубиновым цветом. В стороне в ужасе глядит на Рудольфа косуля Даша. Артюр приподнимается с земли и встает на одно копыто. Рудольф продолжает отчаянно бить Васю, пока вся сцена не заливается кровью, и куски оленьего мяса не падают под ноги зрителям в партере. Вдруг слышится треск дерева — елка валится и с грохотом падает на мужика. Рудольф замирает, оборачивается на елку, вслед за ним оборачиваются остальные олени. Начинает идти снег. Молчание.
КОСУЛЯ ДАША(тихо). Поехали, может, мальчики?.. А?
P. S
В комнате три на пять поздним вечером на стареньком поскрипывающем диване сидят (sic!) двое. Его зовут Ваней, он поэт и очень-очень умный мальчик. Ее — Беатриче, она пианистка из Вены и Ванина муза. Они обнимают друг друга за плечи. Комната небольшая, но уютная, слева пристроилось пианино, справа — рабочий стол; освещено все люстрой, не слишком яркой — как раз, чтобы возлюбленные видели друг друга.
Да, Ваня с Беатриче любят друг друга. Любят давно, сильно и преданно, любят так, как любят в рыцарских романах. Всё на свете им по плечу, а горы кажутся холмиками, когда они рядом. И хотя в мире неспокойно: война, болезни, разорванные связи, безденежье, отсутствие понимания между самыми близкими людьми, — Ваня и Беатриче все это переживут.
Почему? Они тоже люди, в их жилах течет та же кровь. Их трогают болезни, они живут во время войны и думают о ней каждый божий день. Они не могут видеться друг с другом, потому что живут в разных странах. И тем не менее нет людей счастливее Беатриче с Ваней.
Бывает, и они ссорятся. Иногда они не говорят друг с другом по нескольку дней. Злость, ревность, раздражение — все это у них случается. Бывает, им даже не хочется друг друга. Редко, но бывает.
И все-таки они счастливы.
Счастье можно измерить. Это очень просто.
Счастье — это когда останавливается время. Когда близость чувствуется кожей.
Счастье — это когда ссора с любимым страшнее войны.
В издательстве Freedom Letters вышли книги:
Сергей Давыдов
СПРИНГФИЛД
Сергей Давыдов
ПЯТЬ ПЬЕС О СВОБОДЕ
Дмитрий Быков
БОЛЬ-
ШИНСТВО
Демьян Кудрявцев
ЗОНА ПОРАЖЕНИЯ
НЕПОСЛЕДНИЕ СЛОВА
Сборник речей российских политзаключённых
Шаши Мартынова
РЕБЁНКУ ВАСИЛИЮ СНИТСЯ
Shashi Martynova
BASIL THE CHILD DREAMS
Translated by Max Nemtsov
Евгений Клюев
Я ИЗ РОССИИ. ПРОСТИ
Ася Михеева
ГРАНИЦЫ СРЕД
В серии «Слова Украïни» выходят в свет:
Андрій Бульбенко
Марта Кайдановська
СИДИ Й ДИВИСЬ
Andrey Bulbenko
Marta Kaidanovska
JUST SIT AND WATCH
Александр Кабанов
СЫН СНЕГОВИКА
Генрі Лайон Олді
ДВЕРІ В ЗИМУ
Генри Лайон Олди
ДВЕРЬ В ЗИМУ
Сборник современной
украинской поэзии
ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА
Алексей Никитин
ОТ ЛИЦА ОГНЯ
Артём Ляхович
ЛОГОВО ЗМИЕВО
В серии «Как мы дошли до жизни такой» опубликованы
Юлий Дубов
БОЛЬШАЯ ПАЙКА
Первое полное авторское издание
Юлий Дубов
МЕНЬШЕЕ ЗЛО
Послесловие Дмитрия Быкова
Сайт издательства www.freedomletters.org
Телеграм freedomltrs
Инстаграм freedomletterspublishing
Издатель
Георгий Урушадзе
Технический директор
Владимир Харитонов
Редактор
Татьяна Венгерская
Автор стихотворения и фотографии на обложке
Беата Прохорова
Дизайн обложки
Марии Кулагиной
Выпускающий редактор
Людмила Кузнецова
Корректор
Ната Шевченко