– Давайте груз! – гаркнул Горизонтов. – Отойдите от шлюпки! Успеете смотаться! Вон те ящики, что принайтованы на юте, – живо!
– К черту ваш груз, идиот! Здесь уже были русские офицеры! Того и гляди, миноносец подойдет! Спасайте свои шкуры, олухи! – завопил долговязый.
Горизонтов выхватил из-за пазухи «маузер» и прицелился в долговязого. Его примеру последовали Степан, Петр и Алеша. Трое матросов на палубе «Джона Гладстоуна» тоже выхватили пистолеты. Баркас то взлетал выше палубы, то падал вниз.
– Мы не промахнемся! – крикнул Горизонтов и хищно улыбнулся. Он вспомнил, что эта его улыбочка выводила из себя многих матерых бандюг в Гонконге.
Матросы, проклиная по-английски, по-норвежски и еще на каком-то неведомом языке свою злую долю, наглых русских и финские камни, засунули оружие в карманы и взялись за ящики.
Когда стрела опускала восьмой ящик, из ходовой рубки выскочил невероятно лохматый субъект. Он закричал по-русски:
– Рулевой был предатель! Я застрелил его! Здесь ловушка! Уходите быстрей! Мы вот-вот взорвемся! Шлюпки на воду!
Через полчаса, когда баркас уже скользил по спокойной воде под защитой острова, послышался взрыв.
– Похоже, что только нам удалось загрузиться, – печально сказал Горизонтов.
– Не похоже, а точно, – сказал Семен Шило.
Теперь можно было разглядеть его лицо. Оказалось оно почти коричневым, иссеченным морщинами, лицом человека лет пятидесяти.
– Здесь причалим, капитан? – не совсем естественным голосом спросил Семен, показывая на удобную бухточку. Он, видимо, тоже был удивлен при свете дня молодостью Горизонтова и всей команды.
– Нет, пойдем к материку, – жестко сказал Горизонтов. – Надо предупредить товарищей о катастрофе.
– Смотри, капитан! – Семен заглянул ему прямо в глаза, но Горизонтов отвел взгляд. Не смотрели на Семена и другие гребцы, смотрели на ящики прямо перед собой.
Митенька Петунин, когда рассвело, вылез из убежища и устремил взгляд в море. Челюсти его были сжаты, а губы яростно шевелились. Он очень огорчался, что его не взяли на опасное дело, и клялся себе, что при первом же удобном случае обучится плаванию, усовершенствует горизонтовскую джиу-джитсу, подвергнет себя испытанию голодом и вообще станет настоящим Рахметовым.
На горизонте появилась какая-то точка. Уж не возвращается ли баркас Виктора Николаевича? Да что-то они к югу забирают…
Подумав, Митя решил сигнализировать товарищам дымом костра. Он бросился в лес за хворостом и вдруг увидел впереди стремительно бегущего между сосен молодого человека из соседнего анархистского становища. Он хотел было крикнуть анархисту, что появился баркас, но онемел и застыл на месте: навстречу анархисту из густых зарослей орешника выдвинулась конская морда.
Митя упал на землю и затаился. Он успел заметить, что анархист быстро сказал что-то всаднику, махнул рукой в сторону моря, побежал дальше и исчез. Всадник поехал прямо на Митю, и Митя вскоре узнал его: это был Валя Гришанинников, прапорщик из его же, Митиного, трижды проклятого драгунского полка. Да-да, тот самый Валька, известный тем, что ставил зеркало на пол и часами смотрел на свои ноги, а потом ставил зеркало на стол, садился к нему спиной и в маленькое зеркальце часами разглядывал свой затылок. Тот самый Валька, с которым они в прошлом году пошли в Кисловодске в какой-то армянский «кошкин дом» и были там жестоко биты. Вот он, Валька, слепой слуга деспотизма…
– Митька! – ахнул Гришанинников. – Живой! А мы уж думали, что тебя в проруби утопили. В сыскном, что ли, служишь? В тайной?
– Тише, Валя, тише… – трясущимися губами пробормотал Митенька, встал, почистил зачем-то колени и взялся за стремя.
– Видал? Приближаются господа социалисты, – весело проговорил Гришанинников, показывая подбородком на море. – Сейчас они у нас спляшут пляску святого Витта! Это вы своих людишек к ним заслали? Чистая работа!
Он тоже дрожал, но от радостного возбуждения, от предчувствия привычной уже сладости убийства. Митя даже слышал, как тихо стучали его зубы.
– Тише, Валя, тише… – бормотал Митя, глядя на усики, на зелененькие Валькины глаза…
– Как у тебя с бабами сейчас? – спросил Гришанинников. – Я, брат, здесь такую чиновницу подыскал самоварную, хороша…
«Врет, все врет он про чиновницу!» – вспыхнуло в Митиной голове в тот момент, когда он всаживал нож Вальке в живот, под пряжку ремня.
Валька вскинулся и поднял над головой палец, как человек, который что-то припомнил, потом сполз на бок. Митя стащил его на землю, догнал побежавшего было коня, вспрыгнул в седло, взглянул в море.
Баркас уже приближался к каменной косе. Митя отчетливо видел в лодке синюю тужурку любимого своего Виктора Николаевича и так же отчетливо видел затаившийся за валунами полувзвод солдат.
Митя вынесся на пляж, выстрелил из своего «бульдога», помчался к той косе, вопя что есть мочи:
– Засада! Виктор Николаевич! Засада!
Не проскакал он и десятка шагов, как солдаты поднялись из-за валунов с ружьями наперевес. Офицер махал рукой и что-то кричал тем на баркасе, видимо, предлагал сдаться. Из лодки ответили залпом «маузеров». Офицер и двое солдат упали.
Митя видел, как торопливо начали стрелять остальные солдаты, видел он и многочисленные вспышки огня в прибрежных кустах. Видел появившийся над баркасом столб пламени и огненный клубок, взлетевший и пропавший в небе. Он все видел, но ничего не слышал – ни выстрелов, ни криков, ни взрыва патронных ящиков, ни топота копыт, ни своего безумного вопля.
Новая вспышка беспорядков в Баку. Подожжены заводы, склады, прерваны пути сообщения. Татары разгромили промыслы на Биби-Эйбате. Из 117 действующих скважин осталось 77. Местные газеты предсказывают наступление голода.
«СПб. ведомости».
Арест самозванца. В некоторые полицейские участки за последнее время стали поступать заявления, что в Петербурге проживает лицо, которое разъезжает по столице либо в форме лейтенанта русского флота, либо в спортивном костюме и называет себя то лейтенантом Подгурским, то князем Енгалычевым, выпрашивает у разных лиц деньги взаймы и не возвращает денег.
Вскоре полиции стал известен и случай буйства в Озерках, произведенный именующим себя князем Енгалычевым. Лицо это на днях было задержано у фабрики Жорж-Борман. Дознанием установлено, что задержанный – штурман дальнего плавания II разряда Иван Иванович Вирячев.
В настоящее время определенных занятий не имеет. Форму военного лейтенанта надел сам не знает для чего. Самозванец привлечен к уголовной ответственности.
«СПб. ведомости».
Ряд газет публикует список видных ученых, писателей, артистов и общественных деятелей, которые как петербургские граждане лишены избирательного права, не удовлетворяя высоким цензовым требованиям…
Таинственный пароход. В трех милях от Кеми сел на мель пароход. Таможенные досмотрщики на патрульной шлюпке подъехали к пароходу, взошли на борт и выразили желание его осмотреть. Их встретила вооруженная команда, говорящая по-английски. Досмотрщикам предложили или взлететь на воздух, или сейчас же удалиться. Оба досмотрщика были заперты в комнате, где им угрожали револьверами. Спустя час они оставили судно, а через двадцать минут после их удаления раздался взрыв.
Вернувшись к судну, обнаружили, что оно затонуло, а команда скрылась.
К месту взрыва отправлены военные суда. Выловлены ящики с ружьями и штыками швейцарской работы, обнаружены также водонепроницаемые ящики с патронами, всего 120 тысяч патронов. Ружей найдено 5 тысяч штук.
«Финляндская газета».
В Портсмуте заключен мирный договор между Россией и Японией.
IV съезд «Союза освобождения» принял постановление об организации открытой партии конституционалистов-демократов.
Глава VII«Дубинушка» и «Марсельеза»
Красин свернул с Неглинной на Петровские линии. Настроение было ужасное: он знал, он чувствовал, что от этого парохода «пахнет Гороховой улицей»; сколько погибло прекрасных людей, сколько в тюрьме, сколько денег, в конце концов, пошло на дно!
Идущий навстречу ему вальяжного вида человек с собакой перенес поводок из левой руки в правую. Все в порядке – явка чиста.
Красин еще раз оглядел Петровские линии, кусочек импозантного европейского Петербурга посреди разлапистой неряхи Москвы, вошел в чинный подъезд, поднялся по мраморной лестнице на третий этаж, открыл своим ключом резную тяжелую дверь с медной дощечкой «присяжный поверенный Комаровский» и оказался в квартире с крепко настоенным запахом холостого комфортного жилья: сигары, марочные напитки, дорогая мужская парфюмерия; слегка, правда, потягивало и псиной.
Навстречу ему поднялась из кресла Надя.
– Вы? – удивился Красин. – Должен был прийти Черт…
– Черт застрял на товарной станции, – прерывающимся голосом произнесла Надя, прижала руку к груди, кашлянула. – Вот, послали меня…
– Вы не простужены? – Красин прошел в кабинет, обошел огромный адвокатский стол и присел на подоконник. – За здоровьем нужно следить.
«Что он говорит, что он говорит таким неприятным голосом? – панически подумала Надя. – Откуда у него такой неприятный голос?»
– Нет, Леонид Борисович, я здорова. Просто долго молчала и вот закашлялась…
– Вы вообще все больше молчите. Для подпольщицы это изумительное качество, но. – Он вдруг оборвал предложение, просто поставил точку после «но».
«Что «но»? Что это такое?» – у Нади заколотилось сердце.
«Что за нелепые фразы я произношу, – думал Красин. – Откуда эта неловкость? Глупость, глупость… Этого еще не хватало».
– Принесли? – сухо спросил он.
– Да! – Надя открыла сумочку, пробежала, пробежала, пробежала расстояние от кресла до окна, приблизилась и протянула Красину сложенную вчетверо газету. Красин поспешно развернул ее.
Это был первый номер новой газеты «Рабочий», отпечатанной в типографии на Лесной.