– Но что если, Леонид Борисович, в этой группе преобладали меньшевики? Львиная доля денег от нас тогда уплывает, – сказал Кириллов.
– Это нужно все узнать детально, Алексей Михайлович. Так… Известно вам, что Наташа прекрасно сыграла роль Андреевой в нотариальной конторе? Все лебезили и целовали ручки знаменитой актрисе. Вот где зарыт талант! Кстати… Для поездки в Америку Горькому и Андреевой нужны телохранители… У вас есть кандидатуры?
– Есть великолепная – Англичанин Вася, – улыбнулся Кириллов, – но…
– Простите, но он погиб еще в августе? – перебил его Красин.
– Многие видели его в Москве в дни боев, но сейчас он снова пропал. Вы знаете, в доме Бергов была засада. Они выследили… – Кандид запнулся и мучительно покраснел. – Я хотел вам сказать еще прошлый раз…
– Я знаю, – тихо сказал Красин и сел за стол, склонился к каким-то бумагам. – Вы видели ее, Алексей Михайлович, я все знаю… Что с ней?
– Она в больнице под стражей. Доктор Варенцов сказал мне, что есть симптомы душевного расстройства. Она почти не говорила со мной… Правда, рядом жандарм сидел…
На несколько минут в кабинете воцарилось молчание. Красин безотчетно рисовал перед собой какой-то лабиринт. Потом поднял голову.
– Кто захватил Струну и устроил засаду в доме Бергов?
– Подполковник Ехно-Егерн. Я навел о нем справки. Умный и хитрый мерзавец, его недолюбливает непосредственное начальство, но ценят в «сферах»…
Загорелась лампочка телефона. Красин снял трубку, вальяжным барским голосом зарокотал:
– Хэлло! На проводе Красин. Очень, очень рад. Да-да, деталь вполне оправдала себя, это как раз то, что нам нужно для трансформаторов. Я готов оформить с вами заказ сразу на две партии…
Довольный, он повесил трубку и подмигнул Кириллову.
– Это с завода «Парвиайнен». Знаете, что они будут делать для нас? – он вынул из ящика стола и положил перед Кирилловым шестигранную чугунную муфту.
– Это же оболочка для… – воскликнул Кириллов.
Красин молча улыбнулся и спрятал муфту в ящик.
– В деле Струны, Леонид Борисович, провокация исключена, – продолжил прерванный разговор Кириллов. – Жандарм сам напал на след… Но вот засада в Перово и захват нашего оружия был сделан явно по доносу. Есть предположение, что это тифлисский провокатор Арчаков…
– С ним пора кончать, – хмуро произнес Красин. – Вообще, Алексей Михайлович, сейчас нужно тщательно расследовать все наши провалы и вытравить всех клопов… Нужно показать властям и черной сотне, что мы не только живы, но и сильны! Надо проучить черносотенцев, нагнать на них страху. После расправы в Москве они совсем обнаглели… – Красин снова зашагал по кабинету. – Что с Бергами, выяснилось, Алексей Михайлович? – с видимым усилием и волнением спросил он.
– Я боялся вам сказать, – Кириллов тоже встал. – Ужасная история… Лиза погибла на баррикадах, Таня, слава богу, в безопасности, братья схвачены…
– Оба? Николай ведь, кажется…
– Оба, Леонид Борисович…
– С кем из штаба берговской дружины у вас есть связь?
– С Лихаревым.
– А! На этого можно положиться. Передайте ему, что нужно готовить побег Бергов. Нужно спасти их любыми средствами. Мы пришлем людей с Кавказа и из Петербурга… Что касается Струны…
– Я надеюсь выручить Струну легальным путем, – быстро проговорил Кириллов. – Медики помогут.
– Увезите ее куда-нибудь, Алексей Михайлович, – глядя в окно, проговорил Красин. – В Крым… или лучше за границу… – Он сел к столу, повозился в бумагах, сделал какую-то пометку. – Да! Что касается охраны Горького. Попробуйте отыскать Англичанина, пошлем его под начало Буренину. Одного посылать рискованно: парень не без авантюрной жилки…
Поздним вечером Красин возвращался домой пешком. Как это часто бывает в Петербурге, в течение дня разыгралась оттепель, с крыш текло, снег прилипал к подошвам, необоснованно веяло весной. Хорьковая богатая шуба стала тяжелой, как средневековые доспехи.
Он расстегнул шубу и медленно двинулся по Морской, отражаясь в зеркальных окнах банков, медленно выкидывая вперед трость; высокомерно окинул взглядом патруль городовых, сурово взглянул на встречную согбенную фигурку, дрожащую от сырости в пальтеце с бархатным воротничком. В глаза Красину бросились жесткие костяные дужки ушей, подпирающие шляпу, длинный пятнистый нос и глаза, словно молящие о чем-то, чего хозяин их и сам не знал, глаза побитой шелудивой собаки.
Красин поморщился от какого-то неприятного чувства, они разминулись. Целый квартал Красин пытался выбросить из головы этот навязчивый образ. Не шпик ведь? Он появляется, этот тип, этот дрожащий незнакомец, в самые тяжелые дни, когда силы уже на пределе, появляется в разных местах, вроде даже пытается заговорить… да и тот ли это, один ли это человек? В глазах его словно мерцает какой-то робкий вопрос и даже больше – какой-то совсем уже нижайший, предельно тишайший, но настойчивый упрек… или недоумение, мольба о помощи?.. Черт его знает! Тишайший житель громового века. Что вы делаете, господа? Открываете какие-то непонятнейшие электроны, изобретаете устрашающие двигатели, мастерите бомбы, громоздите полезные предметы в немыслимые баррикады… Побойтесь бога, господа… я хочу лишь тишины и спокойствия… я…
Красин вспомнил, как лет десять назад в железнодорожном буфете он прочел рядом с сообщением о войнах, мятежах и научных открытиях объявление многоопытного садовника-пчеловода, явного неудачника в личной жизни и по службе. Он просил лишь места по самой умеренной цене. Томсон проникал в структуру атома, умирал Энгельс, Ленин организовал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»… а он, несчастный, ждал лишь места, и по умеренной цене…
На душе у Красина было тяжело. Он неотвязно думал не только о Наде, о Лизе, о Бергах, но о десятках других товарищей, погибших или арестованных в Москве. Неужели Пресня – это был пик революции и от нее пойдет снижение? Нет, не может этого быть, страна на грани нового подъема. Дума не спасет правительство… этот спасательный круг потонет вместе с царем… Хорошо, что сейчас у нас по вопросу о Думе полное единство. Бойкот! Ленин прав, нужно предстать на Объединительном съезде со своей большевистской платформой.
Любовь Васильевна встретила его в прихожей.
– Тебя ждут, Леонид.
В гостиной стремительно вскочил навстречу ему бледный длинноволосый юноша с горящими глазами. Левая рука его была на черной перевязи.
– Павел Иванович! – воскликнул потрясенный Красин.
– Павел вчера умер в тюрьме, я его брат Николай, меня выпустили, – быстрым и вроде бы бесстрастным голосом заговорил поздний гость. – Я пришел к вам выполнить его последнюю волю. Я знаю, кто вы, он мне доверился. Я никогда…
Красин поднял руку, останавливая, подошел и обнял Николая Берга…
Они говорили больше двух часов. Николай с мельчайшими подробностями по требованию Красина рассказывал о московских делах, о боях на Пресне, о гибели сестры и брата. В конце он вдруг вскочил, здоровой рукой схватил Красина за плечо и заговорил громко и возбужденно.
– Леонид Борисович, я понял, что ошибался. Эту чугунную задницу можно только взорвать! Я решил заменить брата, я ухожу в революцию. Что вы скажете на это?
– Это дело личной совести каждого, – медленно проговорил Красин, внимательно глядя в глаза Николаю.
– Поворота нет. Вы верите мне? Дайте мне задание, любое, сейчас же… Я не могу ждать. Вы понимаете?
– Хорошо, завтра я сведу вас с одним человеком, – сказал Красин, – а теперь спать…
Над одним концом стола в трактире «Тверь» висел портрет государя в полный рост, над другим – поясной портрет великого князя-покровителя. Слева со стены сквозь дымные слои рвался в залу ужаснейший зеленовато-красноватый девятый вал, изображенный с мельчайшими подробностями вплоть до горсточки несчастных моряков, терпящих бедствие. Справа был буфет с граммофоном, над стойкой ниспадали тяжелыми складками национальные стяги.
– Господа мастера и остальные патриоты! Лидий Гурьевич, не хмелей! Господа мастера, Петербургский союз русского народа…
– А ты сам какой нации будешь?
– А?! Щенок! Да ты знаешь, с кем говоришь?
– Господа мастера, налейте воину, ветерану ледяной Шипки, за матушку Россию и государя…
– Господа, по поручению Петербургского союза… заблаговременное выявление крамолы… в ваших цехах и мастерских… с крестом пойдем… пускай крамольников укажут…
– Я, конечно, извиняюсь, но вы сами какой нации будете?
– Да как ты смеешь? Да знаешь…
– А все ж таки из чухны вы будете, господин начальник, из жмуди али мордва болотная?
– Не смей! На кого руку?.. Кием бильярдным духовного вождя своего? Держи его, братцы…
– Православные, плесните полстакана ветерану ледяной Шипки за матушку Русь…
– Отойди, дед! Сейчас тебе тут покажут матушку Русь…
– Вы запомнили адрес, Николай? Повторяю: дом 2 по Второму лучу Царского городка, квартира Савелия Сидорова. Руководитель группы – Божинский, кличка Медведь. Он вас ждет. Там соберутся дружинники.
– Я все понял. Спасибо.
Николай Берг кивнул связному, повернулся и быстро пошел по Владимирскому к Пяти Углам.
Медведь оказался низкорослым молодым человеком с жестко очерченным ртом и высоким лбом. Он оглядел дружинников и весело сказал:
– Боевому центру Невского района поручено совершить нападение на трактир «Тверь», где сегодня имеет место собрание черносотенцев. План очень прост. Ваня Савицкий бросит бомбу в окно бильярдной, Коля Григорьев – в двери. Мы, остальные, будем прикрывать ваше отступление. Проверьте оружие, товарищи.
Николай вынул револьвер, неловко зажал его меж колен.
– У тебя чего рука перевязана? – спросил сидящий рядом рабочий.
Николай промолчал.
– Ты с какого завода? Что-то я тебя не помню…
– Я из Москвы, – сказал Николай. – С берговской обувной фабрики…
– Ого! Братцы, да тут у нас москвич объявился!
– Тихо! – хлопнул ладонью по столу Медведь. – Задание всем ясно?