В зале были обезоружены еще два городовых… и тут же был испорчен телефон. Все 60 служащих, городовые, швейцар и сторож загнаны в угол зала, и к ним было приставлено несколько караульных. Остальные злоумышленники… забрав из кассы 875 000 рублей, удалились, после чего караульщики предложили служащим пройти в комнату кассы и положили у дверей бомбы, объявив, что в случае открытия дверей бомбы взорвутся…
Ворвавшись в банк, жандармы бросились с револьверами и шашками наголо по разным помещениям. Офицер рванул на себя двери кассового зала и увидел целую толпу пугливо сбившихся в кучу господ, устремленные к нему глаза, полные страха и мольбы.
– Что же вы тут сидите, господа? – насмешливо спросил офицер.
– Бомбы! – вдруг вскричал кто-то.
Отлетевшие из-под двери от рывка бомбы теперь свободно катились по паркету в разных направлениях. Одна из них, круглая, приближалась к сверкающим офицерским сапогам. Офицер ударил ее носком сапога, бомба взлетела в воздух, грохнулась на паркет и покатилась к лестнице. Офицер поднял другую плоскую бомбу, прочел надпись «ландрин», открыл и воскликнул:
– Ландрин, господа! Угощайтесь!
…растерянность всех находившихся в банке лиц благодаря неожиданности нападения была так велика, что никто из присутствовавших в зале не может дать точного описания примет грабителей…
Объявлен розыск Мазурина Владимира Владимировича по подозрению в участии в ограблении. Мазурин – бывший студент Московского университета, 20 лет, среднего роста, волосы светлорусые, есть усики, без бороды. Одевался в черное осеннее пальто, на голове черная драповая шапка.
В июне 1904 года привлекался к дознанию при Московском губернском жандармском управлении по делу о тайной типографии с.-р-ов. По агентурным сведениям, в настоящий момент инициатор оппозиции в рядах эсеров, глава «Московской партии». Последняя выступила против решений съезда с.-р., отрицающих аграрный и фабричный террор и экспроприацию частной собственности.
…12 марта поступили определенные агентурные сведения, что ограбление было осуществлено максималистом Мазуриным… принимали участие неизвестные революционеры, прибывшие из Прибалтийского края. Куда девались деньги и куда скрылись грабители, агентура не знает…
В пестрой толпе, что месила мокрый снег возле Петровского пассажа, Илья Лихарев вдруг почувствовал какое-то неудобство, неловкость, как будто за воротником у него набрались после стрижки жесткие волоски. Чувство это, до тонкости известное только опытным подпольщикам, означало: за тобой следят!
Илья прошел через пассаж и вышел на Неглинную, купил пирожок и прислонился к стене, дабы съесть его. Он огляделся и не удержался от облегченного, а пожалуй, даже и радостного вздоха: к нему подходил с чемоданчиком в руках не кто иной, как дважды уже похороненный Англичанин Вася. Раньше Илья недолюбливал Горизонтова, ибо знал прекрасно о чувствах Лизы к нему. Теперь же огромная эта фигура, самоуверенная улыбка и простодушные глаза вызвали у него чуть ли не родственные чувства. После декабря Илья сильно изменился даже внешне. Куда-то пропали его юношеская округлость, прозрачность кожи, которой он так стыдился. Щеки запали, резко выступили скулы, подбородок, в глазах появился ровный холодноватый свет, от которого встречным чинам полиции становилось не по себе. Теперь уже Илья не краснел по пустякам. Вся его жизнь сосредоточилась на деле, на четкой и непреложной, как движение светил, партийной работе. Он старался убежать от мыслей о Лизе, но на рассвете в полусне она всегда появлялась с прежней ее неуверенной улыбкой, манерой посматривать из-за плеча или в последнем своем страшном ожесточении… с винтовкой…
– Я шел за тобой полчаса и определял, нет ли хвоста, – тихо сказал Горизонтов. – Важное дело, Лихарев.
Подозвав извозчика, они отправились на Остоженку, к меблированным комнатам «Париж». В бесконечных извилистых и тусклых коридорах «Парижа», где, как сказал Витя, «один воин может успешно обороняться от целой сотни янычар», на них с хихиканьем посматривали коридорные девушки и половые. Одного из них Виктор остановил и вынул из носа у него цветок.
– Принеси лафиту, – скомандовал Горизонтов половому и пояснил Илье. – Я тут за циркового обретаюсь.
– Ох, Виктор, Виктор… – покачал головой Илья.
В номере Горизонтов открыл чемоданчик, и Лихарев увидел толстые пачки денег, запечатанные бумажными лентами с четырехзначными числами.
– Можешь не считать, – скромно потупился Виктор. – Шестьдесят тысяч как одна копейка. Нужно все это переправить Никитичу.
– Ты участвовал в мазуринском эксе? – еле слышно спросил Илья. – Как же ты посмел с эсерами…
– Забываете III съезд, товарищ, – прогудел обиженно Горизонтов, – а в частности резолюцию о временном боевом соглашении с эсерами.
– Таковые в каждом отдельном случае могут заключаться лишь под контролем Центрального Комитета, – отпарировал Лихарев, закрыл чемоданчик и поставил его на пол. – А ты, Виктор, не согласовал…
– С кем же я мог согласовать? Со своей левой ногой? Ты знаешь, как я попал к этим ребятам? Знаешь?
Горизонтов сбивчиво рассказал об аресте, побеге, негоцианте Пищикове…
– Надо было прежде разыскать комитет и согласовать, – твердил свое Илья.
– Ну вот, хочешь как лучше… – огорчился Горизонтов.
Илья встал, взял чемоданчик и тихо сказал:
– Из-за границы сообщили, что Беленцов снят в пьяном виде с поезда в Цюрихе. При нем обнаружены русские деньги, много денег…
– Сашка! Идиот! – Горизонтов ударил кулаком по ладони.
– Кому известен этот твой адрес?
– Только мазуринцам и Пищикову.
– Немедленно нужно съехать отсюда. Никаких действий без решения комитета.
– Ладно, ладно, – проворчал Горизонтов. – А если подвернется что-нибудь дельное?
– Никаких действий, – жестко сказал Илья. – Тебя искал Никитич, ты был нужен для поездки в Америку…
– Да ну?! – ахнул Горизонтов.
– Теперь уже поздно. Сам виноват. Мы думали, что ты или погиб, или в тюрьме. Запомни явку, Виктор: Божедомка, 7, квартира Ручьева… Будь здоров!
Илья с чемоданчиком покинул «Париж», а Виктор, бормоча что-то о своей несчастливой звезде, начал собирать вещи. Переехать на другую квартиру было для него так же легко, как собраться в баню.
Он шел с саквояжем сквозь мартовские густые юные сумерки и что-то думал об Аляске, о шхуне, о какой-то девушке, имя которой забыл, а может быть, и не знал, и вдруг увидел перед собой знакомое крыльцо с мраморными колоннами, дубовую дверь, чугунную витую решетку сада, и сердце его дрогнуло. Дом Бергов! Здесь его взяли, и он толком ничего не узнал о них! Мазуринцы говорили, что Павел убит, Николай в тюрьме… а что с сестрами? Идиот, он даже не спросил о них у Лихарева! Бездушное тупое животное, эгоист, ведь ты же был влюблен в Лизу! Впрочем, sorry, не в Лизу, а в Надю… Зайти? А вдруг охранка четвертый месяц держит тут своих псов? Какого дьявола, нашел кого бояться – жандармских псин!
Виктор засвистел китобойную свою песенку, дернул дверь и вошел в дом.
Нежилой дух, сырость, запах беды почувствовал он. Мрачно отсвечивали зеркала, перила, статуя у лестницы.
Он поднялся, прошел через гостиную, заглянул зачем-то в камин.
– Эй! Кто-нибудь есть? Эй! Эй!
Голос его раскатился по дому, ответил эхом из какого-то угла и замер. Виктор уже хотел уйти, как вдруг услышал нервное постукиванье каблучков. Оно становилось все живее, вот в полутемный зал скользнула тонкая черная фигурка, замерла и…
– Виктор! Витя! Родной! – Полет по паркету, и руки вокруг шеи, все лицо, уже соленое от слез, и зубки блещут рядом, и худенькие плечи…
– Танюшка!
…Через несколько часов после мученической гибели Шмидта и матросов. В Очакове настроение подавленное, многие плачут, во многих домах траур… Последним видел его адвокат Винберг. Шмидт горько плакал о матросах, повторяя, что крепко надеялся, что их не казнят…
…Известие об утверждении адмиралом Чухниным ужасного приговора и приказ поспешить с исполнением как громом поразило всех в Москве…
«Русь».
Если верить официальным сообщениям, то за год с 9.1.05 по 1.1.06 по всей России было убито и ранено 32 706 человек, в т. ч. убито – 14 654. Из них в Петербурге убито 982, в Москве – 2483.
«Биржевые ведомости».
…И весна 1906 года застает великую империю в виде, в какой не приводили ее ни Мамай, ни печенеги, ни Иваны Грозные, ни «двунадесять языков». Только тюрьмы полны, только тундры заселены!
«Русь».
…Прилично одетый молодой человек, по-видимому, приказчик, присаживается к столу с бюллетенями.
– А кого надо записать сюда?
– Ваших кандидатов.
…К разговаривающим подходит какой-то артельщик и подсовывает пачку бюллетеней.
– Возьмите, тут все уже подготовлено.
– А какой партии? – спрашивает избиратель.
– Правого порядка, – стыдливо шепчет агитатор.
– Нет, мне это не годится, я хочу подать голос за социал-демократов.
– Вы кого же записываете?
– Вестимо, своих: себя самого, шурина, приказчика. Своя рубаха ближе к телу.
– Кого же мне писать, господа хорошие?
– Кого хотите, того и пишите, зависит от вашего желания.
– Нет, позвольте, я сам этого не могу выдумать! Вы здесь посажены, значит, и должны приготовить, за кого голосовать!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Вы с выборов, что ли?
– Да.
– Как там наше дело прошло?
– Вряд ли черносотенцы выиграют.
– Значит, демократы?
– Да.
– А что такое демократ, барин?
«Биржевые ведомости», март 1906 г.
Глава XНеужели нащупали?
Солнце висело уже низко над многоверстным ледовым припаем Финского залива. Лед сверкал розовым огнем. Поблескивали обледенелые, словно покрытые глазурью березы, кое-где пронизывающие темную стену хвойного леса.