Эта категория магов оказалась самой востребованной в церквях — якобы слишком много появилось «одержимых» демонами и злобными духами людей. Сначала священники использовали способности душников тайно, для изгнания нечисти из прихожан, потом приняли их в свои ряды официально. И вот с тех пор жизнь туманников изменилась коренным образом. Сейчас священник с черной перевязью — самый почитаемый, к его мнению прислушиваются даже неверующие. Священники-экзорцисты, давшие клятвы защищать светлые души, помимо прочего, отпускают души к свету, освобождают их от мучительных обязательств в этом мире, которые привязывают и не дают уйти.
Белая вереница остановилась, зазвучала музыка — легкая, трепетная, щемящая, от которой все внутри завибрировало, облегчая тоску и боль. А в музыку вплетались голоса священников. Родственники, друзья и коллеги замерли, устремив взгляды к алтарю, там, где провожали в новый путь погибших.
По завершении первой части таинства группа крепких служек вынесла гробы. Тела внуков захоронят на примыкающем к храму кладбище, такой чести удостаиваются борцы с темными душами.
Далее началась вторая часть службы, тоже значимая и печальная. Из главных врат алтаря выпустили бабочек — невольниц Артура Мерандо. Яркое цветное живое облако, выпорхнув из золотых ворот, сначала устремилось ввысь, к свету, но, словно пойманное в сети, вернулось вниз и облепило стеклянный купол, под которым на подставке из черного камня лежит артефакт «Душник». Свидетели этого горького, печального действа всхлипывали — знали о том, что в бабочках заключены души несчастных жертв маньяка, которые тот использовал даже после смерти.
И только одна бабочка — самая красивая, желто-коричневая, словно солнцем пронизанная, — подлетела к нам с Ясминой. Оторвавшись от наших мужчин и встав плечом к плечу, мы вытянули руки. Коснувшись крылышками наших пальцев, она полетела прощаться с другими.
Из тени темным изваянием выступил Тадеуш Мончик, неуверенно подошел ближе и замер. В его глазах отражались скорбь, боль, сожаление. Сора мечтала о любви этого мужчины, долго шла к ней и получила, когда ничего уже не исправить. По его бледному лицу текли слезы. Он поднял руку, потянулся к бабочке, но она, несколько раз плавно взмахнув крылышками, опустились прямо ему на нос, словно хотела приласкать лицо любимого. Так он и простоял с минуту, и никто не посмел нарушить прощание ни словом, ни действием. Затем душа — средоточие любви и света — вспорхнула вверх и полетела к алтарю, где свершится освобождение светом.
Несколько священников с черными перевязями окружили купол с бабочками и, вытянув над ним руки, начали ритуал. Сора порхала над куполом, и свет, испускаемый ладонями магов, в первую очередь накрыл ее, а после — остальных мучениц. Через мгновение мы увидели воздушное очертание чистой светлой души, которая, махнув на прощание рукой, устремилась ввысь, к свету. Вслед за ней каждая бабочка теряла крылья, и душа, обретая свободу, взлетала. Все, кроме одной — черной души маньяка. Ей не позволят покинуть бренный мир.
После службы мы проводили опустошенного Мончика, беззвучно рыдавшего, закрыв лицо ладонями, до парковки, и сами отправились домой. Доминик вернулся в храм. Мы с Ясминой догадывались, зачем. Точнее, любопытная менталистка подслушала: артефакт с душой Мерандо после ритуала освобождения должны передать на хранение. По крайней мере, так значится в официальных документах, в реальности же Любителя Красного ждет законная кара. Шелоны не злопамятные, просто память у них отличная, и обид они не прощают. А обещания всегда исполняют. Так что Артур Мерандо, как ему и обещал Дашкан, позавидует мертвым. Буквально захлебываться будет своей завистью долгие, долгие годы. Даже после смерти будет мучиться еще очень-очень долго. Доминик с другими, не менее ответственными товарищами за этим проследят лично.
Ковер из зеленой травы в саду Доминика мягко пружинит под ногами, одуряюще пахнет летом и солнцем. Я остановилась у стола, где, кажется, давно, а на самом деле несколько недель назад сидела веселая компания друзей Доминика. Тогда было так светло, радостно и невероятно легко на душе. «Как же все изменилось за столь короткое время, что будет дальше?» — задумалась я, глядя на соседний дом. Да, он принадлежит мне, но туда я больше никогда не вернусь. Нет, только не я. Слишком тяжкие воспоминания, а тонкие, уже заживающие полосы, которые добавились на моем теле, не скоро дадут забыть о Любителе Красного и о том, что он сотворил в моем уютном когда-то жилье.
Происходившее в доме-ловушке после трагически завершившейся операции по задержанию серийного убийцы я помню смутно. Мы с Ясминой плакали и разговаривали с Сорой-бабочкой, сидевшей на наших сцепленных руках. А вокруг было полным-полно прибывших на место происшествия следователей и криминалистов, экзорцистов и медиумов, собиравших неприкаянные души-бабочки. Сору забрали вместе с остальными, а нас с подругой, обессиленно всхлипывающих, разбитых, подавленных, вынесли во двор, в беседку, где врачи оказывали срочную помощь Дашкану, перед тем как увезти на реанимобиле. Затем занялись моими ранами, а Доминик коршуном следил за действиями медиков, опасливо поглядывавших на него, когда я шипела от боли. К моей удаче, раны оказались неглубокими, а регенерация постепенно сделала свое дело, как бывало не раз.
О даче показаний в тот день никто не заикался. Кто бы посмел воспротивиться одержимому? Доминику и Арджану позволили увезти нас домой, тем более мы с Ясминой напоследок получили успокоительного-обезболивающего и были в заторможенном состоянии, а мужчины — мрачнее тучи. Тем вечером никто из нас не разговаривал. Разбор полетов начался на следующее утро!
Проснулась я, как обычно, под боком у Доминика, умудрившегося обнять меня так, чтобы не задеть пострадавшие руки и грудь, и в то же время крепко и надежно — мимо не проскочишь. На руках отнес в ванную, где я от дальнейших услуг, естественно, отказалась и даже попыталась пошутить: «Я же не инвалид». Вышло как-то неубедительно и сипло. Чувствовалась некая нереальность происходящего, словно я до сих пор не вырвалась из кошмарного сна. Самой себе напоминала игрушку на веревочках, которой управляет невидимый кукловод.
Несколько минут после душа разглядывала себя в зеркале: порезы на руках и груди хорошо затянулись, шрамов не должно остаться — острие Душника повредило верхний слой кожи. Конечно, бледное осунувшееся лицо и пятнисто-фиолетовые запястья отнюдь не радовали глаз, тоже горевших лихорадочным зеленым огнем — последствия «перерасхода» магии, поэтому с ней придется повременить, иначе подкосить недолго. Но есть убедительный довод: я живая. Вопреки обстоятельствам. И что тому причиной: своевременная помощь, везучесть, случай, сила?.. Теперь бы отпустить произошедшее.
Меня отпустило… Скоро. Доминик и «отпустил», старым надежным способом, как после не без иронии выразилась подруга-менталистка.
Вышла я из ванной, кутаясь в халат, морально и физически чувствуя себя даже не выжатым лимоном, а жертвой вампира. Полуголый Доминик, видимо, в ожидании меня сидел на постели и гипнотизировал свои руки. Пока он заботливо осматривал мои «боевые раны», обрабатывал их мазью, выданной вчера врачами, помогал заклеивать, потом еще и одеться, на вопросы отвечал односложно. А по завершении — сорвался.
Как же он орал! Надо думать, слышала вся улица. Ясмина с Арджаном, который быстро утащил ее прочь, — точно. Сначала я испуганно таращилась на него, а потом, неожиданно даже для себя, сделала шаг и, обхватив его торс руками, прижалась всем телом. Пыталась так успокоить своего одержимого шелона, впервые столкнувшись с его нестабильным эмоциональным состоянием в быту. А он выплескивал свой страх от того, что мог меня потерять. Орал, как чуть не умер в моей спальне, пока не узнал, что там не я. Все четыре дня в той ловушке, где мы с Ясминой были жертвами, изводился. Согласился на участие в операции исключительно потому, что мне ничего не угрожало со Стражем. А я, глупая, сняла его. Добровольно! Да он чуть не спятил окончательно, когда увидел меня в крови рядом с маньяком, занесшим нож.
Доминик орал и сжимал меня в объятиях, будто боялся, что я прямо сейчас исчезну. И даже наконец угомонившись, не выпустил из рук, зарылся носом в волосы на моей макушке и шумно дышал, пытаясь вернуть себе контроль над эмоциями. С тех пор уже третий день молчит, лишь тенью за мной ходит, только прикасаясь по поводу и без. И ночью прижимал к себе слишком крепко. Я даже сквозь сон чувствовала, что Ник не может спокойно спать, чувствовала его тревожный взгляд и дыхание…
— О чем задумалась, Эва? — Рядом возник Джо-Джо Шнурок и окинул меня вечным всепонимающим взглядом. — Чего поникла?
Я сперва пожала плечами, а потом поделилась:
— Да так, вспомнила, как недавно мы здесь сидели большой компанией, веселились…
— Помню-помню, — проворчал старик. — Вы-то веселились, а нам Ник сказал не высовываться. Думал, мы тебя, бедняжку, напугаем, усложним ему твое завоевание…
Я виновато улыбнулась:
— Он еще плохо меня знал.
— Ну да, ну да, — покивал призрак полупрозрачной головой, сквозь которую проникали солнечные лучи. — Эх, исчезло у людей нынче терпение. Где, спрашивается, романтика зарождающихся отношений? Вот раньше красивее было, душевнее. Молодые люди месяцами обхаживали предмет своего желания, прежде чем решиться на что-либо более серьезное, например, пригласить девушку на свидание в парк или в кино.
— Видимо, поэтому девушки раньше выходили замуж в шестнадцать, а к восемнадцати уже второго ребенка ждали?! Потому что молодые люди так долго ухаживали за ними, что, пригласив в парк, просто не могли сдержать своих чувств, — сделала вывод Ясмина, поставив поднос с посудой на стол.
У ее ног радостно суетился Звонок, моя подруга явно пришлась ему по душе.
— Госпожа Лали, вы не женщина, а язва! — возмутился Шнурок. — Мне уже заранее жалко Хловелесса. С такой супружницей седина раньше срока появится!