Мы со школьных лет помним это стихотворение наизусть, восхищаемся звучными пушкинскими строфами. Мы точно присутствуем при том, как из «темного» леса выходит древний кудесник, и повторяем вслед за ним его гордый и вдохновенный ответ князю Олегу:
Волхвы не боятся могучих владык…
Анчар – древо яда[46]
19 октября 1828 года, день семнадцатой лицейской годовщины, Пушкин праздновал вместе с товарищами в Петербурге. Делились далекими воспоминаниями, пели песни, бражничали до полуночи. В протокол собрания Пушкин вписал:
Усердно помолившись богу,
Лицею прокричав УРА,
Прощайте, братцы: мне в дорогу,
А вам в постель уже пора.
И в ту же ночь выехал в Малинники, небольшое имение в Старицком уезде Тверской губернии, принадлежавшее хозяйке Тригорского П. А. Осиповой и ее детям от первого брака, Вульфам.
Здесь Пушкин прожил конец октября и весь ноябрь. Это была творческая осень. Его застала в Малинниках зима, и он писал:
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Здесь Пушкин мог найти журналы «Музу» за 1796 год и «Детское чтение для сердца и разума» за 1819 год и прочитать в одном из них переведенную на русский язык статью из английского журнала «London Magazine» о ядовитом дереве рода крапивных, анчаре, растущем в Ост-Индии и на Малайских островах. Автор, голландский врач Ф. Фурш, писал в своей статье, что млечный сок этого дерева содержит сильный яд, которым туземцы отравляют наконечники своих стрел. Осужденным на смерть преступникам предоставлялся на острове Ява в качестве последнего шанса на спасение поход к этому дереву за ядом: если им удавалось вернуться живыми, им сохраняли жизнь.
Среди местного населения существовало поверье, что даже испарения листвы анчара ядовиты.
По поводу анчара Пушкин прочитал и в трагедии Кольриджа «Раскаяние» строки:
Поэт не мог пройти мимо столь яркого и мрачного образа – дерева, плачущего только ядовитыми слезами – и он отразил свои настроения в стихотворении «Анчар».
Протест против насилия и безграничной власти человека над человеком давно жил и не переставал жить в душе Пушкина. Вспомним «Деревню», вспомним обращенное им к П. А. Вяземскому стихотворение «Так море, древний душегубец».
По Петербургу пронесся слух, будто декабриста Н. И. Тургенева, оказавшегося после восстания в Лондоне и заочно приговоренного к смертной казни, доставили морем в Петербург. В письме к Вяземскому из михайловской ссылки от 14 августа 1826 года Пушкин спрашивал Вяземского, автора стихотворения «Море»:
«Правда ли, что Николая Тургенева привезли на корабле в Петербург? Вот каково море наше хваленое!»
Находясь тогда под страшным впечатлением совершившейся казни пяти декабристов и жестокой расправы Николая I со ста двадцатью «братьями, друзьями, товарищами», Пушкин закончил свое стихотворное обращение к Вяземскому – «Так море, древний душегубец…» – твердым и уверенным большой силы утверждением:
На всех стихиях человек —
Тиран, предатель или узник.
С такими мыслями, в таком душевном смятении Пушкин написал 9 ноября 1828 года в Малинниках потрясающее по силе и глубине мысли, совершенное по своей художественной форме стихотворение «Анчар», поставив к нему в черновике эпиграфом строки из Кольриджа о дереве, плачущем ядовитыми слезами:
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит – один во всей вселенной.
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила,
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.
Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.
К нему и птица не летит
И тигр нейдет – лишь вихорь черный
На древо смерти набежит
И мчится прочь уже тлетворный.
И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей уж ядовит
Стекает дождь в песок горючий.
Но человека человек
Послал, к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;
Принес – и ослабел и лег
Под сводом шалаша на лыки.
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы,
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
В черновиках находилась после пятой строфы еще одна, усиливавшая мрачную картину смертоносного окружения древа яда:
И тигр, в пустыню забежав,
В мученьях быстрых издыхает,
Паря над ним, орел стремглав
Кружась безжизненный спадает.
Строфу эту Пушкин при переписке набело вычеркнул.
Стихотворение «Анчар» Пушкин впервые напечатал лишь через четыре года. Бенкендорф насторожился, прочитав в первом стихе последней строфы стихотворения упоминание о царе:
А царь тем ядом напитал…
Через своего помощника А. Н. Мордвинова он предложил Пушкину «доставить ему объяснение, по какому случаю помещены в изданном на сей 1832 год альманахе «Северные цветы» некоторые стихотворения его и, между прочим, Анчар – древо яда без предварительного испрошения на напечатание оных высочайшего дозволения».
Пушкин в тот же день ответил Бенкендорфу:
«Я всегда твердо был уверен, что высочайшая МИЛОСТЬ, коей неожиданно был я удостоен (в 1826 году царь сам стал цензором произведений Пушкина. – А.Г.), не лишает меня и ПРАВА, данного государем всем его подданным: печатать с дозволения цензуры. В течение последних шести лет во всех журналах и альманахах, с ведома моего и без ведома, стихотворения мои печатались беспрепятственно, и никогда не было о том ни малейшего замечания ни мне, ни цензуре. Даже я, совестясь беспокоить поминутно его величество, раза два обратился к Вашему покровительству, когда цензура недоумевала, и имел счастие найти в Вас более снисходительности, нежели в ней».
Отправив это письмо, Пушкин просил Бенкендорфа принять его для выяснения некоторых своих затруднений.
Через несколько дней, 11 февраля, Пушкин вызван был, согласно его просьбе, к Бенкендорфу. Судя по сохранившемуся черновику нового письма поэта к нему от 18–24 февраля того же 1832 года, Пушкин вынужден был еще и еще раз доказывать шефу жандармов, что «обвинения в применениях и подразумениях не имеют ни границ, ни оправданий, если под словом дерево будут разуметь конституцию, а под словом стрела самодержавие».
Любопытно, что разрешение цензуры на печатание «Анчара» было получено за три недели до письма Бенкендорфа к Пушкину и что в черновике этого стихотворения вместо слова «царь» в последнем стихе значилось «князь».
Песни свободе[48]
Кавказский пленник
Высланный из Петербурга за свои вольнолюбивые стихи, Пушкин приехал на юг России в тяжелом душевном состоянии. С апреля 1820 года, когда над ним повисло «облако громносное» высылки, он очень мало писал. И создавая на Кавказе эпилог к написанной еще в Петербурге поэме «Руслан и Людмила», Пушкин скорбел о том, что душа «полна томительною думой – но огнь поэзии погас» и скрылась от него навек «богиня тихих песнопений».
Эта тревога поэта длилась, однако, недолго. В первые же дни путешествия с Раевскими по Кавказу, остановившись после прогулки в горы у духанщика, Пушкин услышал рассказ старого инвалида о его пребывании в плену у черкесов.
Нахлынувшие яркие кавказские и крымские впечатления вдохновили поэта на новые, далекие от прежних элегий произведения. И оказавшись в Каменке, Пушкин начал осенью 1820 года работать над претворением только что услышанного рассказа в первую южную поэму – «Кавказский пленник»…
По мнению Д. Д. Благого, «Пушкин… во многих чертах образа своего Пленника… дал первое высоко поэтическое выражение вольнолюбивым настроениям и порывам передовых кругов современного ему общества».
Поэма стала известна друзьям еще в рукописи, в начале 1823 года была издана и имела огромный успех. «Жемчужиной русской словесности» называли ее. Она сразу же переведена была на французский, немецкий и польский языки. И уже в мае 1823 года Пушкин писал Н. И. Гнедичу о втором ее издании.
«Кавказский пленник» автобиографичен. Это он, поэт, «покинул родной предел и в край далекий полетел с веселым праздником победы». И о себе самом Пушкин писал:
Свобода! он одной тебя
Еще искал в пустынном мире,
Страстями чувства истребя,
Охолодев к мечтам и к лире,
С волненьем песни он внимал,
Одушевленные тобою,
И с верой, пламенной мольбою
Твой гордый идол обнимал…
В петербургском Большом театре вскоре состоялось первое представление балета прославленного Дидло на музыку Ковоса «Кавказский пленник, или Тень невесты» в четырех действиях. Роль черкешенки исполняла знаменитая балерина Истомина.
Чего бы ни дал Пушкин, чтобы хоть на несколько часов перенестись в сияющий огнями столичный Большой театр и снова, как совсем еще недавно, увидеть Истомину с ее «душой исполненным полетом»!
Пушкину «мочи нет, хочется недели две побывать в этом пакостном Петербурге», пишет он и просит А. И. Тургенева вытребовать его туда хоть «на несколько дней (однако ж не более)». Самого себя называет в письме к нему «искателем новых впечатлений».
Эти новые впечатления сами идут искателю навстречу. В том же письме Пушкин обещает привезти за то «сочинение во вкусе Апокалипсиса» – «Гавриилиаду».
Гавриилиада
Замысел «Гавриилиады» родился у Пушкина в Киеве, куда он прибыл в феврале 1821 года с Давыдовыми из Каменки.
Древняя Киевская Русь, Владимиры и Изяславы совершенно овладели воображением поэта. Десять дней он наслаждался этой стариной и накануне отъезда посетил знаменитый Софийский собор…
Взор его невольно остановился на превосходных изображениях архангела Гавриила и девы Марии (библейская притча о благовещении повествует, как известно, что Гавриил был послан сообщить деве Марии божью волю – что у нее будет сын). Пушкин с любопытством и вниманием рассматривал их. Атеист в душе, он издевался над легендой о беспорочном зачатии девы Марии, и здесь у него родился, – а позже, в Кишиневе, был осуществлен – замысел «Гавриилиады».
В те предпасхальные дни Инзов предложил Пушкину говеть вместе с ним, причащаться в кишиневской церкви Благовещения и вручил ему для чтения евангелие.
В страстную пятницу Инзова навестил ректор семинарии архимандрит Ириней Нестерович и, видимо, по его просьбе зашел к Пушкину. Он застал поэта как раз за чтением евангелия.
– Чем это вы занимаетесь? – спросил он.
Пушкин, судя по его ответу, читал именно эту евангельскую притчу о благовещении.
– Да вот читаю историю одной особы… – услыхал Ириней ответ Пушкина.
– Как вы смеете это говорить? Вы безбожник. Я на вас сейчас бумагу подам! – пригрозил архимандрит и гневно удалился.
Характер и содержание «Гавриилиады», резкое осмеяние основного догмата христианской церкви вынуждали Пушкина скрывать свое авторство этой поэмы. Это была политическая сатира, направленная одновременно против Александра I и его мистического окружения. Впоследствии, уже при Николае, она принесла поэту немало неприятностей.
Кощунственная по содержанию, «Гавриилиада» в 1861 году была опубликована Огаревым в Лондоне, а в России – лишь в 1908 году в капитальном собрании сочинений Пушкина под редакцией С. А. Венгерова.
Братья-разбойники
Жандармский полковник Бибиков доносил Бенкендорфу, что сочинения Пушкина разносят пламя восстания. А поэт в своей южной ссылке продолжал неудержимо разжигать это пламя. В голове его уже созревали «Братья-разбойники», пронизанные стремлением к свободе, жаждой вырваться из огромной тюрьмы, в которую самодержавие превратило Россию. «Покаместь у меня еще поэма готова или почти готова», – писал Пушкин Гнедичу и, намекая на испанскую революцию, закончил: «Прощайте, нюхайте гишпанского табаку и чихайте громче, еще громче».
Как-то проездом Пушкин остановился в Одессе. Повидался с друзьями, поужинал у Оттона и вернулся к себе… Была полночь. Зажег свечу, вышел на балкон. Море было спокойно.
Набежавшее облако скрыло луну, и на гребне блеснувшей волны померещились бежавшие из тюрьмы братья Засорины, скованные, боровшиеся с днепровскими волнами на пути к свободе.
Рука потянулась к перу:
Затихло все, теперь луна
Свой бледный свет на них наводит…
До нас дошли планы задуманной Пушкиным поэмы «Разбойники». Судя по одному из них, содержание ее подсказано было поэту картинами обнищания крестьянства на юге России.
В апреле 1822 года Пушкин закончил работу над поэмой, и Е. Н. Орлова сообщала своему брату А. Н. Раевскому, что «Пушкин послал брату Николаю отрывок поэмы, которую не думает ни печатать, ни кончать».
Пушкин в самом деле прекратил работу над задуманной поэмой. В те дни закрыты были все масонские ложи в России, арестован был «первый декабрист» В. Ф. Раевский.
И Пушкин сжег свою незаконченную поэму. Уцелел лишь небольшой ее отрывок в 330 строк, с которым уже успели познакомиться друзья поэта. Пушкин, отправляя его 13 июня 1823 года А. А. Бестужеву, писал: «Разбойников» я сжег – и поделом. Один отрывок уцелел в руках Николая Раевского; если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог – не испугают нежных ушей читательниц «Полярной звезды», то напечатай его».
Лишь в 1825 году уцелевший отрывок «Братьев-разбойников» был напечатан в «Полярной звезде», а в 1827 году вышел отдельной книжкой…
Первые южные поэмы Пушкина, а затем «Бахчисарайский фонтан» и «Цыганы» пронизаны были теми же вольнолюбивыми настроениями, что и послелицейские стихотворения, за которые он был выслан из Петербурга. Это были все те же песни свободе…