После того как наш провиант был перевезен через перевал, мы зиму и весну занимались перевозкой чужих припасов. Мы зарабатывали жирный куш. Кроме того, мы наживали деньги на Пятне. Мы продавали его раз двадцать. Он всякий раз возвращался, и никто не требовал денег обратно. Нам тоже не надо было денег. Мы хорошо заплатили бы всякому, кто бы навсегда избавил нас от него. Мы должны были от него отделаться; но подарить его мы не могли, ибо это вызвало бы подозрения. Но он выглядел великолепно, и нам всегда легко было его продать.
– Не обломался еще, – говорили мы, и они платили нам любую цену.
Мы продавали его даже за такую низкую цену, как двадцать пять долларов. Зато однажды мы получили за него сто пятьдесят. Этот чудак-покупатель лично вернул нам его, отказался получить деньги обратно, и страшно было слушать, как он нас поносил. Он сказал, что дал бы еще дороже, если бы можно было сказать все, что он о нас думает. А мы чувствовали его правоту и ничего не возражали. Но до сего дня я не вернул себе того самоуважения, которым обладал до разговора с этим человеком. Когда лед сошел с реки и с озер, мы погрузили провиант в лодку на озере Беннет и поплыли в Доусон.
У нас была прекрасная свора, и мы, разумеется, погрузили ее вместе с провиантом. Пятно был тут же: избавиться от него было невозможно. В первый же день он раз двенадцать сбрасывал за борт собак, с которыми затевал драку. Квартирка была небольшая, а он не любил тесноты.
– Эта собака нуждается в просторе, – сказал Стив на второй день. – Давай высадим ее.
Мы причалили к Карибу-Кроссингу, и он выскочил на берег. Два других хороших пса последовали за ним; и мы потеряли два дня на поиски. Тех двух мы с той поры никогда не видали; и все же почувствовали большое облегчение, решив – как тот, который потерял сто пятьдесят долларов, – что еще дешево отделались. Впервые за много месяцев мы со Стивом смеялись, насвистывали и пели. Мы были счастливы, как ракушки. Черные дни миновали. Кошмар кончился. Пятно исчез.
Однажды утром, через три недели, Стив и я стояли на берегу реки в Доусоне. Как раз подъезжала маленькая лодка с озера Беннет. Я увидел, как Стива передернуло, и он произнес что-то очень нелюбезное, и притом довольно громко. Тогда и я поглядел в ту сторону. И вот, на носу лодки, с настороженными ушами сидел Пятно. Мы со Стивом немедленно улизнули, как побитые дворняжки, как трусы, как воры, скрывающиеся от правосудия. За этих последних и принял нас полицейский лейтенант, видевший, как мы улепетывали. Он предположил, что в лодке сидели чины стражи, гнавшиеся за нами. Он не дождался, пока дело разъяснится, но выследил нас и в кабачке «М и М» отвел нас в уголок. Мы провели порядочно времени в объяснениях; но ни за что не хотели вернуться к лодке и встретиться с Пятном. Наконец он приставил к нам другого полицейского, а сам пошел к лодке. Отделавшись от него, мы направились к своему бараку; но когда мы подошли к нему, Пятно сидел на крыльце и дожидался нас. Каким образом узнал он, что мы там живем? В это лето в Доусоне было сорок тысяч народу. Как же он разыскал наш барак среди всех остальных бараков? Как он вообще узнал, что мы находимся в Доусоне? Я предоставляю вам решать эти вопросы. Не забывайте того, что я говорил о его уме и о чем-то бессмертном, таившемся в его глазах.
Теперь уже от него невозможно было избавиться. В Доусоне было слишком много людей, покупавших его в Чилькуте, и история эта стала известной. Раз шесть мы погружали его на пароходы, шедшие вниз по Юкону; но он сходил на берег на ближайшей остановке и бежал назад вверх по реке. Мы не могли продать его; мы не могли убить его (и Стив и я пытались это сделать), и никто другой тоже не в состоянии был убить его. Жизнь его была заколдована. Я видел, как он во время драки нырнул в свору, и пятьдесят собак набросились на него; а когда они разбежались, он появился вновь невредимым, стоя на всех четырех лапах, в то время как две из набросившихся на него собак валялись мертвыми.
Я видел однажды, как он украл из ямы для провианта у майора Динвидди такой тяжелый кусок оленины, что мог бежать не более чем на один прыжок впереди краснокожей женщины – кухарки миссис Динвидди, преследовавшей его с топором в руке. Когда он бежал вверх по холму и индианка от него отступилась, вышел сам майор Динвидди и стал стрелять из винчестера. Он разрядил две обоймы, но ни разу не попал в Пятно. Затем явился полисмен и арестовал его за стрельбу в черте города. Майор Динвидди заплатил штраф, а мы со Стивом уплатили ему за оленину из расчета по одному доллару за фунт вместе с костями. Это была цена, по которой он купил ее. Мясо в тот год было дорого.
Я рассказываю только то, что видел своими глазами. И я хочу рассказать вам еще кое-что. Я видел, как Пятно проваливался в прорубь. Лед был толщиной в три с половиной фута, и течение подтянуло его под лед, как соломинку. На триста ярдов ниже по течению находилась большая прорубь, которой пользовалась больница. Пятно вылез из больничной проруби, слизнул воду, выкусил лед, образовавшийся между пальцами, и оттрепал большого ньюфаундленда, принадлежавшего приисковому комиссару.
Осенью 1898 года Стив и я перед самым концом навигации поплыли на баграх вверх по Юкону, направляясь к Стюарт. Мы взяли с собой всех собак, кроме Пятна. Мы считали, что уже достаточно долго кормили его. Он стоил нам больше неприятностей, денег и провизии, чем мы заработали, продавая его на Чилкуте. В особенности это касается провизии. Поэтому мы со Стивом привязали его внутри барака и погрузили поклажу. Мы остановились на ночлег у устья Индейской реки и много шутили над тем, как отшили его. Стив был большой остряк, и я сидел, завернувшись в одеяло, и хохотал… как вдруг на стоянку налетел шквал. Волосы встали дыбом при виде того, как Пятно ворвался в стаю псов и отделывал их. Как он освободился? Решайте сами. У меня по этому поводу нет никакого мнения. Как перебрался он через Клондайк? Это тоже поразительно. И главное, как он узнал, что мы поплыли вверх по Юкону? Ведь мы ехали по воде, и он не мог идти по нашим следам. Стив и я стали суеверными из-за этого пса. Кроме того, он действовал нам на нервы. И, между нами говоря, мы чуточку его побаивались. Заморозки начались, когда мы были у устья Гендерсон-Крика, и мы продали его за два мешка муки одной экспедиции, которая направлялась к Уайт-Ривер за медью.
И вот эта экспедиция погибла. Не было найдено ни следа, ни собак, ни саней – ничего. Они начисто исчезли. Это было одним из таинственнейших происшествий в стране. Мы со Стивом поплелись вверх по Стюарту, а через шесть недель Пятно приполз в лагерь. Он был ходячим скелетом и едва тащился – и все-таки он добрался до нас. Но кто сказал ему, что мы пошли вверх по Стюарту? Вот что я хотел бы знать! Мы могли направиться в тысячу других мест. Как он узнал? Объясните мне это!
Потерять его было невозможно. Около Мэйо он вступил в драку с индейской собакой. Парень, которому она принадлежала, ударил Пятно топором, но промахнулся и убил собственного пса. Говорите после этого о магии и о пуле, которая может быть отклонена в сторону. Я, со своей стороны, считаю, что гораздо труднее отклонить в сторону лезвие топора, когда крупный мужчина держит топор за рукоятку. А я своими глазами видел, как Пятно это сделал. Тот человек не хотел убивать свою собаку. Объясните же мне, как это вышло!..
Я уже рассказывал вам о том, как Пятно пробрался в нашу яму с мясом. Мы от этого едва не погибли. Настрелять мяса уже было нельзя. А мясо являлось нашей единственной пищей. Олени ушли на несколько сот миль, и индейцы двинулись за ними. Вот в каком положении мы находились. Приближалась весна, и мы должны были ждать, пока вскроется река. Мы здорово отощали, пока решились съесть собак, и в первую очередь – Пятно. Знаете ли, что сделал этот пес? Он улизнул. Ну как он узнал, что мы порешили его съесть? Целыми ночами мы лежали, подкарауливая его; но он не вернулся, и мы ели остальных собак. Мы съели всю свору.
А теперь дальше. Вы знаете, какое это зрелище, когда вскрывается большая река и несколько миллиардов тонн льда вырываются на свободу, теснятся и перемалываются? Когда Стюарт тронулся с шумом и ревом, мы увидели Пятно прямо посреди ледохода. Его, очевидно, подхватило, когда он пытался перейти где-нибудь выше по течению. Мы со Стивом кричали, улюлюкали и бегали взад и вперед по берегу, бросая шапки в воздух. Иногда мы останавливались и обнимались: так бурно выражали мы свою радость, ибо видели конец Пятна. У него не было ни одного шанса спастись.
После ледохода мы сели в лодку и спустились к Юкону и далее по Юкону до Доусона, остановившись на неделю в бараках у устья Гендерсон-Крика, чтобы подкормиться. А когда мы причалили к доусонской пристани… там сидел Пятно, ожидая нас, насторожив уши, виляя хвостом, улыбаясь и сердечно нас приветствуя. Каким же образом он спасся? Откуда он знал, когда мы приедем в Доусон, с такой точностью, что встретил нас в тот самый день и час?
Клондайк – хорошая страна. Я был бы и теперь там и сделался бы миллионером, если бы не было этого Пятна. Он действовал мне на нервы. Все же я выносил его в течение двух лет, а затем, по-видимому, у меня не хватило выдержки. Летом 1899 года я убрался оттуда. Я ничего не сказал Стиву. Я улепетнул. Но я все уладил как следует. Я написал Стиву записку и приложил к ней пачку крысиного яда с объяснением, как его употреблять. Я был вконец измучен этим Пятном и стал таким нервным, что вскакивал и оглядывался, когда поблизости никого не было. Но было просто удивительно, как быстро я поправился, отделавшись от него. Я прибавил двадцать фунтов в весе, прежде чем доехал до Сан-Франциско. И когда переправился в Окленд, я был снова самим собой, так что даже моя жена тщетно искала во мне какой-нибудь перемены.
Стив написал мне один раз, и письмо его было составлено в раздраженном тоне. Он считал, что было возмутительно с моей стороны оставить его с Пятном. Он писал также, что использовал крысиный яд по моим указаниям, но что ничего нельзя было поделать.