– Может, тебе лучше к Лобовым поехать?
– Ты не волнуйся, я к тебе ненадолго. Найду квартиру – не буду у тебя на шее висеть, – ответила Настя.
– Я же не об этом. Мне кажется, вам с ребенком там было бы лучше. И Леня… он тебя любит.
– Сколько можно об одном и том же? – разнервничалась она. – Леня меня любит – вот обрадовал! Я-то его не люблю и не любила – и хватит об этом!
Ярослав видел, в каком она была нервном напряжении, и говорить на эту тему больше не стал.
Настя с опаской подошла к комнате, где чуть не лишила себя жизни. Но все было убрано и даже мебель переставлена – зашла, словно в другую комнату.
Через несколько дней она совершенно успокоилась и приступила к осуществлению своего плана: решила снова податься в кафе официанткой. Ярослав отговаривал – неподходящее место для молодой беременной женщины. Но Настя только огрызнулась:
– Ты, главное, поменьше болтай всем об этом!
Подкрасившись и приодевшись, другими словами, приняв «товарный вид», она поехала в Любавино. Постучала в кабинет владельца кафе, вошла, принялась, как бывало, кокетничать, попросилась на работу. Шеф прищурился, покрутил себе у виска и сказал ей:
– Мне нужна официантка для того, чтоб она работала, а не для того, чтоб я оплачивал ей декретный отпуск.
– Вы… знаете? – не смогла сдержать удивления Настя.
– Возвращайся к мужу – работу искать не придется.
Насте сделалось досадно, но она не очень расстроилась: рядом была фабрика. Она вошла в административное здание и направилась прямо в кабинет Калисяка. Тот оказался на месте, встретил приветливо – ясное дело, если раньше позволял себе шантажировать ее за поддельный диплом, хотел в постель затащить… И теперь не откажется, но она отобьется!
– Я нашлась, Юрий Демьянович! – весело объявила Настя, войдя в кабинет. – Ищу работу. Я не болтала по служебному телефону и ни разу не опоздала. С своими обязанностями справлялась.
Калисяк засмеялся:
– Я не забыл. Но штат набираю не я…
Насте сделалось жарко и дурно. Она прошла к окну, открыла форточку, спросила:
– А кто теперь принимает решения?
– Наша новая хозяйка, – ответил он и тоже подошел к окну – полить цветы. – О, легка на помине: Любовь Платоновна собственной персоной. Прорва завещал фабрику Любови Платоновне, и теперь здесь управляет она. Она, Настя, а не я. Так что обращайтесь сразу к ней. Правда, я слышал, у вас с новой родней отношения не задались…
Из блестящей синей иномарки с радостными лицами выгружались Жилкины. Настя, не дожидаясь прихода хозяйки, выбежала из кабинета и закрылась в туалете, ее тошнило. Была ли на то физическая или моральная причина – определить невозможно. Предположить, что Люба Жилкина станет хозяйкой фабрики, Настя и в страшном сне не могла…
В семье Жилкиных грянул исторический день, когда Люба объявила домашним, что отец уговорил-таки ее принять наследство, после чего Наталья Аркадьевна втихомолку решилась на такой поступок, который все ее приятельницы назвали безумным. Она продала свою московскую квартиру вместе с приличной обстановкой, а самые дорогие вещицы свезла в однокомнатную, доставшуюся в наследство от своих родителей. Жаль, что жильцам из однокомнатной пришлось отказать…
– Зачем мне квартира в Москве, если теперь мой дом здесь, правда? – сказала она Любе и Грише, выложив на стол доллары – наличными.
Это был подвиг матери – с большой буквы. Так нашлись деньги, чтобы заплатить налог. Все бумаги оформлял Гриша. Он же и принял на себя руководство фабрикой. Несколько раз он просил жену съездить в Любавино, но она все отнекивалась:
– Нашел деловую… Поезжай сам, Гриш, ну что я в этом понимаю?
– Да что же это за наказанье: стоит мне только заикнуться об этом… – разозлился он. – Мне что, больше всех надо?
Люба, наверно, никогда так и не поехала бы посмотреть на наследство, если бы не форсмажорные обстоятельства.
Нашлась пропажа: как ни в чем не бывало объявился Родион Козловский. Он явился хозяином на склад, нахамил Аскольду. Узнав, что тот теперь тоже компаньон, Козловский воскликнул:
– Жилкин зарвался!
Вскоре на складе появился и Жилкин. Увидев Козловского, Гриша замер на пороге.
– Здравствуй, Гриша. Не ожидал? – широко улыбнулся пан Родион. – Видишь, я держу свое слово – обещал вернуться и вернулся.
– Пошел вон! – выкрикнул Гриша.
У Козловского и мускул на лице не дрогнул. Вон пошел Аскольд, предоставив совладельцам разбираться наедине.
Козловский сел за его стол и принялся просматривать бумаги. Через полчаса на его лице появилась недовольная гримаса:
– Ты ввел слишком много изменений, не согласовав со мной. Взял совладельца…
А ты бы подольше отсиживался. Этот совладелец спас наш бизнес! – объяснил Гриша, но после этого взорвался. – С меня хватит! Наделал долгов и умотал! Гриша выкручивайся! А теперь – с претензиями?
Козловский понял, что перегнул палку, пошел на попятную:
– Ладно, Гриш, виноват, сорвался. Просто… ты удивил меня этими… своими переменами. На самом деле, я дико тебе благодарен. Теперь буду работать за двоих. А ты отдыхай.
– Я удивляюсь на таких людей, как ты, – брезгливо сказал Жилкин. – Нагадить полные карманы и думать, что ничего не изменилось.
– Гриша, неужто мы не договоримся? Нам ведь всегда хорошо вместе работалось. Мы ведь друзья.
– Я бы не оставил друга в такой ситуации. И сомневаюсь, что мы сможем теперь вместе работать. Отдашь мне долг и – разбегаемся, – твердо решил Гриша.
Тогда Козловский показал свой козырь: вытащил из кармана и положил на стол связку ключей.
– Это ключи от тачки. Как обещал…
Гриша, недолго раздумывая, взял ключи и переложил в свой карман.
К дому он подъехал на слегка подержанной иномарке. Люба увидела автомобиль в окно и мужа встретила строгим вопросом:
– Гриша, что это за машина?
– Люба, Козловский вернулся. Вошел на склад, как хозяин. Как будто ничего не произошло.
– Ну и наглость! Скажи ему, пусть возвращается туда, откуда явился! – возмутилась Люба.
– Сказал бы. Если б у него никаких прав на склад не было… Приехал с деньгами, машину привез. У меня документы на руках. Все законно. Что плохого в том, что у нас будет машина?
– Короткая у тебя память, Гриша. Быстро позабыл, сколько мы по милости Козловского натерпелись… А ты опять веришь ему…
– Люба, понимаешь, это бизнес… Здесь нет таких понятий: веришь, любишь… Сделал на бабках прибыль – вот и вся любовь.
Вот после этих слов Люба и решилась ехать на фабрику, знакомиться с бизнесом поближе. Они подкатили на новой синей иномарке, которую и увидели Калисяк с Настей из окна фабричного офиса. Настя просидела в туалете больше часа, а когда вышла – синяя иномарка уже отбыла. Хозяева поехали осматривать фабрику, а Калисяка попросили подготовить бухгалтерские отчеты. Договорились, что бумаги будут готовы через неделю.
Глава 11ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПРАКТИКУМ
Настя чувствовала себя, как окруженный охотниками волк, который только чудом мог вырваться на свободу. Где было искать этого чуда?
Она вернулась в свое временное жилище, к Ярославу, здесь наконец расстегнула свои джинсы, в которые утром еле влезла – живот мешал. Стало лучше. Может, и тошнило-то ее потому, что не давала ребеночку спокойно дышать… Нужна была новая одежда, и Ярослав пообещал свозить ее в недорогой магазин – секонд-хэнд. Вкратце, стараясь не расстраиваться, она рассказала о своих мытарствах: работы нет. Тогда он сказал:
– Настя, ты не забыла о своей земле? Продай!
– Да пошла эта земля… И все Лобовы вместе с ней! Поехали в магазин… Я в Москву уеду. Там полно работы.
– Настя… – осторожно сказал Ярослав и протянул ей бумажку. – Тебе тут Леня телеграмму прислал. В загс вызывает. Заявление на развод подавать. Пойдешь?
– Ладно… – помрачнела она. – В Москву поеду позже, после развода. Так даже лучше.
– Насть, если ты разведешься с Леней, я… женюсь на тебе, – со страхом выговорил Ярослав.
Настя улыбнулась, подошла к нему и поцеловала в щеку:
– Спасибо. Ты мне уже помог. Где находится твой волшебный секонд-хэнд?
И она одна уехала покупать себе новые джинсы – на беременность. Насте просто никого не хотелось видеть. Телеграмма Лени ударила как обухом по голове: оказалось, в глубине души она все-таки надеялась, что он не станет с ней разводиться… что он ее любит…
Настю потянуло именно в этот час поехать в магазин, показалось – должно произойти чудо. Она даже представляла, в чем оно будет заключаться: она встретит Леню, и они помирятся…
Но именно в этот час Леня лежал в своей комнате, выкурив уйму сигарет и не зная, на чем сорвать злость: Настя даже не сказала, когда ее выписывают, и опять уехала к своему Ярославу… Что же это за издевательство!
Дымом Лениных сигарет провонял весь дом, и Лобов поднялся, чтобы сказать сыну:
– Если тебе нужно выпустить пар, займись чем-нибудь полезным… В саду хоть поработай.
– Сад, по твоей милости, уже не наш. И я не собираюсь ишачить на его хозяйку. Или ты тоже будешь убеждать меня, что я должен с ней помириться?
– Я – нет, – ответил Лобов. – На кой тебе такая жена? С глаз долой – из сердца вон. Не горюй, Ленька.
– Один я мог так лохануться… – с горечью сказал Леня.
– И не так люди с любовью вляпывались. В этом деле умных нет… А ты, брат, не кури так. Ни к чему… – Лобов взял банку, полную сигаретных «бычков», и унес вниз.
Леня сел за свою барабанную установку и забарабанил импровизацию – соло на нервах.
Даже у Насти, находящейся за несколько десятков километров от него, в голове зашумело. Она выбирала одежду в секонд-хэнде и вдруг упала в обморок. Продавщица перепугалась, позвала с улицы мужчин, Настю переложили на кушетку в подсобке. Не задержись в магазине, она не встретила бы свою несостоявшуюся приемную мать – Ирину Галанову. Та принесла в магазин две большие сумки заморских поношенных вещей в приличном состоянии. Когда Настя открыла глаза и увидела над собой знакомое лицо, поначалу не могла вспомнить, кто это. Потом произнесла: