– Будешь!
– Сколько раз тебе повторять, фабрика принадлежит Любе.
– Это формальность. Главное – кто у руля… Если тебе понадобится помощь, то я… Ты же знаешь, у меня большой опыт…
Гриша поднял наконец голову и выразительно посмотрел на Козловского.
– Гриш, ну что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию! – обиженно произнес тот. – Я же вижу, что ты зашиваешься, а у меня есть пара-тройка идей, как сделать твою фабрику суперрентабельной и…
– В прошлый раз, когда ты так говорил, меня чуть в тюрьму не упекли, – перебил его Гриша. – Оставь свои идеи при себе.
– Ладно… – согласился Козловский, зная, что пробьет и его час.
Вскоре оказалось, что на фабрике нечем платить зарплату рабочим.
– Денег нет, – объяснил Калисяк.
– Как нет? Куда же они делись? И почему я узнаю об этом последним?
– Во-первых, бухгалтер вам уже докладывала о временных затруднениях. Во-вторых, я не хотел беспокоить вас раньше времени. Надеялся, что деньги на счета поступят…. Но пока что-то не сложилось, – рассудительно сказал Калисяк, потом сбился на упаднический тон. – Эх, ладно: не хотел вам говорить… думал, все образуется. Но если уж совсем откровенно, дела наши плохи.
Гриша оторопел и даже сел в столь им нелюбимое директорское кресло, для значимости.
– Юрий Демьянович, ты же сам говорил, что наши соки и джемы не хуже, чем у других, а в чем-то – даже лучше…
– Плохая конъюнктура, – просто ответил Калисяк.
– А чего это она вдруг так поплохела?! – завелся Гриша. – Юрий Демьянович, ты мне сказки не рассказывай! Учти, я не первый день в бизнесе! Ты же сам говорил, что у фабрики был приличный доход – и что же с теми деньгами случилось?
– Распоряжался деньгами Вадим Борисович, царствие ему небесное, мое дело было – только исполнять… Пожалуйста, смотрите документы, там все отражено. Он заказал у немцев машины…
– Какие машины? – подозрительно спросил Гриша.
– Разные. Для удаления косточек, сепараторы… На ремонт сколько ушло. Вот эти инвестиции все и съели.
Гриша помчался в бухгалтерию. Там подтвердились худшие подозрения: непродуманные инвестиции, платежи опаздывают, фабрика лишь со своими джемами и вареньями не может конкурировать с подобными в округе, вот если бы лобовскую воду достать…
Гриша, недолго думая, распорядился:
– Пожалуйста, составьте списки наших работников, и все, что возможно, выдайте. Да. И повесьте объявление, что долг по зарплате будет погашен в течение двух недель… Это мои проблемы.
– А списки работающих для чего? Увольнять будете? – спросили в бухгалтерии.
Гриша перестал изучать пухлые тома на складе и весь день просидел мрачнее тучи. Козловский весь день крутился у него на глазах.
– А как у нас с деньгами? – вдруг спросил Гриша.
– Неплохо. Аскольд так клиентов уламывает – просто песня! Но тебе теперь наши успехи как мелкие облачка?
– Мне деньги нужны. Можно, я возьму из общей кассы? Отдам в следующем месяце… – стараясь говорить бодро, попросил Гриша.
– Хочешь еще фабричку прикупить? Небось деньги шапкой гребешь.
– Скоро с этой шапкой пойду Христа ради просить, – вдруг признался Гриша.
– Быть такого не может! У Прорвы фабрика работала отлично, а развалить ее так быстро – даже ты не смог бы… – сказал Козловский, чувствуя, что становится «горячо». Увидев испепеляющий Гришин взгляд, поправился: – Шучу, шучу.
– Сколько я уговаривал Любу принять наследство… Но эта фабрика скоро оставит нас без штанов. Вот какой я молодец!
Гриша, помяни мое слово: тебе впаривают туфту, а ты уши развесил! Соглашайся, пока я добрый: посмотрю документы – найду, кто на фабрике воду мутит.
– Да почему ты так уверен, что сможешь разобраться и этого… который ворует, поймать? – внутренне Гриша уже согласился с предложением Козловского.
– Гриша, ты знаешь, кого в казино нанимают, чтобы ловить разных мухлевщиков? Самых лучших шулеров, которые на этом деле зубы съели. Между прочим, платят им большие деньги. Вот и я… Ты же знаешь, в махинациях я целую стаю собак съел!
– Один раз ты меня уже кинул… мордой об забор…
– Виноват! Дай кровью смыть позор… как штрафнику на фронте.
– Ладно. Только очень тебя прошу: чтоб случайно никого понапрасну не обидеть, об этом не должен знать никто, кроме нас с тобой.
– Гриша, об этом даже мы с тобой знать не будем.
Старшего Жилкина теперь трудно было застать дома: его жизнь теперь была работа, работа, одна работа… Помочь никто не хотел, но домашние стали все чаще предъявлять к нему претензии. Наталья Аркадьевна не выдержала и однажды за ранним завтраком, за которым только и можно было застать сына, поставила вопрос ребром:
– Гриша, скажи, тебе что дороже: фабрика – или семья? Люба, дети, я, наконец…
Гриша растерялся, перестал жевать, так и застыл с набитым ртом. Дальше Наталья Аркадьевна произнесла заготовленную проповедь:
– Ты в самом деле не видишь, что все стало другим: разговоры, отношения, даже смотрите вы с Любой друг на друга теперь по-другому. На детей у тебя вообще нет времени. Гриша, зачем тебе все это нужно? Ну, не нажили палат каменных – так что же? Большинство так живет…
Зато у вас была такая семья – очень многие позавидовали бы.
– Почему была? Есть… – тихо возразил Гриша.
– И все это ты разрушаешь сам, своими руками. С чем же ты останешься, Гришенька? – Наталья Аркадьевна, не слушая сына, взяла заключительный аккорд.
На фабрику Гриша поехал в подавленном настроении.
Весь день он думал о материнских предположениях, в результате на склад не заехал, а помчался в больницу встречать после дежурства жену.
Застав его сидящим в коридоре на банкетке, Люба испугалась:
– Господи, что случилось? Почему ты в больнице?
– У меня здесь любимая жена работает, – он поднялся ей навстречу.
– Наталья Аркадьевна в порядке? А ребята? – недоверчиво спросила она.
– Люба, если бы что-то случилось – разве я бы сидел вот так, на мягком стульчике?
– Ты, пожалуйста, больше мне таких сюрпризов не устраивай. Я бог знает что подумала… – отлегло у Любы.
– Ничего не могу обещать, – рассмеялся Жилкин. – Ты же знаешь, влюбленные способны на все.
По дороге домой Люба сказала, что через неделю она выйдет на полную ставку. Тема была слишком болезненная:
– Абсурд! Что это такое, твоя полная ставка? Три рубля,– завелся он. – Не ставка, а подставка! Бесконечная усталость, и никаких перспектив! Я даже слышать не хочу этот бред…
– Хочешь не хочешь, а дело решенное! Что мне дома-то делать, ты подумал? А на работе меня ценят и уважают! А это ни за какие деньги не купишь, между прочим.
– У тебя фабрика есть, фаб-ри-ка! А ты про какое-то дежурство! Это просто смешно!
– Вот и веселись, я очень рада. А фабрикой этой я заниматься не буду! Неинтересно мне это, – понимаешь? Душа не лежит. Я врачом стать мечтала… Тебе ведь нравится фабрикой заниматься?
– Нравится, и что? – вспылил Гриша.
– Вот и занимайся, никто не мешает, – язвительно сказала Люба.
– Да как же я один справлюсь?
– Возьми себе помощников.
– Откуда я их возьму, ты подумала? Кого я тут у нас найду?
– Да ты только свистни, враз набегут. Вот хоть Аскольд! Чем не помощник? Или этот, ты про него всегда говорил, – «очень успешный предприниматель», пока он тебя не подставил…
– Козловский? Ты что, издеваешься?
– А вот он-то умеет других запрягать. Прирожденный начальник! Поучился бы…
Перебранка продолжалась до самого дома. Конструктивных решений не выявилось. У дома Гриша поставил жирный восклицательный знак:
– Все, приплыли!
На следующий день он допустил Козловского к документам фабрики…
Глава 12СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Неумолимо приближалось время вступительных экзаменов. Лика с Раей прилежно занимались на квартире Зарецкого, устраивая друг другу мини-зачеты. Рая почти всегда давала верные и быстрые ответы. У Лики сдавали нервы.
– Я точно завалю… – хныкала она.
– Попрошу без фанатизма и экстремизма. Прорвемся, – бодро отвечала подружка.
– Слушай, а что будем делать, если не поступим?
– Я… Вернусь к предкам, – решила Рая.
– А я уеду к Мишке, в Канаду, – вздохнула Лика. – Тебе так хочется вернуться к предкам?
– А тебе в Канаду свалить? Учи лучше… Мы обязаны поступить!
Первым был экзамен по рисунку. Никогда в жизни Лика так не волновалась, и непонятно почему, ведь рисунок был для нее самым простым испытанием – гипсовую голову трудно плохо нарисовать… Когда абитуриенты рассаживались по местам, из Канады вдруг прозвонился Миша и пожелал успеха.
– Только не посылай меня к черту! – донеслось с другого конца земного шара. – Я уверен, ты сдашь!
– Спасибо, что веришь, – голос Лики задрожал. – Я сразу кину тебе эсэмэску, целую, скучаю. Мишка, боюсь…
– Привет будущим студенткам! – из-за спины раздался голос Зарецкого. – Волнуетесь?
Рая отрицательно покачала головой, Лика кивнула, сунув мобильник в сумочку.
– Волноваться не советую, – улыбнулся он Лике. – Чем спокойнее на душе, тем тверже рука и увереннее линии.
Лика вдруг поняла, что именно из-за него боится провалиться: Зарецкий сделал ей столько добра, и если она не поступит…
– Ой, мамочки, начинается, – воскликнула она и вошла в аудиторию.
Рисовали шесть часов. Рая вышла через четыре. Лика сидела до последней секунды, пока не начали отбирать работы. Она вышла, увидела Раю и заныла:
– Мне кажется, я не поступлю. Я думала, что хорошо рисую, пока не увидела, как это делаешь ты…
– Не выдумывай, – философски заметила подруга и повела ее к выходу. – И я не Рафаэль, и ты не маляр со стройки. Лика, тесты будут завтра, а до завтра еще жить да жить. Как-нибудь прорвемся.
– Меня до тестов даже не допустят, я в рисунке напортачила…
– Не боись, мне сегодня сон приснился, что тебе вручают студбилет! – Рая показала бутылку дорогого ликера. – Завтра уже будем пить за все хорошее, подруга, ау!