Любовь как улика — страница 10 из 38

До дома, в котором жила Тамара Ивановна Семыкина, детектив добралась за сорок минут. Предупреждать пожилую женщину предварительным звонком она не стала. Если бы Мирославу спросили, почему она так поступила, то детектив сослалась бы на наитие. Можно, конечно, подкопаться и в сторону логики. Например, пожилые женщины не любят общаться с посторонними людьми, тем более говорить с ними о своих родственниках. И если даже будут вынуждены сделать это, то, предупреждённые заранее, такого насочиняют, что отделять зёрна от плевел придётся ни один день, и ещё неизвестно, получится ли это сделать. Зато фактор внезапности лишает человека возможности подготовиться к разговору и составить хотя бы примерный план ухода от нежелательных вопросов.

Наитие или расчёт Мирославы оказались верными. К тому же она не позвонила Семыкиной и по домофону. Вернее позвонила, но в другую квартиру и на вопрос «Кто там», назвала безошибочное, можно сказать, магическое слово – «почта». Дверь тотчас открылась. Из чего можно было сделать вывод, что даже в пещеру сокровищ можно проникнуть без проблем, произнеся вместо «сим-сим, откройся» слово «почта».

Тамара Ивановна была дома. Услышав звонок Мирославы, она подошла к двери и спросила:

– Кто там?

На этот раз Волгина сказала правду:

– Детектив, – и приложила к глазку лицензию.

Пожилые люди не слишком-то разбираются в документах правоохранительных органов, поэтому пожилая женщина сразу открыла дверь. Она с удивлением оглядела Мирославу и воскликнула:

– Какая вы молодая!

– Говорят, что молодость относится к тем недостаткам, которые быстро проходят, – пошутила Волгина.

– И не говорите, – со вздохом согласилась с ней хозяйка и пригласила: – Проходите, пожалуйста.

На ходу, она предположила:

– Вы, наверное, из-за Бореньки пришли?

– Совершенно верно.

– Может, на кухне поговорим? – спросила женщина. – А то я там обед готовлю.

– Конечно, – согласилась Мирослава, – поговорим там, где вам удобно.

– Вот спасибо-то, – обрадовалась хозяйка и прытко зашагала впереди Мирославы.

Кухонька у Семыкиной оказалась маленькой. Прямо у двери стоял стол, возле него две табуретки, над ним навесной шкафчик. У противоположной стены – газовая плита, а на ней сразу две кастрюли, распространяющие вкусные ароматы варящихся мяса и овощей. Рядом располагалась мойка. Ещё одну стену занимало пластиковое окно с пёстрыми занавесками. И наконец, на четвёртой стене висели сразу два навесных шкафчика. Мирослава невольно подумала, что неосторожный гость легко может разбить себе голову об один из этих шкафов, висящих довольно низко. Сама Волгина предпочла сесть на табуретку возле двери.

Хозяйка решила проявить гостеприимство: она налила детективу чаю в чашку с красным петушком и поставила на стол сахар, печенье, хлеб и масло.

Мирослава поблагодарила женщину, сделала пару глотков из чашки и решила приступить к разговору.

– Тамара Ивановна, мне не хотелось бы отнимать у вас много времени.

– Ничего, ничего, – прервала её Семыкина.

– Вы не могли бы мне рассказать о своём племяннике?

– О Боре? Да что о нём рассказывать, я прямо и не знаю. Лучше вы спрашивайте меня о том, что вас интересует. А я буду отвечать.

– Хорошо. Скажите, какие у вас были отношения с племянником?

– Ровные были отношения. Мы с ним не ругались. Но и особо близки не были.

– Почему?

– Да как вам сказать, – пожала плечами женщина, – Боря вообще не имел склонности к разговорам по душам. Обыкновенно приходил, чтобы навестить меня, всегда что-то приносил мне вкусненькое. Так что не стану отрицать, баловал старуху.

– Вы его родная тётка?

– Да, по матери. Сестра моя Зина ушла совсем молодой. Боря очень переживал тогда. Но примерно через год после её смерти оклемался и стал жить дальше, как ни в чём не бывало. Хотя мать всегда помнил и чтил память о ней.

– А где его отец?

– Кто его знает, где он. Бросил Зинку, подлец, когда Боре ещё и годика не было. И больше мы о нём ничего не слыхали.

– Значит, ваша сестра воспитывала сына одна?

– Получается, что одна. Хотя мы с мужем всегда ей помогали по мере наших возможностей. Мы и сами не шиковали. Но если покупали что-то своим детям, то и Борю не обделяли. А летом ехали всей оравой в Крым на двадцать четыре дня. – Семыкина посмотрела на Мирославу, видимо прикидывая её возраст, и сказала неуверенно:

– Вы и сами, поди, помните, как это раньше было.

Мирослава согласно кивнула, хотя в силу своего возраста помнила далеко не всё.

– Боря хорошо учился, – сказала Тамара Ивановна, – понимал, что матери тяжело и проталкивать его по жизни некому, вот и старался. Один раз только Зину огорчил. – Женщина неожиданно замолчала.

– Чем же? – тихо спросила Мирослава.

– Женился рано, и почти сразу у них с женой дочка родилась. Ариадночка. Но девочка была такой миленькой, что Зина скоро растаяла. Да недолго ей, бедняжке, пришлось радоваться внучке.

– Ариадна тоже вас навещает?

– Не то слово! – всплеснула руками женщина. – Она не только навещает нас, ещё и денег нам с мужем подкидывает. Мы ей поначалу говорили – не надо. Вроде как неудобно нам. А она и слышать ничего не хочет. Говорит, не возьмёте, баба Тамара, так я на вас обижусь. Хорошая девочка, – искренне похвалила Семыкина внучатую племянницу, – добрая. Только очень серьёзная, – Семыкина поджала губы и вздохнула. – Да и как ей не быть серьёзной, если в семье она вместо мужика.

– То есть? – удивилась Мирослава.

– Деньги-то Ариадна зарабатывает. А мужик её рисует.

– Илья Маратович Незвецкий довольно известный художник, – осторожно возразила Мирослава, – и думаю, тоже зарабатывает продажей своих картин.

– Много ли можно на картинах-то заработать, – покачала головой Семыкина, – поди, не деньги, а так, кошачьи слёзы. Все и тратит их на свои краски да холсты.

– Это вам сама Ариадна сказала? – улыбнулась Мирослава.

– Как же, скажет она, – отмахнулась женщина, – это я сама своим умом допетрила.

Допетривание тётки было явно ошибочным, но Мирослава не сочла нужным разубеждать женщину. Пусть родственники сами между собой разбираются.

– А вы вот, наверное, не знаете, – тем временем продолжила Семыкина, – что и Ирмочка не одобряла выбора дочери.

– Это мама Ариадны?

– Она самая. Ирма Иннокентьевна и была той самой девушкой, на которой Боренька женился. А потом они разошлись. Я очень жалела об этом.

– Почему?

– Мне Ирма нравилась. Да и сейчас мы с ней в хороших отношениях.

– Она ведь вышла замуж после развода с вашим племянником?

– И скорёхонько, – вздохнула Семыкина, – думаю, что она уже была знакома с Георгием, когда подавала на развод.

– А почему Ирма ушла от вашего племянника?

– Чего уж тут греха таить, – снова вздохнула женщина, – погуливал от неё Борис. А Ирма была женщина гордая. Цену она себе всегда знала. Вот и сменила моего племянника на Тактолызина. Живёт с ним и горя не знает.

– А общих детей у них нет?

– Нет. У Ирмы одна Ариадна. И Георгий был ей как второй отец.

– Ваш племянник, наверное, тоже недолго один оставался?

– Как же, останется такой один. Он через полгодика, наверное, на Соне женился. Вот только и с ней недолго прожил. Соня тоже с ним развелась и за другого вышла. Живёт сейчас в Германии.

– Как я поняла, ни одна из жён зла на вашего племянника не затаила.

– Не затаила, – согласилась Тамара Ивановна, – хорошие женщины Борьке попадались.

– А что вы скажете о Кате?

– Да что о ней можно сказать? Молоденькая она, глупенькая. Борька как женился на ней, так сразу её под себя стал строить.

– И что, построил? – улыбнулась Мирослава.

– Вроде бы, – неуверенно проговорила Семыкина, – первое-то время она была по уши в него влюблена. Только и слышно от неё было – Боренька то, Боренька сё.

– А потом?

– А потом, – Тамара Ивановна задумалась, – трудно сказать, я их дел не знаю. Могу только догадываться.

– И какие же у вас догадки?

– Между Борей и Катей пробежала кошка.

– Какая?

– Вот этого я не знаю. Вроде всё по-прежнему, но Борис поскучнел. Может, просто снова ему приелась семейная жизнь, а может, Катя перестала постоянно идти у него на поводу.

– Поэтому на банкет Борис Аввакумович пошёл один?

– Нет, на эти банкеты вузовские он всегда один ходил. Не знаю, почему у них так заведено.

– Тамара Ивановна, извините, если мой вопрос вам покажется дерзким…

– Чего уж там, спрашивайте.

– Может, у вашего племянника появилась новая возлюбленная?

– Чего не знаю, того не знаю. Но мне кажется, что от Кати Боря не гулял.

– А она от него?

– Скажете тоже, – рассмеялась Семыкина.

– А какие отношения были у вашего племянника с мужем дочери?

– С Ильёй у него как раз отношения были хорошие. А вот брата его он недолюбливал.

– За что?

– Может быть, за то, что Андрей такой же гулёна, как Боря в молодости.

– Вам об этом сказал племянник?

– Нет, зачем же, Ариадна.

– И что ещё вы можете сказать о брате мужа Ариадны?

– Да ничего больше не могу сказать. Он человек холостой, пусть гуляет, если хочется, пока ярмо на шею не надел.

– Под ярмом вы имеете в виду женитьбу? – улыбнулась Мирослава.

– Её самую.

– А у Ариадны с деверем хорошие отношения?

– Я думаю, что да, раз она ему детей своих доверяет.

– В смысле?

– В самом прямом. Они с Ильёй ещё люди молодые, сходить куда-нибудь хочется, вот и просят Андрея с детьми посидеть.

– Типа усатого няня.

– Типа.

– А что же няни у них нет?

– Есть, но только дневная. Она у них не ночует. Да и, потом, лучше уж с родным дядей вечером оставить детишек, чем с чужой тётей, хоть и под наблюдением камер. – Видя, что Мирослава размышляет над её словами, Тамара Ивановна сочла необходимым добавить, – дети-то Андрея обожают. Он с ними возится больше, чем родной отец. Илью, мне кажется, кроме его малеванья, мало что интересует.