Любовь как улика — страница 12 из 38

– Договорились.

Но когда Мирослава подъехала к «Магнолии», Славин уже был там.

– Неужто я опоздала? – забеспокоилась она.

– Ничуть, – одарил он её дружеской улыбкой, – до назначенного срока ещё десять минут.

– Фух! – выдохнула Мирослава точно так же, как выдыхает в случае явного облегчения её кот Дон. – Ты голоден? – спросила она оперативника.

– Есть немного.

– Тогда зайдём? – Она кивнула на вход в кафе.

– Подкрепиться не мешало бы, – охотно согласился он.

В меню кафе оказалось множество блюд грузинской, армянской и азербайджанской кухни. Мирослава была в «Магнолии» впервые, поэтому такой подбор несколько озадачил её.

– Дим, а чего заказывать будем? – спросила она.

– Я суп харчо, цыплёнка табака и хачапури.

– Харчо и цыплёнок не очень острые?

– Можно попросить положить поменьше специй.

– Тогда закажи мне то же самое, что себе, только по полпорции.

– Договорились.

Когда они допивали крепкий зелёный чай, Дмитрий спросил:

– И какие у вас проблемы?

– Я бы хотела посмотреть картины Ильи Незвецкого. Они ведь есть в галерее твоего отца?

– Есть. Но вход в галерею никому не заказан.

– Так-то оно так, но, может быть, ты расскажешь мне что-нибудь интересное и о самом художнике.

– Вот оно что, – проговорил он задумчиво, – но я не могу сказать, что знаю Незвецкого близко.

– Хотя бы и далеко, – улыбнулась она.

– Тогда не будем терять время и прямо сейчас отправимся в галерею.

Они расплатились каждый за свой заказ и вышли на улицу. Галерея «Вишнёвая роща», принадлежавшая отцу Славина, была совсем рядом. И на машине они добрались до неё буквально за десять минут.

Картины Ильи Незвецкого занимали значительную часть стены и располагались как бы обособленно от полотен других художников. Оперативник и детектив некоторое время молча переходили от одной картины к другой. В реальности полотна оказывали на зрителя ещё более сильное впечатление, чем при просмотре на мониторе компьютера.

– Дим, тебе не кажется, – тихо проговорила Мирослава, – что ему известна какая-то особая техника?

– Я думаю, что дело в красках, – так же тихо отозвался Славин.

– Но разве у других художников краски не точно такие же? – спросила она недоверчиво.

– Не скажите. Каждый большой художник имеет свой маленький секрет.

– Как ты интересно выражаешься, – заметила она.

– Не понял…

– Художник большой, а секрет у него маленький.

– Но это же только игра слов, – улыбнулся он.

– Я догадалась. А как художники обретают свой секрет?

– Кто-то по наитию, кто-то путём долгих экспериментов. Вот смотрите, – Славин указал на картину под названием «Волжский рассвет». – Видите, как у него незаметно зелёный цвет воды переходит в серебристо-серый, а потом в почти прозрачный голубой и буквально сливается с небом, краски которого, в свою очередь, медленно начинают темнеть и становятся сначала бирюзовыми, затем лазурными.

– Да, действительно, глаз почти не улавливает границ перехода тонов.

– Я хотел спросить, – Славин повернул голову к Мирославе, – почему вас заинтересовала живопись Незвецкого именно сейчас?

– Убит отец его жены.

– Это я знаю. Но при чём здесь живопись?

– Этого, Дим, я и сама не знаю. А как ты думаешь, Незвецкий, действительно талантливый художник?

– С моей точки зрения, очень.

– А с точки зрения твоего отца?

– Если бы отец не считал его талантливым, то не отдал бы столько места под его картины.

– Твоя правда. Хотя пока Незвецкого трудно назвать известным художником.

Оперативник пожал плечами.

– А тебе приходилось общаться с самим художником?

– Близко нет. Но в одной компании мы бывали.

– На разных творческих встречах?

– В общем, да.

– И какое он произвёл на тебя впечатление?

– Илья Незвецкий интроверт. Вещь в себе. По-моему, живопись, сам процесс творчества значат для него гораздо больше, чем весь остальной окружающий мир, вместе взятый.

– То есть ты считаешь, что он не зациклен на земных ценностях, типа семьи, родственных связей, денег?

– Мне так показалось. По-моему, его даже слава не особенно волнует. Ему главное, чтобы его картины видели люди. Он говорит с миром и с самим собой посредством своего творчества.

– Значит, ты думаешь, что гибель тестя не слишком его огорчила?

– Этого я не знаю. Скорее всего, огорчила. Но зацикливаться на ней и переживать по этому поводу, он, скорее всего, не будет.

– Выходит, что все художники разные…

– Конечно. – Он недоумённо посмотрел на неё, не понимая, к чему она клонит.

И Мирослава объяснила:

– Вот моя тётя Виктория Волгина тоже художник, хоть пишет она не картины, а книги. Так она о коте переживала почти год. – И сама себе возразила: – Хотя иной кот или пёс могут оказаться дороже какого-нибудь родственника, как ни кощунственно это звучит.

Славин кивнул.

– А брата его Андрея Незвецкого ты видел?

– Да.

– И что?

– Братья внешне не очень-то похожи друг на друга, а характеры у них, на мой взгляд, абсолютно разные. Андрей экстраверт. Во многом он подталкивает брата. Как правило, именно Андрей договаривается с владельцами галерей, работниками музеев, покупателями. Знаю, что Андрей возил работы брата на выставку в Прагу. Илья тогда приболел, кажется, температурил, а везти картины нужно было срочно. В Париж они ездили вдвоём.

– А Ариадна не ездила с ними?

– Ариадна?

– Ариадна Незвецкая, жена Ильи и дочь Гусарова.

– Ах да, – хлопнул себя ладонью по лбу Дмитрий. – Нет, она с ними не ездила.

– Наверное, не смогла оставить без присмотра свой бизнес.

– Скорее всего. Или, может, её не особо интересует творчество мужа.

– Ты думаешь, такое возможно?

– А почему нет?

– Просто, наверное, у меня в голове сидит идеализация.

– Какая?

– Что супруги должны интересоваться работой и увлечениями друг друга.

– Точно, идеализация, – рассмеялся Славин. – Конечно, в идеале так и бывает, но в жизни такое случается редко. У каждого свои интересы. Хорошо ещё, если супруги не мешают друг другу. А то посмотришь на иную семейку, и сразу вспоминается басня Ивана Андреевича Крылова «Лебедь, Щука и Рак».

– Угу. Ладно, Дима, спасибо тебе, что согласился пойти со мной в галерею и просветил.

– Не за что. Всегда рад помочь. Передавайте привет Морису.

– Обязательно передам, – улыбнулась Мирослава.

– Ну и коту, само собой, – добавил Славин с улыбкой.

– Ему в первую очередь, – согласилась Мирослава.

Она довезла Славина до отделения и отправилась домой.

Глава 10

Морису выпал счастливый случай. Секретаря Елену Матвеевну Травкину он узнал сразу, едва она спустилась с крыльца. И тут судьба, как двуликий Янус, благосклонно улыбнулась Морису, а девушке подстроила каверзу. Елена сделала всего пару шагов, как её нога подвернулась, и она жалобно вскрикнула. Морис тотчас выскочил из сверкающего «БМВ» и бросился ей на помощь. В это время она уже стояла на одной ноге, вторая туфля лежала рядом и тут же сломавшийся каблук. По лицу девушки текли слёзы.

– Не стоит плакать из-за такого пустяка, – ласково проговорил Морис и поднял туфлю с асфальта.

– Но что же мне теперь делать? – жалобно воскликнула девушка.

– Опереться на мою руку, – продолжая успокаивающе улыбаться, ответил он, – сейчас мы сядем в мою машину, найдём мастерскую и починим ваш каблук.

– Вы думаете? – спросила она неуверенно.

– Уверен! Кстати, как вас зовут?

– Елена.

– Какое чудесное имя. А я Морис.

– Вы француз?

– Нет, литовец.

– Тогда почему Морис?

– Это долгая история, – улыбнулся он.

Она оперлась на его руку и поковыляла к машине. Было видно, что идти ей трудно.

«Была не была, – подумал Морис, – тем более что я выполняю оперативное задание».

– Держите, – сказал он и сунул ей в руки туфлю со сломанным каблуком.

Она посмотрела на него испуганно, решив, что он передумал ей помогать. Но Морис подхватил девушку на руки. Она ойкнула от неожиданности и тут же обхватила руками его шею. В этот миг ей показалось, что она ещё никогда не была так головокружительно счастлива. Мягкая тонкая куртка прекрасного принца волнующе пахла кожей, а волосы его источали наитончайший аромат то ли первой весенней зелени, то ли росы. Она закрыла глаза и прижалась головой к его плечу. Дойдя до машины, Морис легонько тряхнул девушку и поставил на ноги.

– Осторожно, – сказал он и помог ей сесть в машину.

В салоне было уютно и удобно. Елена Матвеевна Травкина, простая институтская секретарша, согласилась бы сидеть здесь вечно.

Из расслабленного состояния её вывел голос Мориса:

– Вы не знаете, здесь есть поблизости ремонтная мастерская обуви?

– Есть в супермаркете «Алёнкино счастье». Это здесь недалеко, за углом, – быстро проговорила она, боясь, что он передумает ехать далеко.

– Вот и хорошо, – проговорил Морис, рассматривая свою спутницу в зеркале. Девушка была премиленькая, круглолицая, курносая. С россыпью едва заметных веснушек на носу и щеках. Он сразу догадался, что она натуральная блондинка.

«Всё, как и говорила Мирослава», – подумал он. Его пленительный акцент, чарующая улыбка, ласковый голос сделали своё дело, и девушка готова была ехать с ним не то что в «Алёнкино счастье» чинить каблук, а хоть за тридевять земель.

К сожалению или к счастью, ему не нравились милые доверчивые девушки с широко распахнутыми голубыми глазами. Он невольно вспомнил Ингу, девушку из его города, которая, по словам его мамы, любила его с детства. Впрочем, он и сам знал, что нравится Инге. У нее были не голубые, а светло-серые глаза, прямой, а не курносый нос и волосы ещё светлее, чем у Елены. Но что-то было общее во внешности и характере этих таких разных, на первый взгляд, девушек. Что именно, он не знал… Может быть, мягкость, открытость, готовность довериться понравившемуся парню.