Первые несколько месяцев он блаженствовал, и в первый же год их брака родился наследник. Но после рождения сына юная королева показала истинное лицо, и чувства вана начали угасать так же быстро, как вспыхнули. Он смог понять и простить ее недоброжелательное отношение к принцессе Чонхва и ее детям, но королева Вонсон стала смотреть свысока и на него самого. Терпя унижение от прекрасной супруги, он чувствовал себя совершенно несчастным.
Ван не упрекал молодую жену, несмотря на все ее колкости и гневные взгляды. Напротив, исполнял любые ее прихоти, но и это не смягчало супругу. Даже в постели с ней он больше не чувствовал настоящей близости, а потому его посещения Кёнсонгуна, дворца королевы, становились все реже. В двадцать с небольшим жена окончательно перестала его привлекать. Конечно, десять лет одиноких ночей не могли не отразиться на королеве. Она становилась все злее и раздражительнее, и ван, которому давно надоели ее нападки, старательно ее избегал. Отношения между ними с каждым годом становились все хуже.
Однако недуг, беспокоивший его даже сильнее, чем вечное противостояние с королевой, не объяснялся одним несчастливым супружеством. Причиной того, что тело отказывалось подчиняться желаниям, мог быть возраст или что-то еще.
Евнухи продолжали поставлять ему молодых женщин, с которыми ван приятно проводил время втайне от королевы, однако, когда дело доходило до главного, он редко оказывался на высоте. Он перепробовал все известные эликсиры, но безуспешно. Никто из придворных медиков не мог объяснить причину, лишь один из них осторожно предположил, что это побочный эффект лекарства, которое ван принимал много лет назад.
Дело в том, что вскоре после приезда монгольской принцессы в Корё юаньский двор отправил в Кэгён знаменитого лекаря в помощь супругам. Звали лекаря Ён Токсин, а эликсир, который он приготовил для корёского государя, имел название чоянхван, то есть «лекарство для усиления мужской энергии ян». После первого приема ван почувствовал себя таким же молодым и горячим, как и его супруга. Королева осталась довольна и заставила вана принимать эликсир постоянно. Ён Токсин был приближенным вана до тех пор, пока ученый О Юнбу из ведомства Тхэсагук[36] не предсказал, что у вана больше не будет детей, если он продолжит принимать чоянхван. И действительно, зачатие Вона состоялось без помощи чудодейственного эликсира, так же как и зачатие следующих дочери и сына, которые, к несчастью, умерли во младенчестве, а после того, как ван стал употреблять чоянхван, королева больше не беременела. Испуганная предсказанием, королева настояла на отказе от эликсира, однако, по-видимому, слишком поздно. Она так и не забеременела, а мужское бессилие вана стало еще ощутимее, чем до приема лекарства. Ван так и не узнал, действительно ли ему навредил чоянхван, но развивавшийся недуг все больше подрывал его веру в себя. Боязнь, что он опять пострадает, тоже повлияла на его отношение к королеве.
– Крестьяне собираются сеять рис, а королевская семья отправляется на охоту и доставляет простым людям еще больше забот. Неужели гора мертвых туш того стоит?
Обычно королева не стеснялась в выражениях. Чем больше нравилось вану какое-то дело, тем больше яда таилось в ее словах. Прозвучавший упрек был продиктован лишь желанием пристыдить мужа: забота о простых людях никогда не интересовала королеву.
Осознавая всю фальшь ее замечания, ван апатично спросил:
– Вы считаете меня тираном, моя дорогая?
– Мой упрек обращен не к вам, а к тем, кто побуждает вас к подобным поступкам. Где взять денег, чтобы оплатить этот великий поход?
Она бросила испепеляющий взгляд на Ёнъин-бэка, и тот сжался в седле. Ван усмехнулся:
– Если вас так волнует участь простых людей, есть способ себя проявить. Я слышал, что по совету Ёнъин-бэка вы с немалой выгодой продали кедровые орехи и женьшень в южной части города. Говорят, что люди, которые их привезли, были наказаны за сбор урожая, который они не выращивали. Если вы проявите к ним милосердие, Будда запомнит вашу доброту.
Слова вана королева восприняла как оскорбление, и в ее глазах зажегся недобрый огонек.
– Вы хотите сказать, что я наживаюсь за чужой счет?
– Почему вы так подумали, моя дорогая? Я же знаю, как вы заботитесь о наших подданных. Вспомнить хотя бы, как вы взяли на себя попечение о трехстах рабах Кванпхён-гона, подумав, что ему слишком тяжело держать на своих землях столько людей; или как приютили мастерицу, ткавшую белую ткань для монастыря, и позволили ей работать на вас.
От неожиданности королева не сразу нашлась с ответом, ее губы задрожали.
Кванпхён-гон Ван Хе, муж сестры вана, однажды забрал раба у дальнего родственника королевской семьи. Родственник этого так не оставил и обвинил Кванпхён-гона, и тот, чтобы избежать наказания, заявил, что раб предназначен в дар королеве Вонсон. К тому времени раб уже женился на одной из рабынь и стал частью «семьи» зависимых от Кванпхён-гона людей, которых насчитывалось ни много ни мало три сотни. Когда королева Вонсон узнала об этом деле, она посчитала себя вправе присвоить всех трехсот рабов Кванпхён-гона. В одночасье лишившийся рабочей силы Кванпхён-гон молил о прощении, стоя на коленях перед вратами королевского дворца, но все впустую.
Что до мастерицы, то королева забрала ее во дворец, когда получила от одной монахини в дар прекрасную ткань с красивым узором и выяснила, что соткала ее служанка монахини.
Раз ван упомянул об этих случаях после того, как она его упрекнула, значит, имеет в виду, что она сама обременяет и притесняет подданных. Не зная, как на это ответить, королева сердито фыркнула.
Словно не желая проигрывать, ван тоже с шумом выдохнул воздух. Он мог бы припомнить ей и конфискацию имущества его единокровного брата Сунан-гона Ван Чона, и золотую пагоду из монастыря Хынванса, которую перевезли во дворец королевы, – мог бы, но не стал, так как побаивался скандала.
Некоторое время царственные супруги выражали обоюдное негодование лишь намеренно шумным дыханием.
Слышавший все до последнего слова наследный принц огорченно поджимал губы. Его родители были самыми высокородными людьми Корё, но именно их чаще всего бранили и осуждали простые люди. И, судя по услышанному сейчас разговору, столь мало соответствовавшему статусу и возрасту родителей, подданные имели все основания для недовольства.
Крестьяне, склонявшиеся перед величественной процессией, являлись основой существования королевской семьи. Приближенные вана льстивыми речами и угодничеством заточили монарха в своего рода великолепную башню, но если фундамент башни растрескается и рухнет, что станет с ваном и всей королевской семьей? Для людей столь высокого статуса души его родителей были слишком мелки.
Вон жалел и вспыльчивую нерассудительную мать, которая вопреки своему желанию отталкивала мужа, и униженного ею отца, который не мог поладить даже с собственной женой. Их абсурдно незрелые отношения беспокоили Вона даже сильнее, чем ненависть к королевской чете почти всего населения. «Я никогда такого не допустил бы», – думал наследный принц, раздраженно наблюдая, как отец теребит бороду, явно опасаясь продолжения разговора с королевой. Вон был твердо уверен, что не хочет походить на отца ни как мужчина, ни как монарх.
Могущественные люди государства, наблюдая за раздорами в королевской семье, пытались угадать, верность кому из супругов принесет больше выгоды. Всем, кому удавалось втереться в доверие к вану или королеве, получали огромную власть, даже если не могли похвастать хорошим происхождением. И чтобы сохранить эту власть, приближенные королевской четы всеми средствами препятствовали какому-либо единению вана и королевы. Утешая несчастного вана, легко было получить все, чего пожелаешь, и наследный принц знал, что среди полутора тысяч человек, которые сейчас составляли процессию, лишь жалкая горстка людей была по-настоящему обеспокоена разладом в королевской семье.
Пятнадцать сотен человек, каждый со своими умыслом и расчетом, наконец прибыли во владения Ёнъин-бэка. А точнее, в усадьбу Покчжончжан, законной владелицей которой была его единственная дочь. В усадьбе предполагалось расположить вана, королеву, наследного принца, их евнухов и прислугу, а также близких родственников и высокопоставленных лиц.
Словосочетание «Покчжон» в названии «Покчжончжан» являлось буддийским выражением. Буквально оно означало поле, с которого в качестве урожая собирают благодать[37], метафорически же подразумевались три драгоценности буддийской доктрины[38], а также почитание родителей и помощь бедным. Другими словами, название напоминало, что, поклоняясь буддийским символам веры, почитая родителей и помогая нуждающимся, человек будет благословен. Не очень-то подходящее название для усадьбы Ёнъин-бэка с его худой славой стяжателя. Загородные дома богатых людей были довольно скромными и создавались скорее для любования пейзажем, однако Ёнъин-бэк и здесь выстроил настоящий дворец, в очередной раз вызвав зависть и ненависть многочисленных недоброжелателей.
– Да тут не хуже, чем в Кэгёне, – восхищенно отметил ван. – Я не против приезжать сюда время от времени.
Ёнъин-бэк поклонился, скрывая довольную улыбку. Королева, услышавшая похвалу супруга, окинула великолепные строения неодобрительным взглядом и привычно фыркнула.
– Так можно и целый год провести. Сколько прекрасных занятий: выслеживать зверя, выкуривать зверя, преследовать зверя, загонять зверя, травить зверя, стрелять зверя… Одного Сугангуна[39], конечно же, недостаточно.
Королева говорила, ни на кого не глядя, точно сама с собой, но ее слова услышали многие. Сановники пригнули головы, ван опять покраснел, а хуже всех почувствовал себя Ёнъин-бэк. Он поспешил умилостивить королеву.