Она опустила глаза и опять принялась подстегивать чогори хлопком, доставленным из юаньской столицы. Наряд казался великоватым для госпожи, но Пиён как будто не замечала. Ловкие движения замедлялись по мере того, как она погружалась в думы, вспоминая мужчину, который в день последнего представления выловил из пруда ее туфельку. Теперь она знала, как его зовут.
Сначала все казалось ей безнадежным. Вопреки ее ожиданиям после возвращения господина с королевской охоты в усадьбу не звали артистов. Встреча с мужчиной была возможна только во время нового представления, и Пиён вся извелась. Она не знала, когда ему удалось украсть ее сердце. Вероятно, это случилось, когда он схватил ее за ногу, чтобы обуть туфельку? Или когда они долго-долго смотрели друг на друга? А может, еще раньше, когда она пожалела его из-за шрама?
Свою тоску Пиён избывала, по ночам вспоминая краткий миг в его объятиях. Стоило ей об этом подумать, и она чувствовала запах мужского тела, отчего ей становилось нестерпимо жарко. Она отдавалась во власть сладостных грез до тех пор, пока ей не становилось стыдно, и тогда она зарывалась лицом в подушку и сердито возила ногами по постели, чтобы сбросить с себя наваждение. Ей хотелось снова пережить то же самое наяву, и от этих мыслей она то и дело заливалась краской.
А потом, словно почувствовав ее зов, он появился. Пиён не знала, как ему удалось, но он застал ее в тот момент, когда госпожа украдкой выбралась на одну из своих прогулок, нянюшка отлучилась по делам в большой дом, а Кухён пропал неизвестно куда. Они почти не говорили, и мужчина даже не коснулся ее, но они долго сидели рядом, и Пиён жадно ловила уже знакомый ей запах. Как по волшебству, через несколько дней все повторилось, и они стали встречаться так часто, что Пиён уже не находила в его запахе ничего необычного.
Хотя она и потеряла счет встречам, единственное, что ей удалось узнать о мужчине, так бесстрашно преодолевавшем стены чужой усадьбы, было его имя: Мусок. Она считала, что этого достаточно, ведь она-то даже не назвалась. Вероятно, смельчак до сих пор принимал ее за единственную дочь Ёнъин-бэка, вынужденную прятать лицо и проводить все время в уединении и под охраной.
Неизвестно, как могло все сложиться, но несколько дней назад нянюшка, вернувшаяся раньше обычного, заметила, как Мусок перебирается через стену, и подняла крик. Все подумали, что в усадьбе побывал вор, и обвинили Кухёна, отвечавшего за безопасность флигеля. Кухёна отправили в главное здание, а флигель теперь день и ночь сторожили с десяток рабов. Мусок больше не мог приходить, а Сан оказалась в ловушке.
– Ой! – вскрикнула Пиён, хватаясь за палец.
Сан наконец оторвалась от книги. На пальце Пиён выступила капелька крови.
– Что это с тобой? Ты всегда была такой аккуратной… – сказала Сан, завязывая платочком палец служанки.
Увидев, как искренне волнуется за нее госпожа, благодарная и измученная чувством вины Пиён не выдержала и разрыдалась. Сан смутилась, не зная, что думать.
– Почему ты плачешь? Больно? Хочешь, я попрошу у нянюшки мазь?
– Нет, мне не больно…
Но слезы не прекращались – слишком долго она все держала в себе. Пиён не смела даже взглянуть на Сан, но та ждала, и надо было что-то сказать.
– Я… я… я ничего не могу сделать… – начала она, всхлипывая. – Я так хочу вам помочь… Вам тут плохо, а я ничего не могу…
– Ты о чем? Подумаешь, нянюшка переполошилась. Воришка даже ничего не украл, так что через несколько дней все успокоится. Ты волнуешься из-за меня? Из-за того, что я не могу выбраться из усадьбы?
Пиён кивнула, и Сан рассмеялась. Было бы из-за чего лить слезы! Она обняла служанку и погладила ее по спине.
– Не стоит переживать, я в полном порядке. Наконец-то могу спокойно почитать.
– Да вы и одной книжки не закончили за все эти дни! Смотрите, с утра на той же странице!
Сан смутилась и бросила взгляд на открытую книгу.
– И к чаю сегодня не прикоснулись, – продолжала Пиён, вытирая слезы. – Это я виновата…
– Ну что за глупости ты говоришь! Я просто задумалась, вот и все.
– Задумались? О чем? Я могу что-нибудь для вас сделать?
– Просто размышляю. Тебе не о чем беспокоиться.
– Я совсем бесполезна…
Слезы опять выступили на покрасневших глазах, и Сан поторопилась промокнуть платком глаза несчастной служанки. Ее глубоко тронула дружеская забота Пиён.
«Я слишком много времени проводила с Воном и Лином, забыв о старой подруге, – корила себя Сан. – Должно быть, ей показалось, что я ее избегаю. Она здесь совсем одна, а я и слова не сказала за последние дни, только и думаю о своем…»
– Прости, что не рассказала тебе, но у меня появился друг, – призналась она, преисполненная раскаяния. – Мы видимся, когда я убегаю из дома. В нашу последнюю встречу он вел себя странно, и я не могу не думать об этом…
Ничто не впечатляет человека больше, чем чужой секрет. Слезы Пиён тут же высохли, глаза загорелись любопытством. Госпожа давно не рассказывала о своих прогулках, а Пиён не осмеливалась спрашивать. Неужели сейчас она все узнает? Пиён затаила дыхание.
– Мы были на конной прогулке недалеко от масличного рынка. До этого мы не ссорились, но он почему-то все время молчал и даже не смотрел на меня…
– А обычно он разговорчивый?
– Да нет, не очень… Но в тот день был особенно молчалив.
Как только Сан прибыла в Кымгвачжон и увидела Лина, она сразу почувствовала что-то неладное. Казалось, сам воздух вокруг него был тяжелым. Лин словно воды в рот набрал и вел себя так, будто ее нет рядом, из-за чего Сан чувствовала себя глупо и злилась. После королевской охоты их отношения и так оставляли желать лучшего, потому что Сан постоянно была на взводе: стоило ей оказаться рядом с Лином, и ее предательское сердце колотилось, пробивая грудь. Молчание Лина выводило ее из себя: если что-то случилось, почему не сказать?! Так они и ехали, не говоря ни слова. Лин смотрел только вперед, а Сан кипела от возмущения и кидала на него гневные взгляды, которых он не замечал. Вдруг он резко остановил коня. Впереди них спешивалась группа всадников.
– Королевские стражники вели себя как разбойники, – рассказывала Сан. – С ними были девушки нашего с тобой возраста, привязанные друг к другу, точно рыбы в связке. Все плакали. Им предстояло отправиться в Юань. Стражники обыскали каждый дом. Мы с другом увидели, как один из них вывел девушку, а за ними выбежали ее родители. Им почти удалось схватить дочь за руку, но другой стражник сбил их с ног.
– Это ужасно! Даже слушать невыносимо, а каково увидеть своими глазами! – вскричала Пиён.
– Но мой друг, Лин, оставался очень спокойным, – сказала Сан и судорожно вздохнула.
Девушка, увидевшая, как упали на землю ее родители, закричала и попыталась вырваться, но стражник был намного сильнее. Ее связали вместе с остальными, и она продолжала так громко рыдать, что стало больно ушам.
Побледневшая Сан задрожала.
– Что происходит? – воскликнула она, обращаясь к Лину.
Лин, до сих пор молчавший, будто немой, на этот раз ответил спокойно и безучастно. Сан поразил его отрешенный вид – так люди наблюдают за пожаром с безопасного расстояния.
– По приказу королевы собирают девиц для монголов. Королева скоро отправляется в Тэдо; это живая дань, которую она преподнесет императору.
В это время отец девушки приподнялся с земли и с отчаянной мольбой вцепился в ноги стражника, но тот грубо его пнул, отшвырнув от себя. Не в силах дольше терпеть, Сан рванулась вперед, но Лин решительно преградил ей путь.
– Нет, Сан, не вмешивайся. Даже если тебе каким-то чудом удастся спасти эту девушку, они заберут другую. Ты ничего не добьешься.
– Отбором девиц занимается Управление браков! А здесь бесчинствуют королевские стражники! Ты хочешь сказать, что продолжишь просто смотреть?!
– Какая разница, кто это делает, если результат один? Они получили приказ.
– Я думала, ты друг Вона, а не защитник королевы. Разве Вон одобряет такую жестокость?
– От его высочества здесь ничего не зависит. Но если мы вмешаемся, он может пострадать. Успокойся. Если ты меня не послушаешь, я увезу тебя силой.
Даже сейчас Сан вздрагивала, вспоминая, каким увидела Лина в тот день.
– Он смотрел, не отводя глаз, пока все не закончилось. Я не замечала в нем ни печали, ни сострадания. Наоборот, он был спокойнее, чем обычно. А когда я попыталась вмешаться, он меня остановил.
– Госпожа, я думаю, он поступил правильно. Если бы не он, вы могли пострадать. Разве можно противиться стражникам?
– «Я остановил тебя не потому, что боюсь вмешаться – просто от этого будет только хуже», – ответила Сан изменившимся голосом, видимо, изображая своего друга.
Она казалась очень недовольной, и Пиён пока не решалась расспрашивать о Лине, только постаралась запомнить имя.
– Вы на него разозлились?
– Да, но это на него не подействовало.
Покусывая губу, Сан опять погрузилась в воспоминания.
– Как ты мог просто смотреть?! – дрожавшим от гнева голосом спросила она, когда все закончилось. – Неужели ты ничего не чувствовал?!
– Мои чувства не помогли бы, так зачем их показывать? – сухо ответил он.
Сан покачала головой.
– Нет, Лин. Люди кричат, когда сердятся, плачут, когда грустят, и смеются, когда счастливы. И если другие видят, что кто-то плачет, они понимают, что ему тяжело. Если плачет кто-то другой, ему сочувствуют, переживают его боль. Раз ты бесчувственен, ты не имеешь права советовать Вону жалеть и любить подданных. Даже если ты не крадешь чужие земли, не уводишь чужих рабов и не берешь взятки, этого недостаточно. Рядом с Воном должен быть тот, в чьих жилах течет теплая кровь, а не такой хладнокровный и безучастный человек, как ты.
Лин опустил глаза и слабо улыбнулся. Сан не знала, понял ли он ее или просто над ней смеется.
Лин тем временем тихо ответил:
– Мы должны сделать так, чтобы как можно меньше корёских девушек попадали в Юань. Я был бы рад, если сочувствие могло бы решить эту задачу, и совсем не стал бы об этом думать, если бы все зависело от воли наследного принца. Тогда твои слезы и гнев пригодились бы.