Вон покосился на Ин Ху. Пожилой сановник говорил с легкой улыбкой, значение которой трудно было понять, но в его глазах не было тепла.
– Видимо, меня принимали за нищего, потому что останавливали и предлагали дары, покрывающие расходы моего путешествия. Это меня и задержало.
– Ха-ха! Не судите подданных строго, ваше высочество. Недаром же говорят, что в слишком чистой воде рыба не водится[48]. Эти люди преданы вам и стараются услужить, – ответил Ин Ху, хитро сверкнув глазами.
Лицо Вона тоже расплылось в улыбке.
– Ты прав, а потому надо бы изменить способ выражения преданности. Немедленно лиши чинов и отправь в ссылку Чхве Сеёна и То Сонги. Они крадут чужих рабов и берут огромные взятки. Кроме того, смени королевского посланника в провинции Чолла. Нынешний посланник, Квон Ый, вместо того чтобы защищать население от произвола чиновников, обирает его под предлогом служения королевской семье.
– Это не в моей власти, ваше высочество. Только его величество решает такие вопросы, – невозмутимо ответил Ин Ху.
Названые сановники были тесно связаны с Ин Ху, и их замена означала бы для него ослабление собственной власти. Вон это знал, и его нисколько не обманула невозмутимость придворного.
– Пока его величество пребывает в Тэдо, такие вопросы решаю я. Утром возвращайся в Кэгён и делай, что тебе сказано. После этого присоединишься ко мне.
– Но ее величество тоже очень ценит этих людей…
– Если хочешь последовать за ними, я не стану препятствовать. После выполнения моего приказа оставайся под домашним арестом. Я освобождаю тебя от дальнейшей службы.
Пораженный Ин Ху потерял дар речи. Резкие, как удары хлыста, слова наследного принца не были шуткой. Кое-как придя в себя, придворный натужно улыбнулся. Он не даст переиграть себя титулованному юнцу.
– Ваше высочество, вы не можете отстранить меня, не предъявив обвинений. Сделав так, вы злоупотребите властью, временно полученной от его величества.
– Я хорошо помню, как страдало население после твоего назначения в военный гарнизон Кимджу[49]. Ты крал земли, рабов и вымогал взятки – вот тебе обвинение.
– И все же вы не можете прогнать меня. До сего дня вы ни разу меня не упрекнули.
Вон хмыкнул.
– Я держал тебя при себе не из-за того, что ты мне приятен. Ты был полезен, потому что умел налаживать связи с нужными мне людьми в Юани.
– Ха-ха, спасибо за честный ответ, ваше высочество.
– Честность – основная добродетель правителя, потому что внушает к нему доверие.
– Это так, ваше высочество, однако если правитель станет высказывать все, что у него на уме, это может навредить ему в будущем.
– Я запомню твою угрозу. Ты хочешь сказать что-то еще?
Ин Ху ненадолго задумался, а потом с неизменной улыбкой проговорил:
– Полагаю, вы узнали нечто от господина Ван Лина?
– Не важно, от кого я узнал о твоих деяниях. Я поступаю так, как считаю правильным.
Увидев, как нахмурился наследный принц, Ин Ху протестующе взмахнул рукой.
– О нет, ваше высочество, я совсем о другом.
– О чем же?
– Вон там, в большом шатре около покоев ее величества, держат девушек, которых везут в дар монгольскому хану. Королевские стражники собрали девиц со всего Кэгёна, а окончательный выбор сделала сама королева.
– И что с того?
Улыбка больше не появлялась на губах Вона. Его глаза потемнели, когда он взглянул на шатер, где держали живую дань, и откуда, точно скорбные звуки флейты, доносился едва различимый плач женщин.
– Кроме простолюдинок ее величество изволила взять в Тэдо нескольких девушек из благородных семей. Их разместили отдельно.
– К чему ты ведешь?
– Эти благородные девицы – дочери известных вам сановников Ким Чисо, Квак Пона, Ли Токсу и Ван Ёна.
– Ван Ёна?! – воскликнул Вон.
В ответ Ин Ху поклонился, пряча хитроватую улыбку.
«Как же так, Лин? – мысленно обратился к другу наследный принц. – Почему ты ничего мне не сказал?»
А ведь он чувствовал, что с Лином что-то не так! Так вот в чем дело!
«Я не смогу смотреть Лину в глаза, если его сестра уедет в Юань. Что мне делать?»
Вон огляделся, словно пытаясь найти ответ. Губы его пересохли, горло саднило.
– Ваше высочество, что с вами? Вы так изменились в лице! Могу ли я чем-то помочь? Я сделаю все, что пожелаете, – обратился к нему Ин Ху, изображая заботу.
– Почему ты рассказал мне об этом?
– О чем, ваше высочество?
– Перестань притворяться! Ты только что сообщил, что дочь Ван Ёна везут в Юань и она находится здесь с другими девушками из благородных семей.
– А, вот вы о чем. По приказу ее величества были отобраны девушки…
– Ин Ху!
Обращение по имени разгневало немолодого вельможу. Однако он проглотил обиду и, наклонившись ближе к наследному принцу, прошептал:
– Слишком поздно что-то предпринимать. Особенно если дело касается племянницы принцессы Чонхва…
– Я знаю.
– Но если подумать, пожалуй, найдется способ повлиять на ее величество…
– Говори же!
– Вы действительно желаете это услышать, ваше высочество? – любезно спросил сановник и выжидающе замолчал.
Вон внимательно посмотрел на него, и на гранатово-красных губах наследного принца заиграла приятнейшая улыбка.
– Ин Ху, я обдумал все и решил, что без тебя мне не обойтись. Ты едешь со мной в Тэдо.
– Как будет угодно вашему высочеству.
Сановник низко склонился, не заметив стального блеска в глазах Вона.
В небольшой комнате дома, построенного рядом с горячими источниками, несмотря на поздний час, бодрствовала Тан. Через открытое окно виднелись яркие огни факелов. Вглядываясь в темноту за ними, девушка пыталась разглядеть Кэгён, хотя и знала, что это невозможно. Но с рассветом предстояло двигаться дальше, и тогда Кэгён, где она родилась и выросла, где остались ее родители и старшие братья, будет потерян для нее навсегда. Увы, уже и сейчас расстояние и ночь не давали ей бросить последний взгляд на родной город.
– Госпожа, вы простудитесь, – войдя в комнату, сказала одна из дворцовых женщин куннё[50] и решительно направилась к окну. – Путь еще долгий, вам нельзя заболеть. Вы, наверное, не знаете, что некоторые девушки умирают в дороге.
– Подождите, – мягко остановила ее Тан. – Это окно выходит на юг, где остался Кэгён. Я взгляну в последний раз.
Куннё понимала, что девушка ничего не увидит, но все-таки остановилась. Ей до боли в сердце стало жаль Тан, белоснежная кожа которой казалась сейчас совсем бледной.
– Вы в Пхёнджу впервые? – спросила она. – Кожа у вас, точно белый фарфор.
– Мне не приходилось бывать так далеко от Кэгёна, – тихо ответила Тан. – Я почти не выходила из дома, только помолиться вместе с матушкой.
– И на рынке не были?
– Не была.
– А как насчет праздника восьми духов и праздника фонарей? Никто в Кэгёне не остается дома в такие дни. Разве что несколько человек.
– И я одна из них, – сказала Тан со слабой улыбкой.
И ее собственный характер, и влияние отца, предпочитавшего тихую жизнь, привели к тому, что Тан, как и ее старший брат Ван Пун, все время проводила в усадьбе, в отличие от Ван Чона и Ван Лина. Хотя женщинам благородного происхождения вовсе не возбранялось выходить из дома, Тан пребывала в добровольном заточении до тех самых пор, пока ей не пришлось отправиться в долгий путь.
– Вы уже бывали в Тэдо? – в свою очередь спросила она у куннё.
– Да, я дважды сопровождала ее величество.
– Что это за место?
– Очень большой город, величественный и красивый. В первые дни он может напугать, но вы быстро привыкнете. Там точно так же светит солнце и дует ветер, ведь им все равно, столица ли это империи, или маленький городок. Та земля ничем не отличается от корёской.
– Но отличаются люди…
Глаза Тан вновь обратились к далекой темноте за окном. Думать о семье, с которой она рассталась всего несколько дней назад, было так больно, словно она не видела родных уже целую вечность. Она вспоминала матушку, плакавшую до тех пор, пока не лишилась чувств; отца, который прощался с ней торжественно и строго и крепко зажмурил глаза, когда к ним подступили слезы; печального Ван Пуна…
– Вы думаете о родных? – осторожно спросила куннё, будто прочтя ее мысли.
– О старших братьях.
– Наверное, им было очень грустно прощаться с вами…
– Я беспокоюсь за второго и третьего по старшинству братьев. Они как огонь и лед, и все больше отдаляются друг от друга. Я боюсь, что произойдет нечто непоправимое.
– Напротив, горе расставания с вами их сблизит…
Если бы это было так! Ужасная сцена вновь встала перед глазами. Как только матушка упала без чувств, Чон, словно зверь, набросился на Лина.
– Это все, на что способен твой так называемый друг?! Ты для этого ему угождал?! – Не обращая внимания на отца и старшего брата, пытавшихся остановить его, Ван Чон вцепился в Лина и тряс его, продолжая орать: – Почему ты молчишь?! Как ты можешь просто смотреть на несчастье сестры?! Что, раз дело касается наследного принца, ты и слова не скажешь против?!
Слуги подхватили паланкин, в котором сидела Тан, и поспешили прочь из усадьбы, но девушка еще долго слышала крики Ван Чона. Когда же все стихло, ей стало еще страшнее, так как она поняла, что осталась совсем одна. Как она сможет стать женой незнакомца и жить в чужом городе, где нет ни одного близкого человека? Ей захотелось выпрыгнуть из паланкина, но вдруг слуги остановились, шторка на крошечном окне отодвинулась, и она увидела бледное лицо Лина. Брат прошептал только одно слово: «Прости…»
С того самого дня, как пришло известие из дворца, Лин ни разу не говорил с ней, но по одному короткому слову она поняла все, что творилось у него на душе. Чувствуя, как по лицу заструились слезы, Тан мягко кивнула и улыбнулась. И паланкин вновь тронулся в путь.